Страница 14 из 47
— Я полагаю, — сказал он, — что на любом из здешних островов мы всегда сможем восполнить нашу потерю. Все же следует удержать тех индейцев, которые находятся на «Санта-Марии». Можно это сделать силой, но лучше будет, если они останутся по своей воле.
Желтоголовый появился в трюме вскоре после полудня. Он сказал:
— Вы свободны.
Пятеро пленников вышли на палубу, и голова у них закружилась от вольной небесной синевы. Большие каноэ шли на полдень, а в полночной стороне исчезали берега незнакомого острова.
Часа три толковал Педро с пленниками. Все то, что требовалось им сказать, можно было изложить за три минуты, но безъязычие стеной разделяло договаривающиеся стороны. Помогала посредникам белая нетканая ткань, которую Желтоголовый называл бумагой. На ней он рисовал острова, пальмы, людей в мешках и людей голых, и, хотя все это тоже было не слишком понятно, Ягуа под конец уяснил, чего же от него и прочих пленников хочет Сеньорадмирал.
И он так изложил своим товарищам по несчастью суть дела:
— Бледнолицые говорят: мы можем уйти хоть сейчас. Те двое — их позавчера увели на другое каноэ — уже ушли. На тот остров, который сейчас уже уплыл на полночь. Нам дадут мешки и кору для ног, бледнолицые называют мешки одеждой, а кору — сапогами, нас будут кормить не черными палками и не сухим мясом, а бататами, маисом и кассовой. Нас будут учить языку бледнолицых. А когда белоглазый вождь найдет остров Сипанго и страну Катай, — Желтоголовый говорит, что до этих земель очень, очень близко, — нас отвезут на Остров Людей. И еще говорит Желтоголовый, что отсюда до Бухты Четырех Ветров на наших каноэ надо идти десять и два дня.
Четверо пленников, выслушав Ягуа, не ответили ему ничего. Молчание — знак согласия. Но с чем согласились эти люди, было непонятно даже для Ягуа.
— Йо, йо, эльос аки эстар (я, они здесь быть), — сказал Ягуа на «чисто кастильском» диалекте.
Люди Острова верны своему слову. Этого бледнолицые не знали, но им нужны были «свободные» пленники, и они не загнали пятерых островитян в темный трюм.
Началась Одиссея поневоле.
Одиссея начинается
Одиссея начиналась… Проплывали, уходя на полночь, в сторону Острова Людей, большие и малые острова, похожие на родную землю, но не родные. Их было много, и везде к кораблям (так назывались большие белокрылые каноэ) выходили островитяне, такие же, как Люди Острова. Такие же! Как бы не так! Это бледнолицым казалось, что все индейцы на одно лицо, что говорят они на одном языке, и ничем, решительно ничем не отличается житель Гуанахани от жителя любого из этих островов. А для Ягуа и четверых его земляков это были чужие люди; конечно, не столь чужие, как бледнолицые, но все равно не встретишь ты тут ни мудрого Гуабину, ни старого Гуакана, не говоря уже о Каоне. Даже подлому Гуаканову внуку, похитителю Каоны Первой, Ягуа обрадовался бы от всей души, но и внуки Гуакана и Гуабина и Каона с каждым днем отодвигались все дальше на полночь.
Духи тьмы съели старую луну, духи света родили новую, дни шли за днями беспокойной чередой. За десять дней миновали пять больших островов, малых же видели такое множество, что и сказать трудно сколько.
Сеньорадмирал не раз высаживался на больших островах и допытывался, есть ли на них золото. И везде он спрашивал, близко ли лежит остров Сипанго.
Ягуа же знал и много раз говорил Сеньорадмиралу и Желтоголовому, что Сипанго лежит дальше на полдень. Правда, даже от великого провидца Гуаяры Ягуа не слышал о земле с таким странным названием. Но Сеньорадмирал твердил, что этот Сипанго очень велик, многолюден и богат, а Гуаяра часто рассказывал об огромном острове, что лежит за меньшими островами, и даже называл его Кульбой, Кубаоной или Кубой.
И вот на одном из островов, а было это на пятый день пути, бледнолицым сказали, что отсюда недалеко до Кубы и что, должно быть, то Сипанго, которое ищут бледнолицые, и есть Куба.
Во всяком случае здешние островитяне заверили Сеньор-адмирала, что на Сипанго-Кубе есть золото. И они сказали, что золото имеется на другом, не меньшем острове, лежащем на восход, от Кубы, но Сеньорадмирал их не понял, а Ягуа так и не смог растолковать ему эти указания.
