Сближение

Наше медленное путешествие до Фолкстона превратилось в пытку: поезд редко когда двигался быстрее пешехода и останавливался, как казалось, на каждом семафоре между Лондоном и побережьем Кента. Когда мы наконец добрались до портовой станции, то первым делом толпа ринулась на поиски туалета, а потом выстроилась в очередь за чашкой чая и куском хлеба с маслом. Мы загрузились на корабль, но вместо того, чтобы с облегчением оказаться в относительно комфортных условиях, я обнаружил, что корабль битком набит солдатами, прибывшими раньше. Наш приезд лишь добавил неразберихи. Я долго терпел, понимая, что этих юношей нужно накормить и напоить так же, как и меня, а остаться в этой толпе, наверное, мой единственный шанс раздобыть что-то съестное.

Как только корабль отплыл, то направился не в Булонь, а в более отдаленный Гавр. Вот тогда-то неспокойное море вызвало у многих пассажиров приступ mal de mer, я сбежал на открытую шлюпочную палубу и встретил там нового друга Берта.

Я не смог найти его, когда сел в поезд, наверное, слишком увлеченно искал себе место. Однако мне удалось занять и еще одно рядом на случай, если он объявится. Вагон заполнялся быстро, поэтому держать место до бесконечности я не мог. Вскоре какой-то молодой рядовой из Ланкаширского фузилерного полка плюхнулся рядом. Он предложил мне сигарету и глоток из фляжки. Звали его Фрэнк Батлер, девятнадцати лет от роду, уроженец Рочдейла. Он впервые уехал из дома и сейчас с энтузиазмом рассказывал о пеших прогулках в Пеннинских горах, называя меня «сэр» по три раза в каждом предложении. Я начал клевать носом, несмотря на постоянную болтовню рядового Батлера. Теперь время текло беззаботнее, чем раньше.

Кто-то потряс меня за плечо:

– Капитан-лейтенант Трент, сэр?

Я открыл глаза и увидел, что надо мной нависал, склонившись под углом в толпе, высокий ефрейтор.

– Вы капитан Трент, сэр? Ученый?

– Да, все верно, я мистер Трент. Но…

– Я весь поезд обыскал, сэр. Мне приказано позаботиться о вас, но вы не там сидите, сэр, если можно так выразиться. Если я не пересажу вас на положенное вам место, то у меня будут неприятности, это точно.

Манеры его были почтительными, тон – вежливым. Мне не хотелось навлекать на него неприятности, поэтому я насилу снял с верхней волки два своих огромных чемодана, в чем мне весело помогли солдаты. Поезд еще даже не отправился с портовой станции. Мы с ефрейтором с трудом открыли дверь вагона и наполовину выпрыгнули, наполовину вывалились на платформу.

– Они задержали поезд, пока я вас не найду, сэр, – прокричал ефрейтор через плечо.

Он подхватил чемодан побольше, и мы торопливо зашагали вдоль состава. Военные битком набились в каждый вагон так, что буквально выпирали из окон и дверей.

– Сюда, сэр. Вам будет куда удобнее, чем в этой толчее. Вас ожидает еще один джентльмен.

Мы добрались до хвоста состава и вошли в крытый вагон всего с двумя или тремя маленькими окошками. Ефрейтор проводил меня вверх по узкой деревянной лесенке, поторапливая. Я все еще пытался пропихнуть чемодан вперед, когда почувствовал, как поезд дернулся и поехал.

Это был служебный вагон: огромное пространство с огороженной решеткой складской площадкой, со множеством флажков и фонарей, которыми пользовался le chef de train [13]. Здесь было тепло и горели фонари. За решеткой на деревянном стуле одиноко сидел мой друг Берт, прямо, но при этом расслабленно, опершись руками на трость и положив на руки подбородок. Рядом стоял второй стул.

Ефрейтор проводил меня в клетку, поставил чемоданы и убедился, что я удобно устроюсь. Поезд уже набрал некоторую скорость, и, понимая, что между вагонами нет крытого прохода, я начал беспокоиться за этого проворного молодого человека. Сам он беззаботно показал мне шкаф, где нас ждали кувшин с пресной водой, пара стаканов, два длинных французских багета, завернутых в белую папиросную бумагу, сыр и бутылка красного вина:

– Боюсь, хлеб немного подсох, сэр, но, наверное, все еще вкусный.

Все и впрямь выглядело чрезвычайно аппетитно.

