Страница 50 из 60
Авиам увидел, что противоречивые чувства раздирают этого человека. Он был слишком горд, чтобы ухватиться за указанный ему выход, но одновременно — ждал, что Авиам что-то придумает. Самолюбие Авиама было удовлетворено. Во всем Гилеаде только он один мог помочь Ифтаху, и это возвышало его в собственных глазах.
— Ты считаешь, что жертва должна добровольно отдаться Богу, если Он готов принять ее, — снова заговорил священник. — Только врага Господь может забрать помимо его воли. Сейчас ты должен сделать так, чтобы твой порыв перешел в жертвенное животное. Господь не примет жертву, если она не готова отдаться Ему всем своим существом до последней капли крови.
Ифтах медлил с ответом. Затем повернул голову к собеседнику и мрачно сказал:
— Моя дочь согласна и готова к этому. Не бойся, священник!
Авиам почувствовал сострадание к Ифтаху, увидев, как гордость в нем борется с любовью к своему ребенку. Он снова протянул ему руку, во второй раз предложил спасение от клятвы.
— Знаешь ли ты, что клятва потеряет силу, если тот, кто дал ее, преобразится? — спросил он.
Ифтах, не понимая, о чем идет речь, посмотрел на священника.
— Некоторые, — объяснил Авиам, — меняют или теряют свое имя. Смена имени — результат твердого решения. Человек становится совершенно другим, как будто он только что родился. Он теряет все достигнутое им, но освобождается и от долгов. Господь не требует от обновленного человека, чтобы он выполнял клятвы прежнего.
— Я должен прятаться от Господа? — удивился Ифтах. — Отказаться от своего имени? Я не должен быть больше Ифтахом?
Он засмеялся своим громким, хриплым смехом.
— Ты впадаешь в детство, старик! Может быть, мне зваться Толой? Или ты придумаешь для меня какое-нибудь другое красивое имя? Или пусть мои любимые братья, называвшие меня бастардом, не считают меня больше законным сыном Гилеада? Ты подготовил для меня хитрую ловушку. Но Ифтаха так просто не поймаешь.
Он снова погрузился в свои горестные думы.
— Может быть, ты действительно хочешь помочь мне, Авиам. Но это, к сожалению, невозможно… — сказал он.
Авиам сделал то, что должен был сделать. Он отказался от поиска путей спасения дочери Ифтаха, и подумал о том, какие последствия может иметь это событие для рода Гилеад и всего Израиля. Возможно, ужасная клятва обернется благом для всех. Сыновья Эфраима не останутся равнодушными к судьбе человека, которого Господь возвысил до такой великой победы только затем, чтобы с eщё большей силой низвергнуть его. Возможно, оскорбленный Эфраим не потребует возмездия, узнав, что сам Бог отомстил Ифтаху. Авиам нащупал путь к примирению.
Однако вскоре политик Авиам опять превратился в священника. Ему захотелось утешить убитого горем, запутавшегося в самом себе человека.
— Когда Господь требует на свой алтарь кого-то из нас, — открыл он Ифтаху, — Он хочет, чтобы избранник подготовился к ритуалу с подобающей торжественностью. Итак, дай твоей дочери несколько недель, чтобы она превознесла свою судьбу и оплакала eё с подругами.
— Яала — дочь своего отца, — ответил Ифтах неуверенно. — Она готова и не нуждается в отсрочке.
Но в глубине души он был рад промедлению.
Когда Ифтах предложил дочери пожить некоторое время в одиночестве в горах, чтобы подготовиться, она испытала разочарование.
— Надеюсь, мой отец не считает меня трусливой, — сказала она. — Я не испугаюсь. Моя кровь насыщена радостным смирением, достойным Господа. Я не нуждаюсь в отсрочке и подготовке.
Однако по лицу отца она поняла, что он хочет промедления. Ведь это он соединил eё с Господом, а значит его желание — желание Бога. Она перестала сопротивляться. Старалась понять ход мыслей отца. В одной из песен музыкантов Вавилона пелось, что проситель должен предстать пред Богом очищенным и торжественным, как перед царем. Она поклонилась и сказала:
— Слушаюсь и повинуюсь.
Но все же попросила отца сократить срок пребывания в горах. Они договорились, что она останется там две недели.
