Страница 7 из 12
В Иной мир попадали души усопших и лишь в исключительных случаях – живые люди. Душа славянина могла направиться туда в клюве ворона, что выклёвывал глаза, зеркало души, на крыльях ласточки. До сих пор у русских сохранилось суеверие, что птица, залетевшая в дом – к смерти.
Считалось, что были и иные способы: через пламя погребального костра, при помощи животных-посредников – волка или медведя, на погребальной ладье или на санях. Точно так же у эллинов душа переправлялась в Аид через реку Стикс на лодке старого неумолимого Харона, да и скандинавский Один порою выступал навьим лодочником («Сага о Волсунгах», X). В русской народной сказке о купце Марко-богатом показывается сходный древнейший образ старца-перевозчика в Иномирье через реку Смородину или море Дон. Образ реки (моря) не случаен, ведь земная твердь по ряду представлений плавала в водах первоначального космического Океана. И лишь в центре этой тверди, в начале начал незыблемо высилась ось – опора Мира, к которой мы ещё не раз вернёмся.
Домовины – надгробные памятники, сохранившие своё название и, отчасти, антропоморфный вид со глубокой древности. Домовина некогда представляла собою модель жилого дома на столпе (Древе?)
«Образы чужого мира чрезвычайно противоречивы и многообразны, даже если речь идет о какой-то конкретной сфере чужого, например о мире мертвых. Имеющийся в изобилии материал не столько проясняет, сколько усложняет картину. Он может описываться с помощью таких признаков, как темнота и, наоборот, постоянный свет; несоразмерность человеку и аномальность; отсутствие смены времен года (постоянный холод или постоянное тепло); связь с водой и сыростью; зеркальность (все как у людей, только наоборот); область плодородия или бесплодная пустыня. Наконец, иной мир может характеризоваться как раз отсутствием каких бы то ни было характеристик, представляться “никаким” локусом, миром небытия, невещей, несобытий, неявлений (Страхов, 1988, с. 92–93). По справедливому выводу В. Я. Проппа, в изображении иного мира “никакого единообразия нет. Есть многообразие. Скажем вперед, что народов, имеющих совершенно единообразное представление о потустороннем мире, вообще не существует. Эти представления всегда многообразны и часто противоречивы” (Пропп, 1946, с. 266).
Характерный пример – представления о локализации иного мира. Фольклорные и мифологические тексты, как правило, указывают его “точные” координаты: под землей, под водой, на небе, за горами, на Севере или на Западе и т. д. Основным признаком его местонахождения, судя по такого рода источникам, является удаленность. Но вместе с тем человек постоянно ощущал его “физическую” близость.
Этот мир мог начинаться сразу за порогом дома или даже внутри дома (подпол, запечье). Особенно близко граница своего и чужого подступает в похоронной и поминальной обрядности, когда можно даже говорить о временном снятии границ (ср. призывание родителей на трапезу, угощение покойников в почетном углу дома, оставление еды на окне и т. д.).
В других ритуализованных ситуациях она может отступать дальше от центра освоенного человеком пространства (ср. маргинальную роль бани, овина, реки и т. п.). Таким образом, эта граница подвижна. По мере конкретизации своего мира граница приближается к центру, а сфера чужого все более абстрагируется. И наоборот, детализация чужого мира означает проникновение в него (пусть даже мысленное) и расширение своего.
Расписная северорусская прялка с мотивом цветка – Мирового древа. Усть-Кичменьга Вологодской обл. (фото А. В. Алексеева)
Чужое начинается там, где кончается свое, и эта граница путешествует вместе с человеком. Это особенно проявляется в тех ритуалах (и соответствующих фольклорных и мифологических текстах), в которых реализуется схема проникновения субъекта (героя) в чужой мир. Такое путешествие представляется как последовательное преодоление серии границ, каждая из которых расценивается как главная, но, будучи пройденной, перестает быть таковой, и главной становится та, которая впереди.
Указанные особенности позволяют говорить о двух противоположных типах представлений о чужом мире, реализующихся в соответствующих текстах.
1. Чужой мир удален от мира людей, и для его достижения требуются значительные усилия. В этом случае основное внимание уделяется достижению границы между своим и чужим, разработке способов ее преодоления и установления контакта. В текстах, разрабатывающих эту модель (например, в волшебной сказке, в переходных обрядах), основной категорией пространства является путь, главными характеристиками которого являются определения “дальний” и “опасный”.
2. Чужой мир расположен в непосредственной близости от человека. В этом случае действия человека направлены на укрепление границы, на обеспечение ее непроницаемости и устранение нежелательных контактов. Для текстов, описывающих эту схему (мифологические былички о проделках нечистой силы, заговоры с мотивом возведения “железного тына”, элементы календарной, похоронной, родильной и окказиональной обрядности и др.), основной категорией является граница» (Байбурин, 1993, с. 185–186).
В Ирии славянин, как полагали, встречал своих предков. Уклад жизни в нём представлялся приблизительно таким же, как и в людей мире, только особых усилий для добычи пропитания. Нижний мир представлялся бесцветным и более скудным, чем Земной. Видимо, его представляли то в виде поля, на котором Великий Водчий пас души, то в виде огороженного места за тыном, украшенным мёртвыми головами.
Разумеется, такое описание Иного мира – образное, передававшееся на языке людей, мало приспособленном для изложения понятий не- или надчеловеческих. И сегодня передача видений, вне зависимости от природы, пережившим их человеком представляет собою крайне непростую задачу.
Надо полагать, славянам, как и другим народам, были известны особые способы изменения сознания, целью которых было достижение, если можно так выразиться, обретение возможности созерцать Иномирье и общаться с его обитателями. Искусство быть ни живым и ни мёртвым, ни человеком и ни зверем, оказываться на какой-то срок и здесь, и там, к сожалению, почти утрачено.
С высокой степенью вероятности можно думать, что подобные приёмы не были широко распространены, имели много общего с шаманскими путешествиями, а память о них сохранилась в фольклоре и, отчасти, в знахарской традиции.
Ветвь Первая
Всякий, побывавший в Иномирье, становится иным – пусть даже на первый взгляд это изменение не очень заметно. Изменился Один, когда несколько дней провисел вниз головой в ветвях тиса, проникая в суть рун – архетипов Мира. Изменяется любой, прошедший подлинно посвятительные испытания. Порою, даже думая, что мы совершили переход, мы невольно сотворяем чудо – и Изменяемся. Тогда начинается долгий и очень опасный путь по дороге, которая, как мы когда-нибудь обнаружим, есть не что иное, как один из побегов Вселенского древа, древа начала и опоры всего, что только ни на есть в этом мире.
Конечно, мы меняемся ежечасно и ежесекундно. Говорят, человек полностью обновляется за несколько лет. Но то ли это обновление, что действительно нужно той хрупкой, неуловимой и, в общемто, сомнительной до сих пор субстанции, которую принято называть «душа»?
Человек устроен так, что его внутреннее восхождение, возрастание невозможно без усилия над собой, причём усилия не разового, но постоянного и длительного. Это усилие побуждает неугомонного отправиться в Путь-дорогу и рано или поздно приводит его к Границе между Мирами. Только переход Туда, за грань – пусть не буквальный, но переживаемый всеми глубинами нашими, открывает нам новые просторы внутри самих себя, а следовательно, и в окружающем нас…