Тяжело жить у чужих людей. Они не обижают своих «свободных» пленников, кормят их вволю, дозволяют отлучаться на берег, но, о Мабуйя, до чего же непонятны эти бледнолицые. Непонятны и опасны. Так и кажется, что в каждом из них сидит трижды десять духов, и не поймешь, добрых или злых, но беспокойных до крайности. И не угадаешь, какой из этих духов кружит голову бледнолицего и что он, бледнолицый, вытворит спустя минуту.
Лучше всех Желтоголовый, но и в нем сидят духи тьмы. Недавно один из пленников взял у него очень красивый поясок с блестящими подвесками. Понравился человеку поясок, бывает же такое. Желтоголовый долго искал поясок и в конце концов нашел его, впрочем, пленник и не скрывал, что ему приглянулась эта вещица.
Желтоголовый от ярости стал красным, как его камзол (так называется мешок без рукавов, который прикрывает плечи, грудь и спину бледнолицых), и кулаком ударил пленника в лицо, да так сильно, что выбил ему два передних зуба. И при этом кричал дурным голосом: «Ты вор, ты украл мой пояс, я тебя отучу красть чужие вещи». Вор, красть — странные и непонятные слова. На Острове Людей поля общие, канеи и бохио общие. Конечно, у каждого есть свои вещи — гамаки, птичьи перья, гребни, но невелика беда, если сосед возьмет у тебя головную повязку или гребешок. Возьмет, подержит и отдаст.
Все это Ягуа пытался объяснить Желтоголовому, но где таи! Желтоголовый еще пуще разъярился, злобно кричал: «Вы дикари, темные дикари, и не вам учить нас, христиан, уму-разуму. В нашей стране ворам рубят головы и воров четвертуют и вешают».
Ягуа так и не понял, что такое четвертование и куда и как вешают воров, но отлично уяснил, что бледнолицые все поголовно сбиты с пути истинного коварным Мабуйей, которого эти чужеземцы называют Дьяволом и Сатаной.
И в один прекрасный день Мабуйя-Дьявол-Сатана убил Ягуа. Убил не тело его, а имя. Сеньорадмирал сказал: «Отныне ты будешь не Ягуа — имя это языческое, а Диего. Диего — доброе христианское имя (эти бледнолицые на каждом шагу себя называют христианами, потому что главный их бог — Христос), и так же зовут моего старшего сына».
Бледнолицые убили и имена всех прочих пленников. Теперь им дали клички — Алонсо, Хосе, Франсиско, Санчо, причем у Хосе и Франсиско почему-то было еще по одному имени — Пепе и Пако[11].
Плохо, когда убивают твое имя. Ведь на Острове Людей духи-покровители привыкли, что Ягуа есть Ягуа. Найдут ли они своего подопечного, если стал он Диего? Три вечера Ягуа-Диего кормил своего земи (он вырезал его из черного сухаря) крошками кассавы и поил красной водой, которую любят бледнолицые. Как знать, быть может, земи сообщит духам-покровителям, что Диего это и есть Ягуа. А вот у прочих пленников никаких земи не было, и вообще они от перемены имени не страдали. Зато у Пепе вышла большая неприятность совсем по другой части. Ему дали роскошные штаны, зеленые, с косыми белыми полосами, но он сказал: «Не хочу». Желтоголовый долго уговаривал Пепе, но тот стоял на своем. Тогда боцман Чачу выпорол Пепе. Пороли Пепе жестоко, исполосовали ему всю спину, а затем надели на него штаны, и он смирился со своей участью.
Желтоголовый принес Пепе две-три горсти мягких сморщенных зернышек (они называются изюмом), накормил ими бедного пленника и смазал его спину какой-то целебной жидкостью.
Бледнолицые — их исподтишка подстрекал боцман Чачу — смеялись над Желтоголовым, пока за него не заступился Сеньорадмирал.
Диковинный человек был этот великий вождь бледнолицых. И не в первую и даже не в пятую луну слегка приоткрылся он Ягуа… Чем-то напоминал он мудрого Гуабину. Но не лицом, не статью, не повадкой. Странные у него были глаза. Белый огонь сиял в них, огонь холодный и страстный. И почему-то было жаль его, великого вождя бледнолицых. Усталые морщинки сбегались к уголкам его глаз, он горбился, ходил в камзоле, испятнанном жиром и красной водой, его голова серебрилась, хоть летами он был и не стар.
11
Пепе — уменьшительное от Хосе, Пако — от Франсиско.