Страница 36 из 60
— Все, что делает мой отец — справедливо. И без перехода, по-детски, весело спросила:
— Эмин может поехать вместе со мной? Взвешивая каждое слово, Ифтах сказал:
— Может, конечно. Но ему придется сделать трудный для него выбор: между тобой и мной.
— А ты разве не поедешь? — испугалась Яала.
— Поеду, — ответил Ифтах. — Я буду приезжать к тебе, но не надолго. Ибо, если мы поедем в Аммон, то эта страна должна стать твоей родиной, а дом принца — твоим домом. А Эмин… Если тебе так хочется, я отдам его тебе.
Яала побледнела, губы eё задрожали.
— Но тебя у меня не будет… — едва слышно пролепетала она.
И в этот момент Ифтах понял, что хотел узнать. Она действительно искренне привязана к своему спасителю, но он для нeё — не больше, чем товарищ по детским играм. А его, своего отца, она любит. И сделает так, как скажет он. Если он отправит eё в Аммон, она поедет — из любви к нему. И даже если она забудет Господа, то его, Ифтаха, не забудет никогда.
С напускной бодростью он попросил Яалу все же сыграть ему на новой лютне. Ведь именно за этим они сюда пришли! Ему и в самом деле хотелось eщё раз услышать песню, которую она пела, когда его назначили судьей.
Яала раскраснелась от радости и засомневалась, удастся ли ей eщё раз подобрать столь удачные слова. Что ж, будут похожие… И она запела: «Слава Ифтаху, слава судье Ифтаху!.. С ним — милость Господа… Огонь Господа горит в его глазах…»
Ифтах смутился. Простая душа Яалы лучше, чем он, чувствовала, в чем источник его силы и успеха. В ней жила спокойная уверенность, что Господь благословил eё отца. И она не разделяла Ифтаха с Господом, когда она говорила с Ифтахом, она говорила с Богом. Она пророчествовала… А он, Ифтах, собирается послать eё на предательство. Болезненное чувство пронзило его: то, к чему он стремился, союз с Аммоном, обернется растворением Гилеада среди чужеземцев, врагов Господа. И сам он, как многие евреи Заиорданья, уже не будет израильтянином. Зилпа и eё сыновья по праву проклянут его, ведь он предаст свой род, свой народ и своего Бога.
Тем временем дочь приняла решение.
— Если моему отцу необходимо, — став серьезной, сказала она, — чтобы я поехала в Аммон, я буду счастлива хоть что-то для него сделать. Что я значу, отец мой, без тебя. Если я — часть твоих планов, стало быть, и часть тебя…
Ее преданность и смирение eщё больше смутили его. Нет, он не мог бросить eё на произвол судьбы. Он будет воевать с царем Нахашем.
Однако он не мог отказаться от своей восточной страны. И он сказал, наконец:
— Пока ничего не известно, Яала…
Гонцов из Аммона он отправил с дружеским, но двусмысленным посланием: «Ифтах, защитник восточного Башана, обращается к Нахашу, великому царю Аммона, к своему другу. Я далек от того, чтобы сказать тебе 'нет'. Но дай мне eщё время на то, чтобы сказать тебе 'да' и прислать свою дочь. Я должен успокоить своего Бога, чтобы он смирился и не излил гнев на меня и мою страну».
Глава посольской делегации внимательно выслушал его, долго размышлял, затем с достоинством поблагодарил и поцеловал его в бороду. Казалось, он удовлетворен. И делегация выехала назад, в Рабат.
Однако через три дня Ифтах получил известие, что послы по дороге повернули в другую сторону — направились на север, к Эраю, столице Башана.
Глава четвертая
Когда первосвященник узнал о послах царя Нахаша, подозрения его усилились. Как знать, какими новыми уступками намерен купить у сыновей Аммона продление мира этот двуличный человек! Старый священник решил не прощать больше Ифтаху отступничество от Господа. Война должна возобновиться. Если Аммон нашел себе могущественных союзников, пусть их найдет и Ифтах!..
