Дурная кровь

– И что он сказал тогда?

Тот же человек, но как бы сразу погрузневший, напускная вежливость и удивление, однако она чувствовала скрытое напряжение.

– Настаивал на своем алиби: в тот вечер читал доклад о генной инженерии в Народном доме Сандвикена.

– Вы смогли подтвердить его данные?

– В зале присутствовало порядка семидесяти слушателей, но никто не знает точно, в каком часу исчезла Виола Сёдерланд…

– Мог он находиться в обоих местах? В одну и ту же ночь?

– Расстояние между Сандвикеном и Стокгольмом 191 километр, значит, да. Теоретически это возможно.

Адвокат Берглунда выглядела довольной, она прошептала что-то своему клиенту. Нина постаралась подавить раздражение, все в порядке вещей, ей нельзя поддаваться на провокации.

– Но Ивара Берглунда обвиняют не в исчезновении Виолы Сёдерланд, а в ином преступлении, – уточнил прокурор и взял в руки другую бумагу.

Нина потянулась за стаканом воды, стоявшим на столе перед ней, не заботясь о том, что от этого ей еще больше захочется в туалет. Вода оказалась теплой и отдавала землей.

– Ты можешь описать суду, как далее протекала ваша работа в Государственной криминальной полиции?

– Мы сравнили ДНК Берглунда со всеми имеющимися по другим нераскрытым преступлениям в Швеции.

– И какой результат?

– Мы получили еще одно совпадение.

– В продолжающемся расследовании?

– Да.

– Каком?

– Убийства Карла Густава Эверта Экблада в Наке в прошлом году.

Казалось, ветер пробежал по рядам присутствующих по другую сторону пуленепробиваемого стекла, беззвучный шторм, внезапно возникший и столь же резко затихший. Волосы зашевелились, руки пришли в движение, ручки заскользили по бумаге. Все эти факты были известны в суде, но пока только в виде слов на бумаге. Сейчас они как бы ожили, персонифицировались. И человек, находившийся по другую сторону прозрачной перегородки, уже казался монстром, кем и был.

Прокурор заглянул в свои материалы.

– Ты выступала в роли координатора в этом расследовании, не могла бы сообщить нам больше деталей?

Это была первая ее неделя на новой работе, она еще не прошла вводный курс, и на нее пока не навалилась куча дел.

– Карл Густав Эверт Экблад, по прозвищу Кагген, часто сидел на парковых скамейках в центре Орминге. Его запытали до смерти в мае прошлого года.

– Запытали?

Нина перевела взгляд с прокурора на Ивара Берглунда, она не боялась его, знала, кем он был.

– Жертву нашли подвешенной над муравейником на дереве за колени спиной вниз. Экблад был голый и измазан медом, с запястьями и лодыжками, соединенными вместе скотчем. С выдранными ногтями, развороченным задним проходом, сломанным носом. Он умер от недостатка кислорода, его задушили, надев на голову пластиковый пакет.

Ивар Берглунд откинулся на спинку стула, как бы в попытке дистанцироваться от этих обвинений. Он шепнул что-то своему адвокату, и та коротко кивнула в ответ. Прокурор поднял лист бумаги и обратился к судье.

– Приложение с результатами судебно-медицинского исследования тела Карла Густава Эверта Экблада имеет номер 53В.

Судья сделал для себя пометку. Криспинссон повернулся к Нине снова:

– Ты посетила место убийства?

Сосна в расщелине скалы, мощный ствол и короткая крона. Нижние ветки толщиной с человеческую руку, давно высохшие, без коры, древесина серого цвета и шелковистая на ощупь.

– Да, я сделала это.

– Пока жертва все еще… висела там?

Дождь и белый свет ламп экспертов, полицейские как тени.

– Да.

– Что сказало тебе место преступления?

– Его выбрали с умом. Изолированное, недалеко от жилья, но вне зоны слышимости.

– А жертва?

Нина снова обратила взор на Ивара Берглунда. Он смотрел на нее, когда она отвечала, оценивал ее уверенность взглядом.

