Страница 7 из 18
После этого похода русские летописи не упоминают о ятвягах до 1260 года, когда к Даниилу пришла весть из ляхов, что татары проникли в Ятвяжскую землю; по этой вести Даниил пригласил к себе своего сына Льва, с которым уговорился послать засаду к Визне; но наперед отправил к ятвягам двух разведчиков, которые бы разузнали, где брат Даниилов Василько, отправившийся воевать литву вместе с татарами; но разведчики попались в руки татарам, и тем дело кончилось, или, вернее, на этом прервался рассказ летописи. Из рассказа же этого, к сожалению прерванного, можно заключить, что Ятвяжская земля в это время уже принадлежала литовскому князю Миндовгу. И действительно, Миндовг около этого времени и даже несколько раньше распоряжался Ятвяжскою землею как своим достоянием и назывался князем Ятвяжским. Так, у польского летописца Длугоша читаем под 1260 годом: «Миндовг, великий князь Литовский, собрал большую рать из литовцев, русских, ятвягов и жемайты, и из других неверных народов, вступил в Мазовецкую землю и страшно опустошал эту страну. Затем перешед в Пруссию и предал огню все тамошние города, построенные рыцарями, которые не смели выступить против него и попрятались по своим замкам. А прежде этого Миндовг в своих грамотах, притворяясь католиком, отдал тем же рыцарям Ятвяжскую землю с Жемайтию и другими землями. Чтобы отмстить за это опустошение Пруссии, немецкие рыцари в следующем, 1261 году, собравши большое войско, отправились опустошать земли: Ятвяжскую, Литовскую и Жемайтскую; но их войско, зашедши слишком далеко в литовские леса, было со всех сторон окружено литовцами и ятвягами, потерпело полное поражение, и только немногие успели спастись, остальные были убиты или попались в плен».
По Длугошу, в 1264 году Болеслав Стыдливый, государь краковский и судомирский, чтобы покончить с ятвягами, опустошавшими его пограничные владения, собрал многочисленное войско со всех своих земель и вступил в Ятвяжскую землю. Ятвяги вышли ему навстречу и вступили в битву под предводительством своего старшего князя Комата. Ятвягов было гораздо меньше, чем поляков: но они сражались так храбро, что поляки могли одолеть их только множеством. Поляки несколько раз возобновляли нападение, посылая свежие войска; но не могли прорвать их строй; ятвяги, даже потерявши своего князя Комата, продолжали сражаться и все до одного пали в неравном бою. После этой битвы Ятвяжская земля уже более не восставала и все племя ятвягов как бы исчезло; оно частью отдалось Болеславу и было окрещено силою, а частью соединилось с литовцами; и с тем вместе исчезло и самое имя ятвягов». Но здесь ораторствующий польский летописец, по обычаю своих соотечественников, хватил чересчур.
На самом деле ятвяги еще в продолжение 20 лет напоминали о своем имени полякам, и сам же Длугош, похоронивший ятвягов в 1264 году, еще несколько раз упоминает о их нападениях на Польскую землю. Так, под 1268 годом он говорит, что литовцы и ятвяги напали на Куявию и произвели там опустошение и свободно возвратились домой с богатой добычей и множеством пленников. Или, по словам того же Длугоша в 1274 году, Лев Данилович, князь Галицкий, водил татар, литву и ятвягов на Люблинскую и Судомирскую земли и произвел там страшные опустошения. А по русским летописям мы действительно знаем, что ятвяги в 1273 году признали над собою власть Льва Галицкого и его братьев – князей Волынских. В Волынской летописи под этим годом сказано: «Вздумали князья пойти на ятвягов, и по наступлении зимы послали своих воевод, – Лев Андрея Путивлича с своей ратью, Владимир Желислава с своею ратью, и Мстислав Владислава Ломоногого со своею ратью. Воеводы, вступивши в Ятвяжскую землю, взяли здину; а ятвяги собравшись не посмели вступить с ними в битву. И потом Ятвяжсше князья: Минтеля, Шурпа, Мудейко и Пестило, пришли ко Льву, Владимиру и Мстиславу просить мира и получивши мир отъехали в свою землю». С сими то мирными и послушными ятвяжскими князьями, очевидно, Лев и ходил на Люблинскую и Судомирскую земли в 1274 году. Наконец, под 1276 годом Длугошу снова пришлось хоронить уже похороненных им ятвягов; под сим годом он говорит: «Остатки ятвягов, которые соединились с литовцами, мстя за свое прежнее поражение, вместе с литовцами вступили в Люблинскую землю тремя полками и начали опустошать тамошний край. Они, собравши множество пленников и добычи, уже возвращались домой, как Лешко Черный, государь краковский, нагнал их у Нарева