Страница 3 из 31
Эластичный костюм ласково прильнул к обнажённому телу, и я не удержалась от того, чтобы погладить синтетические бока руками. Посмотрела на свое бледное от вечного сидения в четырёх стенах отражение и задумалась о том, красивая ли я. Сложно думать о своей внешности и о том, как её воспринимают окружающие люди, когда у тебя есть сестра, словно копирка повторяющая тебя. Каждую родинку на твоём теле, каждую выпуклость, причёску, манеру наносить макияж… Пожалуй, лишь пустота в глазах сестры и отличала нас…
Тоська была глупа. Болезнь ли, военные ли невзгоды раннего детства или просто прихоть природы, но в наши девятнадцать моя сестра оставалась пятилетним ребёнком. Не помню, когда я стала замечать, что что-то не так, а когда заметила…
– Помнишь свою старую таблетку, Осенька? – спросил тогда Сашка, держа меня на коленях и следя за тем, как Тоська строит башню из кубиков. – Ты накачала много игрушек и у неё память забилась. Помнишь? Так и с Тоськой… Разница в том, что апгрейд человеку не сделаешь. И систему не переустановишь. И уж точно нельзя докупить дополнительную карту памяти… А жаль…
Тоська взрослела только телом, оставаясь наивным, впечатлительным и ласковым ребёнком, забота о котором почти полностью легла на мои плечи.
Башня Одиночества.
– Помни, Осенька, никто не должен знать о том, что у тебя… у нас есть сестра!
В какой-то момент жизни эта фраза стала непреложной истиной и основным законом.
– Мы не можем позволить себе казаться слабыми, – говорил Сашка. – Учись быть взрослой и делай всё сама.
И Башню Одиночества перестали посещать даже слуги.
– Мы не станем рисковать цесаревной, – улыбался Цезарь. – Кроме тебя у меня никого нет, жизнь моя.
И на массовые мероприятия, когда нужно было просто стоять на платформе и махать людям из-за братского плеча, стали брать не меня, а Тоську. Мою ласковую, глупую Тень.
От всех этих грустных мыслей расхотелось не только марципанов и шоколада. Даже картинка, на которой было изображено мороженое с амаретто, уже не вызывала привычного слюноотделения… но не отказываться же из-за этого от прогулки!?
Волосы в косу, на руки перчатки, шёлковый платок на шею, чтобы не светить своей бледностью в темноте и – здравствуй, Кирс, большая стеклянная столица, я иду к тебе!
Это была не первая и даже не десятая моя незаконная вылазка, но ночью из дворца я еще не выходила даже в сопровождении Цезаря и охраны. И сейчас немного нервничала, больше прислушивалась к своим внутренним ощущениям, чем к тому, что происходило вокруг меня.
Поэтому прикосновение крепкой руки к моей талии и негромкий звук голоса взорвались для меня свето-шумовой гранатой:
– От Цезаря возвращаешься, сладкая?
Сердце разбухло в горле, мешая поступлению воздуха, мозг немедленно изголодался по кислороду, и я, глядя в чёрные глаза Мастера Ти, пискнула что-то среднее между «ага», «просто» и «я тут».
Мужчина улыбнулся и небрежно свободной рукой сжал мою правую ягодицу, напрочь лишив меня способности к мышлению:
– Может, и меня приласкаешь, раз на сегодня ты уже освободилась?
Я почувствовала себя героиней какого-то фантастического фильма. Там женщина, помнится, проснулась в теле другого человека и первые минут двадцать картины пыталась понять, что происходит вокруг неё, почему к ней все относятся не так, как обычно.
Оторопь и молчание Мастер Ти принял за положительный ответ и влажно облизал моё ухо, после чего, обдавая меня винно-луковыми парами, потянулся к губам.
Захват. Подсечка. Удар.
«Я действовала на рефлексах, меня не за что винить…» – немедленно мысленно оправдалась я, глядя на бездвижное тело Мастера Ти.
– Сашка запрёт меня ещё на десять лет, но я должна ему рассказать. Сейчас.
Я думаю, что желание немедленно во всём сознаться Цезарю было вызвано не острым приступом вины или шёпотом израненной совести. Скорее, повлияли мысли о том, что больше поверят тому, кто признается первым.
Поэтому я побежала, срезая путь тайными коридорами.
