Страница 1 из 36
Игорь Всеволожский
Амурские ребята
Глава первая
«СЮРКУФ, ГРОЗА МОРЕЙ»
Свежий амурский ветер гнал пыль по дороге. По самой середине широкой улицы, мимо красных двухэтажных флигелей матросских казарм бежал парнишка лет двенадцати, с обветренным, загорелым лицом, веснушчатый и курносый. Золотистый чуб лихо торчал из-под потертой бескозырки. Бушлат, застегнутый на один крючок, раздувался черным пузырем на ветру. В одной руке парнишка держал удочки, а в другой — ведерко.
Мальчик пробежал мимо водокачки, мимо матросской лавочки, торговавшей хлебом, сахаром, керосином, кетой и лубочными картинками, и свернул на пустырь, на котором, словно грибы, росли домики с подслеповатыми окошками. Тут мальчик вдруг остановился: он увидел на пустыре худенькую девочку в полосатой тельняшке и короткой, до колен, юбке. На загорелых ногах у нее были огромные матросские порыжелые штиблеты. Солнце золотило ее светлые волосы, заплетенные в косички. Девочка достала из большой круглой корзины белую матросскую форменку, свернутую жгутом, поднялась на цыпочки и стала развешивать ее на веревке. Глаза у девочки были широко раскрытые, синие, словно васильки, а тоненькие руки покрыты коричневым загаром.
«Опять эта Глашка! — подумал Павка. — Начнет сейчас приставать и дразниться — ввек не отвяжешься».
Других девчонок Павка просто не замечал. Все они вели себя тихо, смирно, бегали в школу, хихикали по углам или ходили по улице по-двое, обнявшись и секретничая. Глашка же совсем была не похожа на других девчонок. Она никогда не играла с ними. Она любила мальчишеские игры и требовала, чтобы мальчики принимали ее в свою компанию.
Ох, уж эта Глашка! Всегда-то она попадалась на Павкином пути. Сядет ли он ловить рыбу в укромном местечке — Глашка тут как тут, приплетется с огромной корзиной и нарочно полощет белье под боком, мутит воду, пугает рыбу и еще насмехается над рыболовом. Размечтается он с друзьями о том, как он вырастет, пойдет на корабль служить, выслужится на боцмана, а после станет командиром, — вдруг Глашка тут как тут, трясет своими крысиными косичками, таращит круглые, словно плошки, глаза.
— Командиром будешь? Как же!
И самое обидное, что Глашку ничем не запугаешь. Сколько ты с ней ни ругайся, последнее слово всегда останется за нею.
Павка решил обойти девчонку стороной. Но она уж заметила его и крикнула:
— Много рыбы наловили?
— Наловите вы столько! — буркнул под нос Павка. Он прошел мимо Глашки, стараясь не смотреть на нее. Она крикнула ему что-то вслед. Наверняка опять насмехается над ним!
«Ну ее, некогда с девчонкой ругаться», решил Павка и, не оборачиваясь, пошел к поселку.
Возле одного из домиков, у раскрытых дверей, обе половинки которых были ярко размалеваны гребешками, ножницами, щетками и пульверизаторами, изрыгающими зеленую жидкость, стоял коротенький человечек в ватных синих штанах и в стеганой синей куртке.
— Никашка! — крикнул парнишка, подходя к человечку. — Забирай улов, давай денег.
Человечек снял с ведерка тряпку, вынул трепещущую щучку и подержал ее в руке. Потом, подсчитав на-глаз содержимое ведерка, зашел в домик. В домике стояло парикмахерское кресло, а на подставке перед зеркалом в красивых флаконах дрожали зеленые, фиолетовые и красные душистые жидкости. Никашка откинул занавеску, с которой скалили зубы чудовищные драконы, пожиравшие синих птиц, и исчез за нею. Парнишка поджидал его у порога. Он разглядывал вывеску — «Стрижка и брижка. Г.г. флотским скидка» — и в нетерпении переступал с ноги на ногу.