Очень кстати ефрейтор пожелал мне спокойной ночи и пообещал зайти к нам с капитаном, когда поезд прибудет в Бетюн. Как только он начал спускаться по ступенькам, я увидел движущуюся платформу, а потом, словно его уход послужил сигналом, поезд резко остановился с громким визгом тормозов.

Тут и Берт проснулся. Он выпрямился и посмотрел на меня, мигая. Мы поздоровались.

– Рад, что вы здесь, – сказал Берт. – Я уж было подумал, что вы сели в другой поезд.

Я рассказал ему о случившемся, но потом, поскольку у меня урчало в животе, спросил:

– Не хотите немного хлеба и воды?

– Раз уж нас посадили в клетку, то это самая подходящая еда. – Он с довольным видом зажмурил голубые глаза. Мы оба подошли к шкафу. – Но, может, вместо воды немного вина?

– Разумеется!

Мы разломали батон пополам, взяли каждый по куску сыра и наполнили стаканы вином, после чего снова заняли свои места.

– Я слышал, как ефрейтор назвал вас капитаном.

– Наверняка. Я не бросил бы дом и семью и не стал бы страдать во французском поезде за меньшее. Вы тоже? Я так понимаю, вы моряк?

Он смотрел на мою униформу.

– Я не капитан, а капитан-лейтенант.

– Не слишком ли далеко вы уезжаете вглубь страны, чтобы вернуться на свой корабль?

– Думаю, это сухопутный объект. – И снова я почувствовал гнетущую необходимость молчать, поэтому продолжил уклончиво: – Все это немного непонятно. А вы служите в армии, как я вижу?

– Верно. – Он с хрустом откусил кусок багета, и большие коричневые хлопья полетели на пол вагона. – Я требовал чин генерала, думая, что смогу сторговаться на полковнике, но они не поднялись выше капитана. Это немного смешно, как мне кажется, но в общем-то вся эта проклятая война несколько смехотворна. Я пытался донести эту мысль еще два года назад, когда все только начиналось.

– Не думаю, что молодые люди, с которыми мы путешествуем, считают войну смехотворной.

– Верно. Они просто мальчишки – вечная трагедия войны и тех, кто стал ее воинами. У меня самого два сына. К счастью, они еще школьники, и если повезет, им удастся избежать всей этой ужасной кутерьмы во Франции и Бельгии. Вы представляете, через что придется пройти молодым людям из этого поезда? И сколько из них никогда не вернутся домой?

– Будет еще хуже.

– Согласен. Обстановка накаляется пугающим образом, но я думаю, тут-то на сцене и появимся мы. Им нужны идеи, свежие идеи.

Больше он на эту тему не стал распространяться. Какое-то время мы сидели молча, наслаждаясь вкусным сыром и попивая вино. Во мне поднималась усталость, я оглядел вагон, но не заметил ничего, что смог бы использовать как матрас или койку. Лишь два деревянных стула бок о бок.

Очевидно, Берт понял, о чем я думаю.

– Мне кажется, – сказал он, – что поезд вряд ли отправится прямо сейчас. – Состав по-прежнему не двигался. – Перед вашим приходом я размышлял, не стоит ли открыть багаж и поискать какую-то одежду, чтобы разложить на полу, вон там, у стены. Я чувствую себя выжатым как лимон. Нужно где-то прикорнуть.

– Вы издалека добирались?

– Из Эссекса. Все шло хорошо, пока я не сел в поезд до Фолкстона. А вы?

– А я еду почти из центра Лондона. С Бэйсуотер-роуд в сторону Ноттинг-Хилл.

– Я немного знаю тот район. Жил там какое-то время. В Морнингтон-плейс неподалеку от Камдена.

– Понятно.

– У меня и сейчас есть маленькая квартирка в Лондоне, но бóльшую часть времени я живу в сельской местности.

Предложение Берта соорудить из подручных средств постель было хорошим, поэтому мы осушили бокалы, закупорили пробкой бутылку, а потом принялись рыться в нашем багаже. Я уже подумал о своем плаще, который уложил последним вместе с другим реквизитом. Как ни пытался, я не мог придумать, каким образом тот мог бы мне пригодиться там, куда я еду, но поскольку он был неотъемлемой частью работы, мне показалось немыслимым оставить его дома. И надо же такому приключиться, что сейчас плащ идеально подошел для моих насущных нужд.

13

 Начальник поезда (фр.).