Страница 21 из 31
Граф Альберт воздел закованную в латы руку и поманил его. Затем повернулся и встал в проеме стены.
Руперт молча поднялся и последовал за ним, сжимая в руке пистолет. Граф Альберт прошел сквозь толстую стену и исчез в таинственном свете. Руперт машинально шагал вперед, чувствуя, как хрустит цемент под ногами. Он схватился за стену, чтобы не упасть, и нащупал шероховатый край расщелины.
Башня одиноко высилась среди руин, однако же, пройдя сквозь нее, Руперт очутился в длинном кривом коридоре. Пол там был неровный и местами просел; одну стену украшали большие выцветшие портреты не самой высокой пробы, подобно тем, что висят в коридоре, соединяющем флорентийские галереи Питти и Уффици. Впереди маячила фигура графа Альбeрта — черный силуэт в разгоравшемся все ярче свете. Музыка становилась все громче и непривычнее — безумный, дьявольский, обольстительный танец и притягивал, и внушал отвращение.
В финальной вспышке ослепительного света, во взрыве адской музыки, которой впору бы звучать в Бедламе, Руперт вышел из коридора в большую необычную залу. Сперва он ничего не видел, ничего не различал, кроме бешеного водоворота фигур — белых фигур в белой комнате, залитой белым светом. Единственным темным персонажем был стоящий перед ним граф Альберт. Когда глаза привыкли к чудовищному свету, Руперт понял, что это танец обитателей преисподней, который ни одной живой душе прежде не доводилось созерцать.
Под жутким, непонятно откуда исходившим, вездесущим светом по вытянутой зале потоком проносились неизъяснимые мерзости. Сборище мертвецов, отправившихся в ад за последние сорок лет, неистово танцевало, хохотало и гнусно тараторило. Белые, отполированные скелеты, лишенные плоти и одежд, скелеты в ужасных лохмотьях из иссохших, болтающихся жил и развевающихся изорванных саванов. Эти умерли давным-давно. Были покойники и посвежее — у них кое-где проглядывали желтые кости и длинные волосы, едва державшиеся на уродливых головах, извивались в пульсирующем воздухе. Потом были серо-зеленые чудища, раздутые и бесформенные, перемазанные землей или оставлявшие за собой брызги воды. Попадались и белые, прекрасные существа, будто выточенные из слоновой кости, умершие день-два назад и угодившие в костлявые объятия гремящих мощами скелетов.
Мертвецы все кружились и вертелись по проклятой зале в бурлящем вихре. Воздух наполнился миазмами, пол усеивали обрывки саванов, желтый пергамен, гремучие кости и клоки спутанных волос.
А в центре адского хоровода — зрелища, которое не описать и не вообразить, способного навеки помутить разум того, кто стал ему свидетелем, — скакали и корчились жертвы графа Альберта, двадцать прекрасных женщин и беспечных мужчин, дотанцевавшихся до страшной смерти в горящем замке. Эти обитатели склепа, обуглившиеся и бесформенные, являли собой невыразимый ужас.
Граф Альберт, угрюмо наблюдавший за танцем грешников, повернулся к Руперту и наконец заговорил:
— Настал твой черед. Танцуй!
Какая-то вопиющая жуть, очевидно с внушительным покойницким стажем, отделилась от бушующего потока мертвецов и уставилась на Руперта пустыми глазницами.
— Танцуй!
Руперт остолбенел.
— Не раньше чем сам дьявол явится из преисподней и лично меня заставит, — выговорил он непослушными губами.
Тяжелый двуручный меч графа Альберта взметнулся в зловонный воздух, и разлагающаяся братия, прервав танцы, ухмыляясь и бормоча, устремилась к Руперту.
Комната, завывающие мертвецы и черная сила вихрем закружились вокруг него, и последним усилием, прежде чем потерять сознание, Руперт взвел курок и выстрелил прямо в лицо графу Альберту.