Никашка не в первый раз покупал у парнишки рыбу. Он давно жил в военном городке, и звали его вовсе не Никашка. Но настоящее имя Никашки было так трудно выговорить, что его никто не помнил. Никашка брил и стриг все начальство, матросов и ребят за весьма доступную цену. Он был всегда вежлив, всем улыбался, причем рот его с толстыми губами съезжал то на левую, то на правую щеку. Намыливая клиентов, Никашка занимал их разговорами и всем верил в долг, никогда никому не напоминая об отдаче. Поэтому клиентов у него было более чем достаточно.
Павка тоже ходил стричься в парикмахерскую к Никашке. В парикмахерской всегда стоял необычайно приятный запах: пахло резедой, ландышами, фиалками и еще чем-то неизвестным, но удивительно вкусным. Павка важно садился в кресло и говорил:
— Постричься.
Парикмахер брал блестящие острые ножницы и начинал стричь Павку. Ножницы летали вокруг Павкиной головы, казалось, не касаясь волос. Клочья остриженных золотистых волос летели во все стороны. Павка рассматривал зубастого дракона, пожиравшего птиц, и думал:
«А чем бы мне освежиться: фиалковым экстрактом, вежеталем или хинной водой? Пожалуй, лучше фиалковым экстрактом: он и пахнет дольше и больше вызывает зависти у портовых мальчишек».
Никашка покупал у Павки весь улов рыбы и платил не обсчитывая, не больше и не меньше, чем Павка мог бы выручить на базаре.
Вот и сейчас он вышел наконец из парикмахерской и протянул Павке на желтой сухой ладони деньги.
— Молодая человека хочет купить себе шлюпку? — спросил, ласково улыбаясь, Никашка. Его оттопыренные уши смешно задвигались, а усы, черные и жесткие, как сапожная щетка, приподнялись кверху, обнажая острые, как у собаки, зубы.
Шлюпку! Это было затаенной мечтой всех мальчиков городка. У Павки и его приятелей был старый-престарый баркас, похожий на дырявое корыто. То ли дело своя собственная шлюпка, новенькая, выкрашенная светлой голубой краской! По ночам ее можно привязывать к пристани тяжелой и крепкой цепью, а днем — птицей лететь на ней по Амуру, рыбалить, перебираться на пустынный и дикий остров, рыть пещеры, играть в пиратов, ходить на абордаж, устраивать гонки... Да мало ли что можно сделать, имея свою собственную шлюпку с веслами, с парусом и с флагом!
Но шлюпка стоила так дорого, что если даже наловить пудов пятьдесят рыбы и продать ее за хорошую цену Никашке, все равно на покупку шлюпки нехватило бы денег.
— Нет, — сказал Павка вздыхая и спрятал деньги. — На шлюпку нехватит.
— Каждая молодая человека должна иметь своя шлюпка, — продолжал Никашка. — У вас, молодая человека, брат капитана, и вы должна быть капитана.
— Ну, какой мой брат капитан, — сказал Павка, — он матрос-комендор «Грозы», председатель судового комитета.
— Харабрая матроса, — похвалил Павкиного брата Никашка, — очень харабрая матроса.
Он прищурил раскосые глаза и спросил:
— Когда ваша брата уходит в похода, ваша с собой берут?
— Ну да, беру-ут, — огорченно протянул Павка. — Нельзя меня взять. Запрещается.
— Жаль, жаль, — покачал головой Никашка. — Я бы был капитана, я бы всегда с собой брал такая хорошая молодая человека. Я слыхала, ваша брата стреляет из пу-пу-лемета?
— Ну да-а, — сказал Павка, — из пулемета. Из башенного орудия он стреляет. Понял? Из башенного.
Павка хотел уже описать орудие, которым отлично владеет брат-комендор, но Никашка вдруг заулыбался, заерзал, весь изогнулся крючком, смотря колючими, острыми глазками мимо Павки. Павка обернулся. К парикмахерской подошел командир одного из кораблей, седой моряк с нашивками на рукаве кителя.
— Извиняюсь, молодая человека. Работать надо. Такая приятная беседа. Прошу заходить, — сказал любезно Никашка, наклонив голову, покрытую черно-синей жесткой щетиной. Он откинул занавеску с оскалившим зубы страшным драконом, пропустил вперед клиента и сам вошел в парикмахерскую.