Когда Ктура услышала, что Яале дана отсрочка, она вновь обрела надежду. Яала останется в горах вдалеке от отца. Она заберет ее, и они убегут вместе. Она спрячет её в северной пустыне или среди бродячих племен Аммона, а дальше ей помогут Мильком и Бааль, пока Ифтах не вылечится от своего помешательства.
Но Яала не хотела, чтобы кто-то еще, кроме подруг, провожал eё в горы, она была приветлива и спокойна, но слишком возвышенна и далека от остальных. Яала, казалось, не страшилась будущего, она, очевидно, не понимала, о чем идет речь. Ктура почувствовала себя одинокой. Муж и дочь были слепы, она была единственной зрячей в их семье и взывала к своему богу Милькому, чтобы тот вдохнул в Яалу свое дыхание и спас ее.
Эмин заметил, что Яала отдаляется от него, в их отношениях возникло что-то новое, но он не понимал что. Когда смысл происходящего, наконец, дошел до него, он впал в яростное отчаяние. Он чувствовал, что Яала боялась соединиться с мужчиной, и сдерживал свое неистовое желание, возмущаясь, что eё получит этот ненасытный Господь.
Его герой и образец Ифтах ужасно разочаровал его. Эмин думал, что Ифтах — на треть бог и может помогать другим богам, и вот он оказался вовсе не вождем рода, он просто продал свою дочь за победу. А сам Господь, использовавший таким способом своих приверженцев?.. Разве он был настоящим Богом войны и огня? Эмин раскаивался, что сменил своего Бааля на Бога, который вел себя, как торговец. Эмин снова превратился в человека пустыни, такого же, каким был раньше — в Мерибааля. Его мысли не воспринимали больше еврейские фразы и складывались теперь в угаритские слова.
Ифтах вызвал его к себе. Они стояли друг против друга, оба смущенные. Эмин, увидев лицо столь уважаемого им человека, не мог противостоять ему, его душу охватило прежнее восхищение, смешанное с состраданием.
Ифтах же старался по выражению лица Эмина понять, может ли он доверить молодому другу свою тайну.
— Я хочу, — произнес он, — выделить Яале и eё подругам сторожевой отряд. И возглавить его должен надежный человек. Я выбрал тебя. Это задание не будет трудным; Господь, которому теперь принадлежит моя дочь, знает, как eё защитить. Взять на себя смелость бороться с Господом может только безумец.
Эмин внимательно посмотрел на него. Тогда в лагере под Цафоном, когда Ифтах говорил о спасении от козней Эфраима, Эмин понял его правильно. Ну, а сейчас?.. Неужели Ифтах хотел, чтобы он, Эмин, силой отнял у Бога его дочь?
— Были времена, когда я мог вступить в борьбу с любым богом, продолжал Ифтах. — Но я в долгу перед Господом. Он много сделал для меня. И я не могу забрать назад слова, которые слетели с моих уст.
Итак, Ифтах не вступал в сделку с Богом. Наоборот, этот Господь вложил в его уста необдуманные слова. Эмин, как прежде, ощутил, что безгранично предан этому человеку с властным, львиным лицом. Медленно, тщательно подбирая слова, он ответил:
— Я ничем не обязан Господу.
Ифтах подошел к нему совсем близко и тихо сказал:
— Тебе недолго осталось пребывать на службе у Господа. Не принимай никаких скорых и смертоносных решений, Эмин, друг мой! Пойми: тот, кто хочет забрать что-то у Бога, совершает кражу Его собственности, а Господь не позволяет себя грабить. Он очень честолюбив и очень силен, на его вооружении — не только железо, но и молнии.
— Что ты будешь делать, если Яалу все же украдут? — спросил Эмин.
— Я заберу eё назад, а грабителя убью.
— А если он унесет eё туда, где ты eё не отыщешь?
— Её найдет Господь, — ответил Ифтах.
— А если он унесет eё туда, где ты не сможешь eё найти? — возразил Эмин.
— Её найдет Господь, — ответил Ифтах.
— Есть страны, где Господь бессилен, — сказал Эмин. Ифтах промолчал.
Эмин гордился тем, что Ифтах доверил ему спасение дочери и был готов принять на себя гнев Господа. Но — не гнев Яалы. Он не мог ничего предпринять без eё согласия.