И обрушилась стена

Полдень. Солнце опаляет столики, за которыми сидят задыхающиеся от жары американские туристы, пытающиеся утолить жажду. Камера приближается к столу, за которым Майкл и Кэти сидят с Питером Стоуном, тем самым студентом, который когда-то следил за Майклом в аудитории. Теперь Майкл с бородой. У Кэти бусы из сердечек и лента на голове. Из портативного радиоприёмника за соседним столиком слышна песня «Битлз». Питер Стоун увлечённо беседует с Майклом и Кэти.

Питер Стоун. Подошла к концу игра пространства, подошла к концу игра времени, а затем подошла к концу игра Питера Стоуна. Я пребывал в вечности, хотя там не было никакого «я».

Майкл. Что это за гриб такой, Питер?

Питер Стоун. Индейцы называют его теонанакатль. Что означает «плоть Господня».

Кэти. Звучит угрожающе. Одному Господу ведомо, что могло сделать с твоим мозгом такое вещество.

Питер Стоун (с миссионерским пылом). Сейчас в Гарварде обширная программа научных исследований по этому вопросу. Никаких побочных эффектов пока не обнаружено.

Майкл. В Гарварде? Я знал, что твоё лицо мне знакомо. Не тебя ли я видел как-то раз в физической аудитории?

Питер Стоун (невозмутимо, с лицом опытного и искусного лгуна). Нет, никогда не доводилось бывать в Гарварде. Сам я закончил Корнэлл.

Кэти (не скрывая своего скептицизма). Кто же занимается этими исследованиями в Гарварде, Пит? Мы могли бы их знать.

Камера придвигается к Майклу. Он вытащил свой бумажник и отделяет американские деньги от мексиканских. Меняется в лице. Чем-то смутно обеспокоен.

Питер Стоун (за кадром). Три психолога. Их зовут… э-э… Метцнер, Алперт и… э-э… ах да, один парень по фамилии Лири.

Странная, неземная музыка. Мы видим две стопки денег. На банкноте, лежащей сверху в стопке американских долларов, — глаз над пирамидой. На банкноте, лежащей сверху в стопке мексиканских песо, — колокол над пирамидой.

Кэти (за кадром). О! «Теоретик» Лири! Мы с ним знакомы. Он пытается превратить психологию в отрасль физики. (Подражает манере речи доктора Лири) «Где находятся тела в пространстве-времени?»

Музыка становится ещё более дикой, пока камера наезжает на глаз над пирамидой.

Кэти (за кадром, всё ещё подражая Лири). «Не рассказывайте мне о неврозах или приспособленности. Где находятся тела в пространстве-времени? Какими сигналами они обмениваются?» Старый добрый Теоретик Лири.

Под звуки неистовствующей музыки камера наезжает на колокол над пирамидой.

Питер Стоун (за кадром). Ну. Если сознание — это химическое вещество, то химические вещества могут изменять сознание, правильно?

Ни Кэти, ни Питер не замечают, что Майклом овладело что-то вроде приступа мучительного беспокойства.

Питер Стоун. Я хочу сказать: что, если нормальное сознание экранирует некоторые из самых важных сигналов, которые нам следовало бы получить? Допустим, этот гриб действительно расширяет сознание, открывая головной мозг для новых сигналов? Тогда мы смогли бы воспринять новую реальность.

Кэти. Но что, если он отравляет тебя на всю оставшуюся жизнь, а, Питер?

Камера снова придвигается к глазу над пирамидой, гораздо быстрее, чем в предыдущем подобном кадре. Жутковатая музыка.

Камера перескакивает на колокол над пирамидой.

Питер Стоун (за кадром). Местные индейцы использовали теонанакатль тысячелетиями без всяких побочных эффектов.

Кэти (цинично). Вряд ли их можно назвать образцом индустриального развития или рационального мышления.

Питер Стоун (убеждённо, но с мистификаторской ноткой в голосе). Индустриальное развитие и рациональное мышление — это ещё не всё, в чём нуждается и что должно знать человечество. Есть интуитивные виды знания, которые, возможно, отчаянно необходимы нашему обществу, миссис Эллис. Наша сила уже и так дьявольски огромна. Возможно, нам нужна ещё и мудрость, пока мы не…

Его прерывает на полуслове неожиданный звук глухого удара. Майкл потерял сознание и рухнул наземь вместе со стулом. Кэти и Питер подскакивают к Майклу и опускаются на колени. И тут слышится неожиданный, какой-то неземной гул.

Над головами с пронзительным жужжанием летает осоед.

На коленях Кэти покоится голова Майкла. Она смачивает тряпку водой, оставшейся в бутылке на столе, и прикладывает к брови Майкла. Мы слышим, как начинают скандировать голоса за кадром.

Голоса (за кадром). Раз! Два! Три! Четыре! Пять!

Студенческий бунт. Полицейские избивают студентов дубинками. Клубы слезоточивого газа. Камера прыгает и беспокойно двигается из стороны в сторону, как в кинохронике.

Голоса студентов (хором). Прекратите воевать! Шесть! Семь! Восемь! Девять! Всё здесь надо переделать! Эй, эй, Эл Би Джэй,[10] сколько сегодня ты убил детей?

Мы видим Майкла, которому уже далеко за тридцать. Он торопится к зданию факультета естественных наук, подальше от разбушевавшейся толпы. У него аккуратно подстриженная бородка, и он одет в повседневный твидовый костюм, обязательный для «действительных» профессоров. Мы слышим, как студенты снова начинают скандировать.

Студенты (за кадром, скандируют). Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Прекратите воевать!

По коридору идут Майкл и какой-то профессор.

Профессор. Никогда не думал, что такое может произойти в Гарварде.

Майкл. Всю страну лихорадит. Почему бы нам оставаться в стороне?

Профессор. Но гарвардские студенты!.. В моё время все они были джентльменами.

Некоторое время они идут молча.

Профессор. Как Чарли?

Майкл. По-прежнему во Вьетнаме. Дали младшего лейтенанта.

Он кивает на прощание и открывает дверь, обнаруживая

Доктор Бом, снова в тоге, стоит на месте оратора в центре и произносит речь.

Доктор Бом. Оружие, которое применил бы, нет, даже задумал бы применить только сумасшедший. Оружие, которое ведёт генетическую войну против ещё не рождённых поколений. Оружие геноцида.

По Майклу видно, что он ничего не понял, а лишь слегка растерялся. Он не успевает сообразить, насколько невероятно то, что он видит.

Майкл. О, прошу извинения. Я, должно быть, ошибся дверью.

Майкл закрывает дверь и отступает. Он выглядит не менее, а куда более растерянным.

Солдат всё ещё избивает плетью еврея. На том самом месте, где прежде сидел скучающий Майкл в одеянии римского офицера, мы видим Майкла в его гарвардском твидовом костюме. Плеть методично опускается четыре раза.

На фоне розоватого закатного неба чётко вырисовываются три креста.

Голос(в агонии). Мой Бог, Мой Бог…

Камера приближается. Еврей, которого мы видели избиваемым, распят на среднем кресте. Это он стонет.

10

Линдон Бейнс Джонсон, президент США.