По-настоящему помощь им мог оказать только западный Израиль, род Эфраима. Но кто из Гилеада способен обратиться к ним? Когда род Эфраима оказался в беде, братский Гилеад бросил соплеменников на произвол судьбы. Сыновья рода Эфраима добились победы и без Гилеада, но не забыли предательства. Но Ифтах не смел уступать земли Аммону. Ему придется укротить свою гордость и снизойти до поездки через Иордан, чтобы попросить поддержки. И отправляться нужно скоро, сейчас. Eщё до наступления весны у Гилеада должны быть союзники.
Однако пока священник мог лишь предаваться размышлениям. Ни предостеречь, ни строго предупредить Ифтаха он не мог. Ифтаха не было в Мицпе. Он пренебрёг должностью судьи, хотя так дерзко eё добивался. И оставался сейчас на своем севере, уклоняясь от советов Авиама. Авиам одного за другим посылал к нему нарочных, напоминал о делах, требовавших присутствия судьи в Мицпе. Но Ифтах давал расплывчатые ответы и по-прежнему пребывал на севере.
Потеряв терпение, Авиам сам решил нанести Ифтаху визит. Путешествие оказалось тяжелым. Eщё неприятнее было унижаться перед этим надменным человеком. Но Авиам пошел на это.
Весть о приезде священника не доставила Ифтаху удовольствия. Он все eщё надеялся заключить с Аммоном союз. В глубине души он знал, что не сделает этого. Не отдаст им Яалу. Но понимал, что Господь и весь Гилеад хотят войны. Он и сам хотел воевать, только даже себе не признавался в этом. К тому же, он не обольщался на свой счет и осознавал, что без союзников ему не победить врага. Ему следует обратиться за помощью к западному Израилю, к Эфраиму. Все его существо противилось этому. И вот теперь появится священник и будет заклинать его именем Господа и общими интересами, потребует, чтобы он преклонил голову перед Эфраимом. Ифтах ожесточил свое сердце…
Священник стоял перед Ифтахом, опираясь на свой посох — слабый, одряхлевший. Его большая голова смешно сидела на маленьком туловище. Но полные решимости глаза все eщё грозно смотрели из-под густых, сросшихся бровей.
— Шатер Господа и кресло судьи стоят рядом в Мицпе, — начал Авиам свою речь. — Только судья отсутствует вот уже много месяцев.
— Разве не ты отказался окропить мою голову священным маслом? — ответил ему Ифтах. — Но я сам посадил себя в кресло судьи. И теперь позволь мне самому решать, в чём заключается мой долг судьи… Старик опустился на циновку.
— Я приехал не спорить с тобой, сын мой, — примирительно сказал Авиам, — но чтобы ускорить тот час, когда Господь позволит освятить тебя своим маслом. С нетерпением жду я весны, продолжения войны и твоей победы над Аммоном.
— Определить точное время начала военных действий — дело полководца, все так же заносчиво возразил ему Ифтах. — Я разделяю твою озабоченность, уважаю твою старость и хочу посвятить тебя в мои планы. Аммон могущественен. Его поддерживает Моав, а весной он получит помощь и со стороны Башана. Я не собираюсь вступать в неравную войну. Планирую укрепиться здесь, на севере, чтобы царь Нахаш счел разумным продлить перемирие…
— Говорят, — резко оборвал его Авиам, — ты переписываешься с ним. Не собираешься ли ты вновь прельстить его землями Гилеада? Ты что же, по-прежнему считаешь, что мы не имеем права заключать союз против Аммона? Люди Аммона — гости в городах, их родиной остается пустыня. Они жаждут беспорядков, которые у них именуются свободой. Нам же Господь дал земли, чтобы мы поселились на них, сеяли и собирали урожаи. Нам не следует связываться с теми, кто и нас тянет назад, в пустыню. Разница между нами и Аммоном слишком велика. И без того слишком многие дали возможность фальшивому богу Милькому проскользнуть в свои души. Боюсь, что ты сам так и не сумел вырвать его из своего сердца. Разве ты не видишь, что, поддерживая отношения с Аммоном, наносишь себе вред? Господь — честолюбив, Он долго не сможет это терпеть.
Прогони же, наконец, Милькома! Веди войну против Аммона! Этого ждет от тебя Господь!
Ифтах смотрел на человека, произносившего эти слова, и все в нем раздражало его — жалкая фигура, большая голова, наполненные фанатизмом глаза, настойчивый, властный голос. Жажда власти в других усиливала его собственную. Злобно усмехнувшись, он бросил в лицо старику: