Разлад

На другой день Юлия Павловна вместе с братом и сестрой поехали в родное село, в край своего детства.

Они не стали дожидаться автобуса, который, как выяснилось, ходил редко, и поехали на такси. По проселочной дороге, где раньше скрипели лишь телеги, теперь мчалась «Волга», оставляя за собой шлейф черноземной густой пыли. Шофер такси досадовал:

— Ездим только в сухую погоду. Пройдет дождь — конец, сразу завязнешь! И что за порядки такие? Машин всяких дополна выпускаем, а о дорогах не заботимся. Вот и калечим технику.

А Юлия Павловна, улыбаясь, смотрит на родные поля. Как легко дышится степным, свежим, живительным воздухом! И какое спокойное небо — бледносинее, с белыми, безмятежно плывущими облаками! Так хорошо, так радостно на душе!

С большака дорога поворачивает на Хорошево. Они едут по мосту, и Юлия Павловна смотрит на Степной Воронеж, покрытый мелкой рябью. Вот бы искупаться! Нет, они искупаются там, где купались в детстве.

Они въезжают в село. Когда-то дома стояли рядам, на равном расстоянии друг от друга. А теперь? Как будто пронеслась буря, и вырвала половину домов, и унесла их неведомо куда. Да, сколько лет не была Юлия Павловна в родных краях! Это время родное село нелегко пережило, но вышло из борьбы помолодевшим, обновленным. Домов теперь меньше, но это уже не старые, покосившиеся избы ее детства. Новые дома покрыты волнистым шифером или железом, покрашенным в яркую краску. К домам тянутся электрические провода. На многих крышах телевизионные антенны.

В центре села, на месте церковки, отстроена новая, большая школа. А недалеко от нее стоит еще и та маленькая школа, в которой училась Юлия Павловна. Когда-то Юлии Павловне казалось, что школа эта была очень далеко от дома. С холщовой сумкой, надетой через плечо, в которой лежали тетрадь, букварь и жареный горох на завтрак, она шла посредине улицы. Если шла ближе к домам, собаки лаяли, а она их страсть как боялась. А еще боялась кладбища, мимо которого надо было проходить. Но тут к ней обычно присоединялись подружки.

Ну вот и домик, где она родилась. От школы целых два километра. Немало. Чей он теперь, этот маленький домик? И как могла в нем размещаться ее большая семья? Как? Нет, не забыла этого Юлия Павловна. На печке спали трое-четверо, остальные все подряд, на полу. И только мать спала на кровати с очередным младенцем.

А вот и речка, в которой в летние дни купались они до синевы. И такая же мелкая рыбешка плавает стайками, и те же лопухи, и белые лилии. Юлия Павловна говорит, как будто думает вслух:

— Меня тут однажды девчонка какая-то топила. Разозлилась и топить начала. Я потом бежала за ней, побить хотела. Да не догнала.

Брат смотрит на ребятишек, которые сидят на берегу с удочками. Потом не выдержал, подошел к ним, спросил:

— Ну как улов? Я тут когда-то линька поймал. Полкило верных в нем было!

Ребятишки недоверчиво посмотрели на чужого старика. Врет! Такой большой рыбы тут никто еще не ловил.

Когда ехали обратно, Юлия Павловна думала о том, как непохоже было ее трудное детство на детство ее детей — Ляли и Вовки! А они не ценят того, что имеют. Потому что им не с чем сравнить свое благополучие.

9. Бабушка

Есть старая русская пословица: ребенка вырастить — что храм построить. Народ сложил эту пословицу, когда все строилось самыми примитивными средствами, строилось годами, десятилетиями. Вспоминая эту пословицу, Юлия Павловна думала, что теперь, при новой технике, сооружения воздвигаются легко, а вырастить человека стало, пожалуй, не легче, а труднее.

Из родильного дома Ляля приехала к матери. Тетя Катя звала к себе. Но как там справишься с ребенком? Газа нет, комната одна на троих. А здесь у Ляли отдельная комната. Вовка снова поселился в проходной.

Новый человек по имени Оля полностью завладел вниманием семьи.

Михаил Иванович и Юлия Павловна стали называть друг друга дедушкой и бабушкой. Тем самым они как будто сами определили свою главную задачу в семье. Оба они с такой нежностью относились к внучке, какой не было у них даже к своим детям. Недаром сложена и такая пословица: «Сын — орешек, внук — ядрышко».

