Страница 14 из 22
— Спасибо за ужин, — довольно поблагодарил Румпель, — И за десерт спасибо.
— Пожалуйста, — ответила Белль и протянула руку за тостом, — Значит, теперь все как прежде? Проблема решена?
— Думаю да, — кивнул он, откусывая первым от ее кусочка, — Не могу поверить, что ты услала ради этого детей. Даже Альберта.
— Они просились в музей Стронга, — пожала плечами Белль, — Я просто решила угодить всем.
— У тебя вышло, — отметил муж, — Но что-то тут слишком тихо. Я теперь тоже хочу в музей Стронга.
— Пошли, — согласилась Белль, дожевывая свой тост, — Только переоденемся.
Пожалуй, для нее тоже было слишком тихо.
Они пошли переодеваться, и Румпель отметил приготовления в спальне довольно присвистнув.
— Ах, да, — сказала Белль, — Я все уберу…
— Белль, — подмигнул Голд, — Оставь.
И она оставила, только свечи в лампах затушила. Они собрались так быстро, как могли, немного прибрали за собой, пока ждали такси и отправились в музей игр.
Альберт Голд опережал в развитии своих сверстников. В семь месяцев он был уже в состоянии что-то невнятно сказать родителям, о чем-то попросить или на что-то пожаловаться. В восемь месяцев он пошел, причем Белль умудрилась пропустить этот момент, а вот Голд — нет. И вместо того, чтобы просто сообщить ей приятную новость, сукин сын научил ребенка самого скрывать это от нее, чтобы обрадовать в нужный момент. Белль случайно попала на репетицию «спектакля», раньше времени пришла домой и зашла в гостиную.
— Падай, падай, падай, — быстро зашептал растянувший на полу Румпель самозабвенно вышагивающему мальчику, который тут же приземлился там, где только что стоял.
— Так… — кашлянула изумленная Белль, — Что это?
— О, чудо! — воскликнул Голд, — Он пошел!
— Когда?
— Две недели назад.
— Почему ты скрывал, Альберт? — спросила она у сына, медленно садясь в кресло — Нехорошо.
— Не… — сказал Альберт, ища поддержки у отца, — Хорошо…
— Извини, — огорчился Голд, — Хотел, как лучше.
— Ладно, — слабо улыбнулась Белль и обернулась к мальчику, — Подойдешь ко мне, котенок?
Альберт снова посмотрел на отца, получил одобрительный кивок, спокойно встал и подошел к креслу, где был подхвачен ею на руки.
Она немного завидовала, из-за чего Румпель так и поступил. Все же радость перевешивала и не оставляла обиде места.
— Никогда не обманывай маму, котенок, — велела Белль сыну, — Нехорошо. И к твоему папе это тоже относится.
— Пап, я… — в комнату зашла Коль, — Она все знает?
— И Коль, — прищелкнула языком Белль и саркастично улыбнулась, — Всем всеобщее нехорошо. Стыд и позор, друзья мои! Стыд и позор.
— Прости, мам, — потупилась Коль, — Но Адам не знает.
— Только с Адамом я и дружу теперь, — ответила Белль, — А с вами — нет.
Альберт встал на ножки и обнял ее, как-бы уговаривая прекратить и не злиться на провинившихся.
— Не злись на нас, — попросил Румпель, — Мы больше не будем.
— Да, — поддержала Коль, — Не будем.
— Не злюсь, — подмигнула Белль, поглаживая малыша-миротворца по спинке, — Ну вас…
— А я ужин приготовил, — Голд одарил ее самой бессовестно-милой улыбкой и взглянул по-щенячьи исподлобья.
Ну, как после этого злиться?!
Из всех воспоминаний именно это внушало надежду, что ее сын не страдает синдромом Аспергера. Не мог ребенок-аутист так поступить. Если только она сама не вкладывала в это больше смысла, чем было на самом деле. Её котенок и правда был не самым коммуникабельным и ласковым зверем.
