Бордальеро

Султан сидел в богато убранном зале. Шелковые одежды, танцующих одалисок, лепестками причудливых цветов парили вокруг точеных тел. Перстни и серьги сверкали звездами. Звон браслетов неземной музыкой услаждал слух. Каждое движение танцовщиц было сладостным обещанием чувственного блаженства. Но правитель был мрачен. Наложница Эмине во время танца подбросила шаль перед султаном, которая взмыв вверх, подстреленной птицей упала к ногам правителя. Он сделал знак. Музыка тотчас стихла, наложницы убежали. Осталась одна Эмине. Султан кивнул, евнух подал шаль правителю.

– Чья это шаль? – спросил султан.

– Не смею слух твой осквернить, мой господин, – отвечала Эмине, низко склонившись.

– Приказываю я тебе.

Эмине закрыла лицо и прошептала:

– В богато убранных покоях Акгюль нашла я эту шаль. По шёлку серебром даритель своё имя начертал. Достоин одного неверный: на корм шакалам он пойти. И до десятого колена быть проклятым в подлунном мире, стервятникам на радость гнить в пустыне иль навсегда пропасть в пучине.

Гневно сверкнули глаза султана:

– Донос достоин всяческой награды. Что, женщина, ты выбираешь? Пиалу с ядом или столб позорный, где каждый по спине хлыстом пройдется, в каракуль кожу превращая? А может, хочешь ты, что б голова твоя на кол взлетела? Тогда твои глаза увидят много больше.

Эмине упав на колени, зарыдала, вырывая у себя волосы:

– Прошу пощады, повелитель мудрых! Лишь истину желала донести…

Султан мрачно смотрел на неё, затем кивнул стражнику:

– Приведите сюда Акгюль.

Стражники схватили Светика за косы и потащили к султану. Она пыталась вырваться, но хватка была крепкой. Её бросили к ногам правителя. Светик подняла глаза и увидела Понюшкина в чалме. Глаза его сверкали гневом:

– Изменник, говорящий о любви, подобен яду, где ложь как мёд, пропитывает сладость. В ад – джаханнам ты ввергла жизнь мою. И вместо счастья ты дала испить воды мне гнойной, жгучего огня. И всякий день, что рядом был с тобой, душа моя сгорала, иссыхало сердце. Распутница посмела изменить супругу, благодетелю, кормильцу…

– Сереженька миленький, врут! Я верная жена!– заплакала Светик.

Султан Понюшкин был суров:

– Нет, женщина, поток фальшивых слов мой гнев не в силах умолить. И вместо сердца лишь мешок чертополоха лежит в груди твоей. Да и сегодня ночь ты провела вне дома. Ты с полюбовником резвилась, предавшись радости грехопадения!

– Понюшкин, откуда ты знаешь? Ты же умер! – вскричала Светик.

Султан безумно захохотал. Его хохот перешел в непрекращающийся звон. Светик в ужасе бросилась бежать. Лабиринт пустынных коридоров чуть освещали тусклые светильники. Мрак давил со всех сторон. Хохот-трезвон сопровождал беглянку, то замолкая, то гремя за спиной. Он пугал, заставляя метаться из стороны в сторону. Темные коридоры сужались. Светлана ударилась о стену, открыла глаза и поняла, что после бурно проведенной ночи, уснула. Дверной звонок разрывался. Встав с дивана, она побрела открывать дверь. У зеркала остановилась, с удивлением увидев себя не в восточных одеждах, а в домашнем халате, вместо черных кос – короткая стрижка. Светик мотнула головой, стряхивая наваждение, вызванное сном. Причесалась, оправила халатик и открыла дверь. На пороге стояла сияющая Лялька.

– Привет, Мурзик! – отодвинув Светика, прошла в квартиру, бросив у порога сумку. – Второй день кружу вокруг твоего дома. Вижу, с золотым тельцом дела идут на лад? Судя по сонному виду, ночь проведена в утехах? – захохотала она.

– Привет, – ответила Светик, зевая. – Ты как всегда кричишь на всю округу.

– Ладно, я шучу. Ты женщина у нас серьезная. В дом-то пустишь?

– Ты уже вошла.

Светик закрыла дверь и провела подругу в комнату.

– Где пропадала? – спросила она, оценивающе разглядывая Ляльку.