– Подвешивать человека таким образом – это известный метод пытки, его называют La Barra, или «Попугай». Жертва испытывает нестерпимые мучения, циркуляция крови в ногах прекращается. Если человек выживает, возникшие повреждения часто приводят к гангрене и ампутации. А смазывать людей медом и помещать их в муравейник – это испытанный метод пыток в Африке, особенно в Анголе.

– Где на месте преступления нашли ДНК преступника?

Она повернулась в сторону Криспинссона.

– На ногте среднего пальца правой руки жертвы, с внутренней стороны удалось обнаружить фрагмент кожи, и ДНК соответствовала ДНК Ивара Берглунда.

– И это абсолютно точно?

Она добавила силы в голос, чтобы завуалировать неуверенность при ответе.

– Такую информацию мы получили из Государственной криминалистической лаборатории.

Прокурор что-то читал в своих бумагах. Нина бросила быстрый взгляд на присяжных, все сидели с широко открытыми глазами и выпрямив спины. Даже крайний слева мужичонка, похоже, не спал.

– Жертва, о которой идет речь, Карл Густав Экблад где жил? – спросил Криспинссон.

Темно-коричневые деревянные панели, требовавшие покраски. Висевший наискось почтовый ящик, никаких грядок. Окна с грязно-белыми занавесками.

– Он снимал комнату в Орминге, но по бумагам проживал в Марбелье, в Южной Испании.

– Каким был следующий шаг в вашем расследовании?

– Поскольку убитый числился проживающим за границей, мы начали сотрудничество с испанцами. Формально через Интерпол, но я имела прямой контакт с их национальной полицией по этому делу.

– Испанский твой родной язык?

– Я выросла на Канарских островах.

Прокурор улыбнулся ей, посмотрел на судью и сложил свои бумаги.

– Спасибо, тогда у меня больше нет вопросов.

Нина посмотрела на Марту Гензелиус, адвоката Ивара Берглунда, стройную блондинку сорока с небольшим лет в дорогом костюме, туфлях на высоких каблуках, с уложенными феном прямыми волосами. Для нее, судя по всему, было важно соответствовать эталону успешной шведской бизнес-леди, одинаковому для всех представительниц слабого пола, независимо от того, шла ли речь о владелице бутика, директоре банка, модельере, теледиве или ком-то другом. Сейчас она перебирала свои бумаги, водя по ним акриловыми ногтями.

Наконец она подняла от записей глаза и с непроницаемым лицом уставилась на Нину.

– Нина Хофман, почему ты закончила работу в качестве полицейского?

«Держи себя в руках», – приказала себе Нина.

– Я не прекращала работу в качестве полицейского.

Адвокат приподняла ухоженные брови, нарочито медленно взяла свои записи и какое-то мгновение читала про себя.

– Ты только сейчас сообщила, что являешься оперативным аналитиком.

Отвечая, Нина старалась говорить как можно более дружелюбным тоном:

– Поскольку я дипломированный полицейский и работаю в правоохранительных органах, у меня остаются все полицейские полномочия. Это означает, что я могу задерживать и отпускать людей, проводить допросы или применять силу в случае необходимости.

Адвокат терпеливо выслушала ее.

– Хорошо, я переформулирую вопрос. Почему ты уволилась из полиции Сёдермальма?

– Я попросила дать мне учебный отпуск, поскольку собиралась изучать криминологию и поведенческие науки в Стокгольмском университете.

– Какое это имеет отношение к делу? – вмешался Криспинссон в диалог двух женщин.

Адвокат что-то быстро записала на листе бумаге, лежавшем перед ней.

– Как тебе работалось в Сёдермальме?

Нина постаралась не воспринимать вопрос как оскорбление, неужели адвокат думала, что ее так легко одурачить?

– Куда ты клонишь? – спросил судья.

Марта Гензелиус постучала авторучкой по лакированному ногтю на большом пальце.

– Это станет ясно позднее по ходу допроса, – сказала она.

Нина сделала все возможное, чтобы не показать своего раздражения, прозвучавшая сейчас реплика была классическим адвокатским маневром, имевшим целью озадачить судью и выбить из колеи свидетеля.

– Сформулируй как следует вопрос для свидетеля или задавай следующий, – сказал судья.