* * *
Гробовая тишина, непроглядный мрак. Ни вздоха, ни звука. Безмолвие давно замурованной гробницы. Руперт лежал на спине, ошеломленный, беспомощный, сжимая в онемевшей руке револьвер. Темнота пахла порохом. Где же он? Он умер? И попал в ад? Он осторожно вытянул руку и коснулся пыльных половиц. Далекие часы пробили три. Это был сон? Ну конечно. Но какой ужасный! Стуча зубами, он тихо позвал:
— Отто!
Ответа не было. Он звал снова и снова, но все безуспешно. Руперт с трудом поднялся на ноги и пошарил в поисках спичек и свечей. Его охватила паника: спички пропали!
Он повернулся к камину: в золе еще тлел один уголек. Он смахнул со стола кипу бумаг и старые книги, склонился над очагом; через минуту-другую ему удалось трясущимися руками зажечь сухой трут. Затем он бросил в огонь книги и в страхе огляделся по сторонам.
Его нет. Он исчез. Слава богу. На крюке никого. Он нетвердым шагом пересек комнату, освещенную полыхающими в камине фолиантами, и склонился над тюфяком.
* * *
Так его и нашли. Когда утром никто не вернулся из Кропфсбергской башни в трактир, дрожащий от ужаса Петер Росскопф снарядил спасательную экспедицию. Руперт стоял на коленях перед тюфяком, на котором лежал Отто, с пулей в шее, — мертвее некуда.
Эдит Уортон
Потом, много позже
1
— Есть-то оно есть, но вы его ни за что не узнаете.
Эту фразу, сопровождаемую смехом, Мэри Бойн услышала полгода назад, в яркий июньский день, в саду, а сейчас, декабрьским вечером, стоя в библиотеке в потемках (лампу еще не успели принести), она вспомнила эти слова, и они представились ей в совершенно ином свете.
А произнесла их приятельница Бойнов Алида Стэр. Они втроем пили тогда чай на лужайке перед домом Алиды в Пангборне. Речь шла о доме, главным украшением и отличительной особенностью которого была упомянутая библиотека. Мэри Бойн и ее муж решили подыскать себе загородный дом где-нибудь в южных или юго-западных графствах. Не успев прибыть в Англию, они тут же поделились своими планами с Алидой Стэр, памятуя о том, как успешно она справилась с покупкой собственного жилища. Бойны оказались капризными людьми и отвергли несколько вполне приемлемых, разумных вариантов, и только тут прозвучало: «Ну что же, есть еще Линг, в Дорсетшире [61]. Владельцы — родня Хьюго. Отдают, можно сказать, даром».
Столь доступная цена объяснялась удаленностью от железнодорожной станции, отсутствием электрического освещения, горячей воды и прочих пошлых удобств — недостатками, которые могли скорее привлечь, чем отпугнуть пару романтичных американцев, всегда подозревавших, что без такого рода хозяйственных упущений на архитектурный пир души вход заказан.
— Старый дом просто обязан быть неблагоустроенным, иначе я не поверю, что он действительно старый, — шутливо настаивал Нед Бойн, главный сумасброд в семье. — При одном упоминании слова «удобства» мне начинает казаться, что этот дом собран по инструкции из пронумерованных деталей, привезенных из торгового зала.
И супруги с комической придирчивостью упорно отказывались верить, что дом, рекомендованный их родственницей, действительно относится к временам Тюдоров [62], пока не получили гарантий, что центральное отопление отсутствует, что деревенская церковь действительно стоит прямо в парке и, самое печальное, система водоснабжения постоянно барахлит.
— Просто не могу поверить в такое счастье, — продолжал дурачиться Эдвард Бойн, когда ему удалось исторгнуть у Алиды одно за другим все эти признания, но его восторг тут же опять сменился недоверием. — А привидение? Отсутствие привидений, вот что ты пытаешься от нас утаить!
В те минуты Мэри смеялась вместе с мужем — и поводов для веселья было достаточно, — но осеклась, услышав в ответ какой-то вялый смех Алиды.
— О, чего-чего, а уж привидений в Дорсетшире, как известно, хватает.