Подруга выглядела великолепно. Новое синее платье в белую полоску шло ей необыкновенно, делая фигуру стройнее и подчёркивая фантастического цвета бирюзовые глаза. Рыжая копна волос придавали Ляльке озорной вид. «Прямо тортик с масляной розочкой, а я как в ботах на именинах», – уязвлено подумала Светик. Рядом с подругой в своем любимом халатике она почувствовала себя замухрышкой.

– Симпатичное платьишко, – кисло пробормотала Светик.

– Правда, красивое? Дорогущее! Недавно его купила, – Лялька с удовольствием повертелась перед Светиком.

– Как жизнь? Как твой благоневерный? Развелись уже? – с надеждой спросила Светик.

– Ну, матушка, просто так и не расскажешь. Помнишь, я чуть не испортила тебе свидание? Так вот. Мой павиан притащился домой, устроил скандал. Кричал, что не хочет разводиться. Мол, он подвергся наветам недоброжелателей. Ха! Можно подумать!

– Может и в самом деле? – робко спросила Светик.

– Да он сам и был тот недоброжелатель. Вертелся как слизняк под скипидаром. Меня обвинял. Орал, что я шастаю неизвестно где и неизвестно с кем. Даже разбил штук пять тарелок. Для душевного спокойствия пришлось расколошматить остальные. Мундиаль полный! Теперь у меня в доме нет ни одной тарелки. Ты представляешь, ем из салатников.

– Ты с ума сошла! – воскликнула Светик.

– Ему можно, а мне нельзя? – возмутилась Лялька. – Зато умиротворение после сего действа снизошло на меня благодатью. Короче говоря, я плюнула и ушла из дома.

– Ты с ума сошла, – повторила Светик.

– Нет, не думаю, – уверено заявила Лялька. – Безумцы не совершают логичных действий.

Светик пожала плечами и тяжело вздохнула.

– То-то же! Хоть раз от тебя услышала разумные слова, – удовлетворенно сказала Лялька. – Должна признать, ночь для одинокой женщины таит огромную опасность. Невозможно погрустить во тьме! Тут же на тебя кидаются брюхоногие.

– Какие? – не поняла Света.

– Гаишник, – объяснила Лялька. – Притаился, понимаешь, да как выскочит, как выпрыгнет, как замашет палкой на меня. Страш-ш-но! – Лялька сделала круглые испуганные глаза.

– Бедная девочка, – проворковала жалостливо Светлана.

– Не то слово! Ты бы знала, как я испугалась! Словом, этот моллюск по совокупности моих злоключений лишил меня прав. Теперь я катаюсь на своих двоих.

– За что? – возмутилась Светик.

– Ну, Мурзик, ты совсем забыла, как мы с тобой в тот душевный вечер коньячок приголубили.

Света неодобрительно покачала головой:

– Мне кажется, ты совершила глупость. Если мужчина хочет сохранить семью, надо немедленно соглашаться.

– А, ладно, – отмахнулась Лялька. – На каждую кастрюлю найдется своя крышка, если она, конечно, не плошка.

Помолчала и добавила:

– Ко всему прочему я потеряла телефон. Как-то глупо получилось. Представляешь, объясняюсь с гаишником. Темпераментно объясняюсь. А кто бы в моей ситуации был спокоен? Тут павиан телефон обрывает. Мешает, сил нет! Нервы ни к черту. Пришлось выкинуть телефон прямо в кусты.

– С ума сошла, – третий раз повторила Светик.

– Что ты заладила: с ума сошла, с ума сошла. Не дождешься от тебя сочувствия, – с обидой произнесла Лялька. Засмеявшись, добавила: – Гаишник очень даже ничего мужчина. Свидание мне назначил. Он такой…

Она описала руками нечто похожее на снежную бабу:

– Я бы сказала выразительный в смысле фигуры. Мы в ресторан ходили.

У Светланы загорелся интерес в глазах, и она завистливо спросила:

– Да ты что? Много он там потратил? Не жадничал?

– Не знаю. Я внимания не обратила. Скучно мне с ним. Токует, токует тетерев брюхоногий… Да, ладно. Ты теперь рассказывай, что у тебя с тельцом? Процесс движется в нужном направлении?

– То есть ты его бросила? – ужаснулась Светик.

– Что значит, бросила? – возмутилась подруга. – Я вообще-то замужем. Давай о вдовце рассказывай. Это интересней.

Светик потупилась, поправила прическу и проворковала:

– Всё у нас хорошо. Лёшечка очень внимателен, заботлив, добр.

– Так. Стоп. Не вижу азарта. Не вижу огня. Что-то недоговариваешь. В чем проблема?

Светик прошлась по комнате, поправила листочки у цветов.