Страница 128 из 148
***
Отбиваясь от полчища серых упырей, Коль потеряла Роланда и возможность добраться до амбара, чтобы положить конец этому безобразию. Задыхаясь в серой массе, она приложила все усилия, чтобы вырваться, и спасая свою жизнь, взлетела на дерево, словно кошка, и взбиралась всё выше, желая понять, что происходит внизу. И она увидела своего милого Роланда, увидела, как он добрался до амбара, а потом появился у самых дверей с горсткой песка и поджёг тонкую полоску у самого входа. Серые твари бросались в огонь, исчезали в амбаре, который вскоре был полностью охвачен огнем, и самым страшным было то, что Роланд так из него и не вышел.
У Коль внутри всё оборвалось, и она невольно вспомнила, что чувствовала раньше, когда теряла близких. Сначала она лишилась отца, пережив самую страшную душевную рану на свете, которая не затянулась даже после того, как она обрела его вновь. Потом она едва не потеряла Робин, и страх, растерянность и боль все еще владели ею, а теперь, когда Роланд пропал в огне, она ничего не чувствовала, потому что для неё это было слишком тяжко.
Коль спустилась на землю и позвала его. Один раз, второй, третий. Ответа не было.
— Я люблю тебя, — бросила она в никуда и заплакала по тому, кого она больше никогда не увидит.
— И я тебя люблю, — раздался за её спиной знакомый низкий голос.
Коль обернулась и увидела Роланда, живого и здорового. Она зажала рот руками, чтобы не закричать от нахлынувших чувств, и в следующую секунду бросилась ему на шею и спрятала лицо у него на груди.
— Как ты вышел? — спросила Коль. — Как?
— Там было окно, — рассмеялся Роланд, обнимая её. — Через него и вышел! Твой отец…
Коль посмотрела туда, куда указывал Роланд и действительно увидела мистера Голда, застывшего в нерешительности в нескольких метрах от них.
— Папа, — обрадовалась она и бросилась к отцу. — Всё хорошо, пап.
Голд облегчённо вздохнул, положил руку ей на плечо, а потом и вовсе прижал к себе как можно крепче, не издав ни звука. Серые монстры больше не интересовались ими, а потом и вовсе развалились на куск, прямо на глазах. Коль почувствовала лёгкое покалывание в кончиках пальцев, как будто электричество, что могло означать только одно: магия вернулась. Голд отстранился, посмотрел как-то сквозь неё, а его глаза засияли фиолетовым.
— Наконец-то, — прошептал Голд, — Я должен кое-что сделать.
— Пап! — попыталась остановить его Коль и не смогла.
Голд отступил на пару шагов, взмахнул рукой и исчез в темно-бардовом дыму.
— Ну и куда он?! — вскричала Коль в бешенстве, прекрасно понимая, что за Синдальтом.
— Не бойся, — спокойно сказал Роланд. — Он знает, что делает и обязательно к тебе вернется. Тем более нам нужно кое-кого спасти.
Коль покраснела от стыда, понимая, что совсем забыла о Генри. Им нужно было срочно вернуться в конюшню.
***
Иногда один-единственный день меняет целую жизнь, особенно если за ним тянутся годы тяжких последствий. Барри говорил родителям правду, но они не верили, вызвали врача, хотя он не заболел. Врач был странный, задавал ужасные вопросы, хуже полицейских. Потом его увели в другую комнату, чтобы продолжить разговор только с доктором, но он всё равно подкрался и подслушал.
— Мог ли Барри причинить вред Джо? — спрашивала мама измученным голосом. — Я просто поверить в это не могу.
Ему хотелось ворваться внутрь и сказать ей, чтобы не верила, потому что он бы никогда не причинил вреда брату.
— Такое возможно, — ответил доктор. — Бывали случаи. У мальчика чересчур живое воображение. Он мог просто перестать различать реальность и вымысел. Вам придётся пристально наблюдать за ним.
— И вы предлагаете его оставить здесь? — мрачно спросил мистер Мэтьюс. — Рядом с моей женой?
Дальше Барри слушать не стал. После того, как врач ушёл, он решил поговорить с отцом.
— Сэр, я не врал, — он твёрдо стоял на своём. — Я бы никогда не причинил вреда Джо!
— Барри, ты понимаешь, что ты говоришь? — разозлился мистер Мэтьюс. — Летающие мальчишки, тени, гуляющие сами по себе, зелёная светящаяся пыльца! Ты правда думаешь, что я способен в это поверить?