Побежала, вместо того, чтобы остановиться и задуматься о словах Мастера Ти.
Побежала, торопясь наябедничать, и ещё не зная о том, что этот мой безумный ночной забег по дворцовым коридорам станет лишь первой стометровкой в череде последующих бесконечных марафонов.
Двери в покои Цезаря были приоткрыты, а охрана отсутствовала. Это удивительно и, мягко говоря, странно, потому что Сашка был тот ещё параноик, но я, взволнованная и напуганная недавней стычкой, в тот момент не придала этому значения.
Бесшумно скользнула в приёмную Цезаря и замерла, размышляя над тем, в которую из двух дверей стоит постучать – в спальню или в кабинет.
Всё говорило за то, что Тоська дремлет под Сашкино бормотание про пони и прекрасную принцессу в розовом платье. Но я шагнула к двери, ведущей в кабинет, подняла руку, чтобы постучать, и зависла, потому что там, в кабинете, Цезарь был не один.
– Палачинский, не выноси мозг, – степень Сашкиного раздражения я бы оценила на троечку по десятибалльной шкале. – То, что я взял тебя в дело, не означает, что я позволю тебе совать свой нос в дела моей семьи.
– Семьи? – раздалось странное чавканье и тихий стон следом за ним. – Это ты называешь семьёй? Или может то, что ты, как собака на сене? Сам не гам и другому не дам?
– Замолчи!
Кто угодно бы после этого окрика наделал в штаны, но не Палач.
– Вы с Могилевским мне уже всю душу вынули. Пусть уже кто-нибудь её трахнет, и мы все успокоимся, а? Сил же нет больше смотреть на этот суррогат.
– Можно подумать, ты этим суррогатом не пользуешься, – Сашка чертыхнулся. – Ты мне всё настроение испортил… Иди в кроватку, сладенькая, я скоро приду.
Секунда ушла на то, чтобы осознать, что с ними в кабинете находится какая-то женщина. Цезарь – потаскун и раз вратник!
Ещё секунду я потратила на то, чтобы понять: я не хочу встречаться сейчас с Сашкиной любовницей. Пять секунд на то, чтобы спрятаться за высоким креслом. И целая вечность на переваривание увиденного.
Блистая бледной наготой, знакомым движением закидывая за спину длинную черную прядь, из кабинета Цезаря вышла моя Тень, моя самая любимая в мире Тоська.
Во имя всех запрещённых богов, что здесь происходит?!
Тоська закрыла за собой дверь в спальню, а я едва не кинулась следом за ней, но замерла в последний момент, осенённая внезапной мыслью: бесхитростная Тень не обмолвилась и словом о том, как именно ее любит наш брат.
– Палач, такое впечатление, что в школе ты не учился, – прошипел тем временем Цезарь. В его голосе усталость странным образом переплеталась с раздражением. – Это так не работает. Она сама должна, понимаешь, сама, иначе…
Я подалась вперёд и почти высунулась из своего укрытия, чтобы узнать, что я должна сделать сама, а главное, что произойдёт, если я этого не сделаю. Но в последний момент осторожность победила.
А в следующее мгновение я была благодарна судьбе за то, что мой внутренний тормоз задержал меня на какой-то миг в моей засаде. Потому что едва не слетев с петель дверь распахнулась и в приёмную, бешено вращая глазами и громко дыша разодранным в астматическом приступе ртом, вломился Мастер Ти.
Когда он скрылся в кабинете, я благоразумно перепряталась в шкаф и запретила себе даже дышать.
И очень вовремя. Потому что спустя мгновение в кабинете раненым зверем взревел Цезарь, а затем ворвался в приёмную с жутким грохотом и не менее жуткой руганнью.
– Цезарь, стой!
– Сашка, не кипятись!
– Где она?
– Возьми себя в руки, куда она денется из дворца? Найдём, запрём… Цеза-а-арь!
Шум, с которым упало кресло, сообщил мне, что место дислокации я поменяла не зря.
– Цезарь, – Палач говорил негромко и несколько шепеляво, наверняка он уже попал под горячую руку. – Что ты собираешься делать?
– Объявить перехват, что же ещё? Закрыть все выходы и… что это такое?
Чем именно было то, что заставило замолчать мужчин, я поняла спустя томительную минуту.