Страница 29 из 46
Я знала, он был прав.
Он отвернулся и потащил меня дальше. Подошвы моих стоптанных ботинок с шуршанием заскользили по земле. Я хотела бы вновь идти сама, да только уже не могла: пару раз попыталась выставить одну ногу вперёд, затем другую, но делала это слишком медленно, в итоге запиналась и влетала носом в костлявое плечо своего конвоира. Он только чертыхался и крепче стискивал мой локоть.
И меня неодолимо тянуло за ним, не только потому что он держал меня за руку. Я чувствовала близкое присутствие живого существа, которое двигалось, говорило, имело какое-то намерение и чего-то ожидало от меня.
- Чем-нибудь болеешь? - вдруг спросил он, не оборачиваясь. - Вшей нет? Люси будет вопить, как проклятая.
Я молчала, с жадным любопытством, трусливо и робко рассматривая то место, куда он меня привёл. В дом, двери которого распахивались только ночью.
Схватив за плечо, мальчишка с усилием затащил меня наверх по скрипучей промозглой лестнице и втолкнул внутрь. Тут как будто молния разверзла ночное небо, и я отчётливо увидела каждую подробность - шпалеры с цветами, пыльные гобелены, покрывала, бархатные подушки - роскошь, да и только!
Всё кружилось, мелькало перед глазами; со всех сторон доносился смех, вздохи, скрип, шорохи, чуть слышный топот босых ног и журчание воды. Я ощущала смутную радость, стеснение, тревогу и беспокойство, меня передавали из рук в руки, раздевали, поливали тёплой водой, натирали душистым мылом, дёргали за волосы, осматривали, затем снова кутали в одежду, но уже в чистую и целую, а потом, наконец, усадили на скамью и сунули в руки тарелку с дымящимся супом.
Я открыла было рот, но тут у меня сдавило горло, видимость перед глазами расплылась, и я вдруг со скрипом стиснула зубы. Кто-то пожалел меня, кто-то выступил в мою защиту, - из грубости и злобы вдруг выглянула доброта, стремление оказать помощь.
- Что, заревёшь? - спросил мальчишка, тот самый, что привёл меня сюда. Он сидел поодаль, у окна, поджав под себя одну ногу и не спуская с меня острого и насмешливого взгляда.
Люси, девушка, провозившаяся со мной больше всех остальных, шикнула на него и протянула мне ломоть хлеба. Её браслеты мелодично зазвенели. Я осторожно сомкнула пальцы на шершавой корке, помяла её немного, затем отщипнула кусочек и отправила в рот. Люси улыбнулась, и в её лице появилась почти детская мягкость, что-то ласковое, доверчивое. Я улыбнулась в ответ.
- Так как же тебя зовут? - спросила она.
Я снова открыла рот, но опять не выдавила ни звука. Не потому что не могла, а потому что не знала, что ответить.
Моё имя... Да оно у меня было, но никто ещё не называл его вслух.
- Загляни ей в рот, - снова подал голос мальчишка, счищая кожуру с яблока. - Может, у неё отрезан язык?
- Может, следует отрезать твой? - предложила Люси.
До моего обострённого слуха все время доносились всевозможные звуки - слева и справа, сверху и снизу, из коридора - шаги, смех, кашель, стоны.
Отхлебнув несколько ложек супа, я наконец выдавила из себя:
- Ни... Ниниан, - и сама же покачала головой - близко, но не то.
- Ниниан? - переспросил мальчишка. - Звучит, как скулеж Кабана по ночам. И что оно значит?
Я опустила голову пониже, не отрывая взгляда от тарелки.
- Ничего.
- Все имена что-то означают.
- И что же значит твоё, Артур? - с улыбкой спросила Люси.
Краем глаза я увидела, что он покинул своё место у окна и приблизился к нам. В следующее мгновение он уже протягивал мне очищенное яблоко. Я вздрогнула, отодвинулась, но всё же взяла его в руки.
- Меня назвали в честь римского полководца, - не без самодовольства ответил Артур.
- Или в честь утерянного принца.
Мне не позволили остаться, потому что «маленьким девочкам было здесь не место». Артур вновь вёл меня куда-то, рука его теперь вовсе не казалась когтистой, она была тёплой и сильной. Я не спрашивала, куда мы шли, зачем спрашивать, мне теперь было всё равно, я была сытой и счастливой. Я отдала свою волю и наслаждалась ощущением радостной покорности. Всё во мне было расслаблено, я лишь упивалась полной неосознанностью чувств.
Меня не заботило, что будет впереди, я только ощущала руку, которая вела меня, и отдавалась этой руке бездумно, словно несомая потоком щепка, испытывающая головокружительную радость падения на бурных перекатах. Всё, что угнетало меня, исчезло; я чувствовала с неведомой доселе полнотой, как я, словно долго пропадавшая без вести, опять вливалась в беспредельность мира. Всё, казалось мне, живет только для меня, но и моя жизнь была отдана всему. Чёрными тенями обступали меня деревья, встречая дружеским шелестом, и я любила их. Откуда-то доносилось пение, и мне чудилось, что это пели для меня. Всё теперь принадлежало мне, всё влекло меня, потому что я узнала, что не было большей радости, нежели довериться и принять чужую доброту.
Я пережила ещё одну, последнюю, тяжелую минуту, когда мы наконец остановились у какого-то задремавшего в полумраке здания без вывески. Артур выпустил мою руку, и тут меня вдруг охватил страх, не вернусь ли я сейчас в свою прежнюю смутную, неважную, ненастоящую жизнь, если войду в этот дом?
- Не трусь, - сухо бросил мне Артур, и, шагнув вперёд, громко постучал в дверь. - Здесь о тебе позаботятся.
Навстречу нам вышла грузная женщина, неопрятного вида, с заспанным лицом. Артур перешёптывался с ней, будто договаривался о какой-то запретной сделке. Я тем временем ждала, прячась у него за спиной. Наконец он отступил и подтолкнул меня вперёд. Прежде чем я вошла в дом, словно в тёмное ущелье, Артур незаметным воровским движением вложил что-то в мой карман.