— Но это было! Я всё это видел! — вскричал мальчик. — Отец, я видел…
Он уже не верил, что мистер Мэтьюс способен поверить в это, но он думал, что хотя бы в его непричастность к гибели Джо он поверит.
— Собирайся, — жёстко сказал мистер Мэтьюс. — Завтра ты покидаешь нас.
— Отец, пожалуйста… — просил Барри. — Прошу тебя…
Но отец был непоколебим.
На следующий день его отвезли в дом для душевнобольных, и заперли его там на два долгих года. Если он и был абсолютно здоров до этого чудесного места, то там он действительно тронулся рассудком. Медперсонал, добрый и отзывчивый при родственниках, был крайне нелюбезен наедине с пациентами. Их содержали хуже, чем зверей, и нередко били мылом или монетами, завёрнутыми в полотенца. Один псих, обитавший в соседней палате-камере, утверждал, что всё происходящее нереально, что это лишь образы в голове, и главное просто представить, что тебя тут нет. Странно, но это обрело для Барри смысл с одной небольшой поправочкой: он просто начал верить, что может быть в нескольких местах сразу.
То, что говорить правду о похищении Джо нельзя, было ему понятно и раньше, но достаточно достоверно отвечать на вопросы лечащего врача он научился лишь через полтора года, и выждав еще немного времени, тот признал пациента здоровым.
Барри помнил мрачный дождливый день, когда за ним приехал отец. Мистер Мэтьюс казался мрачнее обычного, страшнее и выше, и то отвращение, которое он испытывал к тщедушному существу, своему сыну, никуда не делось, а наоборот, обострилось, будто тот факт, что Барри ещё существует, действительно отравлял его жизнь.
— Здравствуй, Барри, — кивнул мистер Мэтьюс. — Готов ехать?
— Да, сэр, — ответил Барри. — Здравствуйте, сэр.
После этого они очень долго молчали. Он хотел узнать о матери, которую он всё ещё любил, невзирая на предательство, и на то, что она никогда не отвечала на его письма. Он даже думал, его письма никуда не отсылали, но истина была гораздо прозаичнее: мама их сама не читала. Дальнейшая краткая беседа с отцом только подтвердила это.
— Она не хочет тебя видеть, Барри, — спокойно и равнодушно сообщил мистер Мэтьюс.
Сказать, что это разбило ему сердце, — ничего не сказать. Его мать спилась и умерла, сломала шею, упав с лестницы, а он её так больше ни разу и не видел.
После психбольницы он неделю провёл в доме отца, после чего его закрыли в частной школе для мальчиков, где он до самого выпускного класса был среди отстающих. Но всё же он выкарабкался и сумел поступить в колледж. Отец виделся с ним пару раз в год, спонсировал его, а после окончания настоял, чтобы Барри изучал право и потом устроился на работу в контору какого-то дальнего родственника с последующим наследованием дела. В общем, мистер Мэтьюс расписал всю его жизнь, а Барри согласился, чувствуя, что не имеет прав на большее.
К двадцати четырём его более или менее жизнь наладилась. У него был хороший доход, милая квартирка в Лондоне и невесту Элизабет. Но самым ярким эпизодом того времени безусловно стали похороны его отца.
— Мне никогда не нужны были дети, — сказал мистер Мэтьюс при их последней встрече. — Стыдно, но я даже рад, что всё так складывается.
Барри промолчал, сминая пальцами свою шляпу, думая, что старик свихнулся.
— Но таков круг жизни, — отец был не совсем трезв. — Старик и мир, который он строил, умирают, а щенок живёт дальше.
Когда тот умер, то Барри рассмеялся, немного нервно, но всё же радостно, чувствуя облегчение и удовлетворение, которые он скрыл ложной скорбью на похоронах. Теперь он сам был хозяином своей судьбы, и теперь у него будет всё: признание, состояние и Лиза.
Сейчас давно уже не было той Лизы, девушки которую он никогда не любил, но которую всеми силами хотел уложить в свою постель, даже если ему нужно было на ней женится. В ночь, когда всё изменилось, он проявил нетерпеливость. Проводив девушку до дома, он выпросил у неё поцелуй на прощание и не смог остановиться, сильно прижимаясь губами к её губам и скользнул руками ниже талии, намереваясь запустить их ей под платье и совершить то, о чем давно мечтал. Разумеется, Лиза сочла это оскорблением, оттолкнула его, ударила по лицу и убежала, оставив его с горящей щекой.