Мне снова 15…

– Ладно, не учи учёного, – с ухмылкой протянул малолетка.

После того, как роли были распределены, мы с Мухой рассредоточились в разных концах проулка. В случае появления нежелательных прохожих и уж тем более милицейского патруля следовало зайтись в приступе кашля.

Признаться, пока я караулил свой участок проулка, меня изрядно потряхивало. Как-никак не было у меня опыта противоправных действий, и вероятность быть пойманным и впоследствии отправленным в колонию для несовершеннолетних меня совсем не прельщала. Жизнь, блин, только начинается, а тут сразу большой и жирный крест. И так уже стою на учёте в ПДН, из-за чего, по словам Мухи, мне, как и ему, пока не довелось вступить в ВЛКСМ. А быть вне комсомола сейчас – это лишиться многих плюшек.

Лёгкий свист отвлёк меня от созерцания освещённого окна на втором этаже в доме напротив, где мелькал женский силуэт. Едва различимый в свете далёкого уличного фонаря Бугор махал рукой. Похоже, можно было выразиться фразой Василия Алибабаевича: «О, украли уже? Ну я пошёл».

Действительно, дело провернули довольно быстро, Бугор уже успел вставить на место стекло. У киоска стояли три портфеля и объёмистая сумка, принадлежавшая нашему боссу.

– Всё отлично, отпечатков менты не найдут, – возвращая мне платок, довольно сообщил Бугор. – Сейчас чешем в наше потайное место и там скидываем барахло. А потом можно и по домам.

Потайным местом оказался подвал старого, ещё дореволюционной постройки дома, уже который год, если верить Мухе, готовящегося под снос. У запасливого Бугра с собой был припасён фонарик, он шёл первым, изредка посвечивая назад, чтобы мы не разбили себе лоб о низкий сводчатый потолок. Хорошо хоть, земляной пол оказался относительно ровным и чистым.

Наконец остановились у дощатой двери, закрытой на навесной замок. Ключ от неё у Юрки Крутикова тоже имелся. Комнатушка оказалась небольшой, в ней даже присутствовало что-то вроде стола. То есть крышка была от настоящего стола, но она покоилась на ящиках, сколоченных из деревянных реек. Такие же ящики служили стульями.

Пока Сява и Муха зажигали свечи, Бугор вываливал на импровизированный стол содержимое своей сумки и наших портфелей. Наконец появилась возможность как следует рассмотреть, что же мы приволокли.

«Октябрьские», «Курортные», «Строим», «Крым», «Днiпро», «Памир», «Ворошиловский стрелок», «Дюшес», «Север»… Само собой, «Казбек» и «Беломорканал». О, а вот и сигареты «Друг» Ленинградской табачной фабрики имени Клары Цеткин. Но ещё без собачьей морды на красной упаковке, памятной по фильму «Берегись автомобиля». Плюс несколько пачек махорки и упаковок папиросной бумаги и с десяток бензиновых зажигалок. Не какой-нибудь китайский пластиковый ширпотреб, а поблёскивающие металлом, приятно оттягивающие ладонь прямоугольнички с выгравированным на боку рисунком.

– Ну вот, а то приходилось каждый раз мелочь искать на курево или стрелять по сигаретке-папироске, – довольно произнёс Бугор. – Чё, курнём на дорожку – и по домам?

– А давай.

Мы раздербанили пачку «Крыма», выкурили по сигарете, получили в подарок каждый по незаправленной зажигалке и отправились по домам. До своей станции добрались без проблем. Оставалось пройти пешком минут двадцать и постараться не попасться на глаза милиции. Хотя в Москве и не действовал комендантский час, однако гуляющие в ночное время сами по себе подростки могли вызвать ненужное подозрение.

Мягко провернув ключ в замке, я крадучись направился мимо общей кухни в сторону нашей «полуторки». Свет на кухне не горел, но я разглядел на фоне окна, в которое пробивался слабый свет полумесяца, силуэт Никодима. Тот по привычке дымил в открытую форточку.

– Доброй ночи, – негромко поздоровался я и постарался прошмыгнуть дальше.

– Девок, небось, выгуливал? – окликнул меня бывший сиделец.

– Вроде того.

Задерживаться в потёмках наедине с соседом у меня не было ни малейшего желания, хотя по фактуре я был, пожалуй, помощнее Никодима, случись нам сойтись в рукопашной. Тут же себя одёрнул, мол, что за чушь лезет в голову? Да, тип достаточно неприятный, но не факт, что он прячет в кармане заточку и только и думает, как сунуть кому-нибудь перо в бочину.

– Хорошо поёшь, и песни у тебя неплохие, – неожиданно выдал Никодим, заставив тем самым меня притормозить.

– Да, спасибо за оценку моих скромных трудов, – не смог удержаться я от легкого пафоса.