Бабушка! В обычном, издавна сложившемся понимании— это старый человек, безусловно, уже не работающий, освобожденный от трудных домашних обязанностей. Бабушка погуляет с ребенком, покормит его, спать уложит, сказку на ночь расскажет. Такой и живет бабушка в человеческих представлениях. Так думала и Юлия Павловна, пока сама не стала бабушкой.

Она бабушка. Но она прежде всего врач больницы! Она отвечает за жизнь людей, участвует в общественной жизни, научных конференциях! Она хозяйка дома, жена, мать несовершеннолетнего сына. И теперь вот еще бабушка!

И откуда вдруг появились силы? Как будто в ней припрятана, прибережена была энергия для внучки!

Разве можно доверять Ляле ребенка? Удивительное легкомыслие, неумение обращаться с малюткой, неумение переносить трудности, связанные с материнством. Ну, конечно, трудно и дочери: неспокойные, бессонные ночи. Поэтому Ляля такая вялая днем.

Приходя с работы, Юлия Павловна немедленно, без отдыха, начинала готовить, стирать, убирать. Ляля с радостью уходила из дому за покупками. Хоть часок проветриться, отдохнуть, на людей посмотреть!

Вовка усаживался делать уроки около кроватки Оли. Если кто-то сидел около девочки, она лежала спокойно. Одна ни за что не хотела оставаться и сразу начинала плакать.

Михаил Иванович, как бы поздно ни приходил домой, шел к внучке «побеседовать». Когда Оля стала улыбаться деду, он просиживал около нее почти все свое свободное время. Но Юлии Павловне от этого было не легче. Михаил Иванович не умел радоваться один. Около него обязательно должна была стоять Юлия Павловна или в крайнем случае Вовка.

Все в доме жили Олей, все ее любили, заботились о ней, ласкали ее. Улыбка не сходила со всех лиц. Как много радости приносит в семью ребенок! Но и хлопот много.

Юлия Павловна не жаловалась, но теперь у нее часто болела голова, появлялись боли в сердце. Иногда она проверяла кровяное давление и никому не называла высоких цифр, которые показывал аппарат. Разве можно ей болеть!

Кто по-настоящему помогал Юлии Павловне, так это вторая бабушка — тетя Катя. Та, как придет, наденет принесенные с собой тапочки и фартук — все дела спорятся. Три-четыре часа — и все постирано, убрано. Как только успевает все сделать! Ведь, кажется, и не отходила от внучки, все аукалась с ней да улыбки для себя добивалась.

Когда Ляля перестала кормить грудью ребенка, она заявила, что обязательно начнет учиться, поступит на курсы иностранных языков. Но с кем оставлять ребенка? В ясли отдавать жалко: мала еще девочка, привяжутся болезни. Вот если бы найти хорошую домработницу! Но подходящей домработницы не находилось.

В первый год рождения Оли обе бабушки свои отпуска без раздумий отдали внучке. Дачу не снимали, жили у тети Кати.

Две бабушки, дед, отец ребенка — все опекали малютку, все помогали Ляле нести материнские обязанности. Одно было плохо: Ляля не ладила со свекровью и постоянно высказывала недовольство тем, как она воспитывает ее дочь.

— Ну зачем вы качаете коляску? Оля и без того уснет!

А тетя Катя привыкла качать детей. Так она вырастила своих и считала, что без этого дитя никогда не уснет. Она уже пробовала, девочка начинала плакать. Невестке она перечить не стала, но, укладывая внучку спать, все же потихоньку коляску покачивала.

И еще спор: брать ребенка на руки или нет? Ляля приказывала не брать. Когда ребенок тянулся к ней, она брала неохотно: вечный риск, что ребенок испортит платье. А тетя Катя постоянно брала Олю на руки.

— Ну как не взять, если дитя просит? — оправдывалась она. — У меня сердце-то не каменное. А как она радуется, когда на руки берешь!

Ляля жаловалась Паше:

— По-моему, она все это назло мне делает. Чего ни скажу, все по-своему!

— Да что ты, Ляля! Мама добрая, у нее и в мыслях такого нет. Ты скажи спасибо, что она нянчит Олю. Ведь работает же!