и дал битву. Несмотря на упорное сопротивление особенно ятвягов, битва эта кончилась в пользу поляков. И ятвяги, чтобы не возвращаться домой разбитыми, иные удавились, а иные побросались в Нарев и потонули, так что только очень немногие остались в живых». Вероятно, этот же поход описывается под 1278 годом так: ятвяги три дня воевали около Люблина и возвратились домой с великою честью и множеством пленников; и с ними вместе литовский князь Тройден посылал на Польшу своего брата и Сирпутья с литовскими полками. Ежели Длугош и русские летописи описывают один и тот же поход под разными годами, то, значит, победа Лешко Черного есть только риторическое украшение Длугоша. А ежели принять, что в русских летописях описывается другой поход, следовательно, ятвяги на Нареве не потерпели такого страшного поражения, о котором говорит польский летописец. Во всяком случае, Наревский бой не истребил ятвягов; ибо под 1279 годом мы читаем в русских летописях, что в этом году в Ятвяжской земле был сильный голод и ятвяги прислали послов к Владимиру Васильковичу, князю Владимиро-Волынскому, которые говорили ему: «Приехали мы к тебе от всех ятвягов, надеючись на Бога и на твое здоровье, господине, не помори нас, но прокорми для себя же, пошли к нам продавать свое жито; а мы ради купим; чего хочешь воску ли, бели ль, бобров ли, черных ли куниц, серебра ль, а мы ради дать». И Владимир из Берестья послал к ним жито со своими людьми по Бугу и Нареву, которых ночью избили поляки под Полтовеском, а хлеб разграбили.
Таким образом, и второй раз придуманные Длугошем похороны ятвягов на Нареве, по свидетельству русских летописей, оказываются преждевременными. Да и у польских летописцев Мартына Бельского, Кромера и Гваньини ятвяги вместе с литовцами воюют в Люблинской земле еще в 1281 году и только в этом году разбитые Лешком Черным окончательно погибают. Но, очевидно, польские летописцы и здесь прибавили много лишнего; целый народ, как бы он ни был истощен разными несчастиями, не мог же погибнуть в одной битве. По всему вероятию, ятвяги, окруженные со всех сторон врагами, наконец принуждены были подчиниться сильнейшему и более близкому по месту жительства; а таковым врагом в то время для ятвягов были литовцы, а не поляки, сами слабые и раздираемые междоусобиями; и в Литовской летописи Быховца действительно около этого времени мы встречаем известие, что великий князь Литовский Тройден, услыхавши, что перемерли князья Ятвяжские, занял Ятвяжскую землю по согласию с ее жителями и стал называться князем Ятвяжским и Дойновским. Как бы то ни было, 1281 годом оканчиваются известия о ятвягах; после этого года о них уже не упоминается ни в русских, ни в литовских, ни в польских летописях. Вот все сведения о ятвягах, какие только дошли до нас в разных летописях. Сведения сии далеко не полны и не представляют связной истории ятвягов; тем не менее по ним мы попытаемся составить хотя краткий очерк о ятвяжском племени, занимающем значительное место в истории Полоцкой земли. Из сих сведений можно вывести следующие данные о ятвягах.
Во-первых, дошедшие до нас сведения единогласно свидетельствуют, что ятвяги были самое воинственное племя; они почти никогда не отказывались от битвы и скорее готовы были пасть костьми, чем обратиться в бегство, ежели представлялась какая-нибудь возможность удержаться; а посему все битвы с ними были самые упорные и победа над ятвягами доставалась дорого. Но сие воинственное племя было решительно одиночным среди племен и народов его окружающих, и за исключением редких случаев, и то только в позднейшее время, ниоткуда не имело поддержки. Что было причиною такового изолированного положения ятвяжского племени, мы решительно не знаем. Но, очевидно, оно зависело не от одного дикого характера ятвягов, а, скорее, самый характер сложился вследствие того, что это племя, может быть остаток древних племен, уже исчезнувших в доисторические времена этого края, очутилось заброшенным между враждебными племенами пришельцев, против которых должно было упорною борьбою отстаивать свое существование и независимость, и шаг за шагом отступать в глубину своих непроходимых болот и лесов, и, таким образом, на памяти истории с лишком три столетия продолжать свое существование, памятное не победами и успехами, а только упорною и почти всегда несчастною борьбою. История застает ятвягов в положении американских краснокожих, только с большими достоинствами и с вызовом на сочувствие.