– А эту, про гоп-стоп, сам, что ли, сочинил?

Блин, не рассказывать же правду, пришлось говорить, что песня принадлежит вашему покорному слуге.

– Ты это, Егор, может, слова мне как-нибудь на бумажке перепишешь?

– Да без проблем. Хоть завтра с утра.

Или уже сегодня? Ну да, время-то, пожалуй, было уже первый час. На том мы с Никодимом и расстались, я отправился спать, даже забыв умыться перед сном. Нет, с криминалом нужно завязывать, рано или поздно такая дорожка приведёт в места не столь отдалённые. Только как откреститься от этой шпаны? Единственный вариант – полностью посвятить себя футболу и музыке, чтобы на встречи с братвой не оставалось времени. Тем более что с футболом уже кое-что вырисовывалось, а вот насчёт музыки… Вряд ли в училище имеется свой ВИА, их сейчас и в Москве не так уж много. Джаз-оркестр Утёсова во времена Фурцевой и то считается довольно фривольным. Так-то министр культуры вроде благоволила Леониду Осиповичу, однако по её команде из оркестра выперли дочку певца, Эдит Утёсову. Якобы чтобы не плодить семейственность в этой сфере. Кстати, любопытно было бы поглядеть вживую на Екатерину Великую от культуры, как её прозвали когда-то за глаза. В своё время не успел, она отошла в мир иной в 1974-м, я тогда только мечтал о покорении советской эстрады. Ну, даст бог, ещё свидимся, за тринадцать лет может произойти немало интересного.

Глава 4

Ограбление табачного киоска для нас, к счастью, закончилось без последствий. Во всяком случае, в течение ближайшего месяца правоохранительные органы особого интереса к моей персоне не проявляли. Правда, приходил как-то инспектор из комиссии по делам несовершеннолетних при районном Совете депутатов трудящихся. Он оказался немолодым капитаном со смешной фамилией Ивашкин, с виду уже порядком уставшим от всей этой работы, и выполнявшим свои должностные обязанности исключительно согласно уставу.

Ивашкин пообщался со мной, мамой, соседями. Спросил, не вожусь ли я с плохой компанией, на что я ответил, что боже упаси! Затем похвалил, что я решил связать свою судьбу с железной дорогой, и отбыл восвояси. После его ухода я поинтересовался у мамы, чего это он к нам приходил.

– Ну а что ты хочешь, работа у него такая. Он же обязан тебя проверять раз в три месяца. А ты у меня молодец, взялся за ум.

Последовало дежурное чмоканье в лоб и предложение сходить всей семьёй в ближайшую субботу в кино, а то мы давненько никуда не выбирались. Почему и нет, можно, главное, чтобы фильм оказался приличный. В смысле, интересный, а так я и неприличный посмотрел бы, но пока для советского зрителя даже что-то типа «Эммануэли» или «Греческой смоковницы» остаётся недостижимой мечтой. Тем более что их ещё и не сняли.

А между тем Муха разузнал фамилию того парторга с электро-механического завода. Помог моей маме поднести сумку с продуктами из магазина, а по пути и вызнал всё, что можно. На самом деле не так уж и много – название цеха и фамилию. Фамилия была вроде и простая, но в то же время относительно редкая – Шапкин. Ни имени, ни отчества узнать не удалось. Как выглядит этот самый Шапкин – можно было только догадываться. Но понятно, что возраст должен быть за сорок. Ну что ж, на безрыбье, как говорится…

Завод располагался на Дмитровском шоссе, куда я отправился уже на следующий день сразу после тренировки. Попасть на режимное предприятие, занимающееся выпуском сложной радиоэлектронной аппаратуры, радиолиний и радиолокационных станций, нечего было и думать. Но можно для начала хотя бы сделать рекогносцировку на местности. Где-то с час побродил поодаль, посмотрел, как в разгар рабочего дня через проходную изредка снуют то рабочие в спецодежде, то какие-то начальники в костюмах и шляпах, и собирался уж было идти обратно на автобус и ехать домой, но задержался у стенда с чёрно-белыми портретами передовиков производства. Вот тут мне и повезло – увидел физиономии сразу двух Шапкиных. Один – бригадир цеха сборки Матвей Васильевич – выглядел лет на тридцать пять, и, похоже, это был тот самый племянник, на которого переписали отцовское изобретение. А вот председатель профкома завода точно тот самый Шапкин, который мне нужен. Прокофий Игоревич – ну и сочетание… Взгляд глубоко посаженных глазок и безгубый рот на физиономии с двойным подбородком вызывали неприятное чувство, а может, я просто заранее себя настроил, что подонок должен выглядеть отталкивающе, хотя, вероятно, для многих его внешность смотрелась вполне обычно.