К полутора годам Альберт уже активно разговаривал, а в два научился читать, и интерес к чтению проявил сам. Все люди, окружающие его, что-то читали: книги, газеты, журналы, учебники. Один раз он просто сел возле Коль и уставился в ее учебник по английскому и долго-долго смотрел. Необычайно долго для двухлетнего. В другой раз он смотрел в книгу Белль. После он начал указывать на отдельные слова, заставляя ее их произносить, а потом сам стал находить соответствия живому слову в печатном тексте. Белль купила ему целую стопку детских книжек и комиксов, с которой он разделался достаточно быстро, всего за три месяца. Перелистывать их с ним и наблюдать за тем, как он пробирается через текст стало для нее чуть ли не самым любимым занятием, и все же она немного его ограничивала, не хотела, чтобы он испортил глаза или спину. Голд же нашел применение другому таланту мальчика — любовь к логике и логическим играм. Он предлагал сыну самые разные головоломки: пазлы, домино, графические лабиринты, рисунки по точкам, задачки со спичками и многое другое. Они никогда не принуждали Альберта к этому, никогда не ставили рамок, только помогали. Он давал им много поводов для гордости и радости, которые, переосмысленные в с новой точки зрения, теперь Белль огорчали. Особенно ее огорчал один случай произошедший где-то два с половиной месяца назад.
Белль гуляла с Альбертом в парке и остановилась возле детской площадки, где сын увлекся игрой в песочнице. Игра была не самая обычная: он отмерял разное количество песка, пытаясь получить нужный результат, известный лишь ему одному. Белль села на лавочку поодаль и внимательно следила за ним. Рядом с ней сидели две женщины, которые также привели в парк своих сыновей, ровесников Альберта. Один из мальчиков увлеченно ел песок, пока его мама не менее увлеченно рассказывала приятельнице об ускоренном развитии ребенка и хвасталась, что ее сын научился завязывать шнурки сам. В руках эта женщина держала книгу бельгийки Лупан и изъяснялась ее перефразированными мыслями. Белль подумала, что конечно похвально читать хорошие книги, но вот только надо уметь им следовать, раз уж взялась, а не трепаться с подружкой, пока твой ребенок в десяти метрах ест грязный песок. Они страшно раздражали ее, потому что отвлекали от Альберта и от того прекрасного дня. И вот Альберт решил, что наигрался, выбрался из песочницы и подошел к Белль, привычно протягивая ручки за влажной салфеткой.
— Поверь в свое дитя, — громко прочитал Альберт, пока она искала салфетки.
— Что? — подпрыгнула на месте женщина, — Кто это сказал?
— Он просто прочитал название книги, — с улыбкой пояснила Белль, протягивая мальчику салфетки, — Не пугайтесь вы так.
Женщина уставилась на Альберта, будто тот был с другой планеты, и спросила сколько ему лет, что мальчик естественно проигнорировал, приученный с незнакомыми не разговаривать. Или была другая причина?
— Это неважно, — сказала Белль, которой не понравился тон незнакомки, — Ваш сын ест грязь. Займитесь им.
Женщина опешила и не нашлась с ответом, а Альберт и Белль спокойно ушли. Помимо раздражения она так же ощутила некоторое самодовольство, за что ей было немного стыдно тогда, и полностью сбивало с ног сейчас. Но «поверь в свое дитя» — не самый плохой совет. И она верила. Верила и знала, что будет верить всегда.
Ничего так не расстраивало Белль, как расставание. Расставание с Румпелем, когда тот отправлялся в свои деловые поездки, расставание с Коль, когда она уезжала с ним, и расставание со всей семьей, когда сама Белль куда-то улетала. Чаще всего этим местом был Париж. За пять лет она посетила столицу Франции около шести раз. В первый раз она летала туда на книжную выставку вместе с Хелен и ничего не смогла посмотреть, потому что летала вместе с Хелен. Второй раз — то же самое, но с большим успехом — смогла затащить Хелен на Монмартр. В третий раз она поехала туда на целую неделю с группой студентов Колумбийского. Она посмотрела город, пережила неприятное приключение и поклялась, что больше никогда больше не будет развлекаться и проводить время со студентками Колумбийского. Четвертый и пятый разы — ничем не примечательные трехдневные вылазки. А вот шестой запомнился надолго. Альберту было полтора, и Белль не хотела уезжать, но Румпель убедил ее поехать.
Поездка планировалась на пять дней, но Белль провела четыре, в первой половине дня посещая лекции, а вторую — в Национальной библиотеке Франции до самого закрытия. Только благодаря библиотеке она и выдержала, сильно страдая в тот день, когда та была закрыта для посетителей всякого толка. В аэропорт она приехала непросто заблаговременно, а за несколько часов до вылета, и все это время угрюмо сидела в зале ожидания.