Страница 10 из 23
Сейчас середина сентября и воздух по утрам уже начал охлаждаться, и вместе с запахом извести и кирпича в нем чувствуется дыхание осени, люди стали более молчаливы, строятся по утрам и вечерам без каких-либо комментариев, озабоченные мыслями о хозяйстве, оставленном на произвол судьбы; иногда их окликаешь, и они не слышат, а когда услышат, то вздрагивают, будто их разбудили.
Иногда они страшно напиваются, и тогда у них словно сносит крышу, они бросаются в драку по пустякам, их охватывает ярость, и они не знают, на ком разрядиться, но на другой день забывают обо всем, и те, кто напился накануне, идут в строю тяжелым шагом, лучше сказать, отдают себя на волю взводу, подобно тому, как мертвые рыбы отдают себя сносить по течению реки, не слышат моих команд – они их просто не интересуют, я для них не что иное, как человек, который находится среди них и возвращает их домой – олицетворение военных властей, орудие принуждения, с помощью которого государство заставляет их работать, лейтенант, который устраивает им каждый день перекличку, ведет их в столовую или на рабочие точки, приказывает им построиться и взять равнение, потому что такая у него профессия, за это ему платят, даже если он работает рядом с ними. Для них я только посторонний, который не по их воле вошел в их жизнь.
Дни текут монотонно в одном и том же распорядке: в 5:00 – подъем для офицеров, в 5:45 – построение взвода во 2-й Колонии, казарма Витан III, в 6:00 – отъезд автобусами на стадион, в 6:30 – выход на рабочие точки и распределение людей.
Гашпар Доминик и еще восемь человек помогают слесарям установить башмак лесов на отметке «31», на этаже, а потом пойдут работать на другой стороне лесов под руководством мастера Понграча, десять человек отправляются в 7-ю бригаду инженера Солга делать опалубку для восьмитонной бетонной балки, которая должна быть установлена на следующей неделе, три человека – на отметку «8», гнуть арматуру в кольца, Тутикэ Штефан с тремя солдатами делают отверстия в южной части потолка на отметке «25», к мастеру Борча, штатскому, идут пять человек работать на отметке «25» над изготовлением потолочного скелета, который следует забетонировать завтра, на отметке «9» группа из четырех человек сваривает столбы и дверные перемычки, а на нулевой отметке пять человек занимаются сваркой рам для потолочных светильников.
Группа Джирядэ Костаке из восьми человек поднимается на отметку «25» – делать столярку для лесов, Бакриу со своими десятью бетонщиками монтируют на отметке «31» железные балки и фронтон, а другие шесть бетонщиков будут заниматься металлической оснасткой для вентиляционных туннелей и класть сетку на потолки, которые следует забетонировать.
В 19:30 мы будем ужинать, в 21:00 вернемся во 2-ю Колонию, в казарму Витан III. Потом вечерний распорядок, перекличка, отбой для солдат в 22:00, собрание офицеров по ротам, последние инструкции, обсуждение работы за день и в 23:00 отбой для офицеров и младших офицеров.
Иногда на «Уранусе» случаются ужасные несчастья: умирают солдаты, умирают офицеры, старшины, старшие сержанты и даже капитаны, но, товарищи, – алло! Разговоры там, сзади! Построение коммунизма на нашей родине требует усилий, построение социализма не является легким делом, жертвы – это в традициях нашей революционной борьбы, товарищи! Но кто-то все же должен расплачиваться и отвечать за это, иначе какой смысл имело бы учение партии и теория заботы о человеке, теория ответственности! Командир взвода должен предстать перед Советом чести и затем перед Военным трибуналом.
Вот почему я говорю солдатам:
– Будьте осторожны, на отметке «31» вчера погиб человек. На нем не было каски, и ему на голову сверху, с лесов, упал молоток. Да, от призывного сбора он избавился, но запомните: мертвые уже никогда не вернутся домой, не увидят свои семьи!
И солдаты мрачно поднимают руки к каскам на голове, щупают, проверяютих наличие и знают, что они их снимут только в спальнях.
Обычно я работаю рядом с ними. Я изучил кучу ремесел: научился варить, строгать рубанком, забивать гвозди и выдирать гвозди, неправильно забитые в доски, знаю, как делать и возводить леса, как заливать бетон, как гнуть железо на верстаке. Солдаты собираются вокруг меня и говорят:
– Теперь вы заправский бетонщик, товарищ лейтенант! Не забудьте, что этому ремеслу мы вас научили! Научите же и вы нас чему-нибудь!
Говорю им:
– Вот подождите, когда начнется война, я вас тоже научу стрелять из пушки, подбивать вражеский самолет из танкового пулемета и как на танках перейти через реку под водой, и как атаковать неприятеля на другом берегу!
И тогда солдаты смеются от всей души, лбы их расправляются от морщин, рты расплываются в довольных ухмылках, позволяя видеть их здоровые зубы, которыми они хвастаются во время выпивок, что вот, мол, сгибают ими арматуру или вытаскивают гвозди из досок, в которые они были забиты. С этими солдатами я бы пошел не только до Берлина, но и на край света!
Потом все возвращается к грустному и монотонному распорядку, снова слышно, как отдаются приказы, в те же часы проводятся собрания. А наверху, на отметке «31», я снова поворачиваюсь лицом к ветру, приближаюсь к краю платформы, и если бы я был птицей, то бросился бы за парапет, полетел бы далеко в страны, где нет ни осени, ни зимы, туда, где нет десяти собраний в день и десяти перекличек, а также партсобраний, военных трибуналов, советов чести или инспекций, поднимающихся на леса.
– Товарищ лейтенант!
Слышу окрик немца Дротлеффа Михаэла, вижу на проспекте бьющий фонтан, как проходят торопливо люди, и их фигуры кажутся с высоты игрушечными. Интересно, что они думают о нас?
– Говори, Дротлефф, – отвечаю я, не оборачиваясь.
– Бакриу смеется надо мной. Говорит, что профессия плотника не стоит и двух баней[20].
Сейчас послеполуденное солнце купается в водяных струях, выбрасываемых фонтанами внизу, и они взрываются мириадами радуг, а небо блещет такой синевой, которой я никогда не видел.
– Товарищ лейтенант, – настаивает Дротлефф.
И я отвечаю ему, не оборачиваясь:
– Скажи Бакриу, что Иисус Христос был плотником!
Потом я спешу спуститься вниз, потому что вижу, что подходят инженеры. Это целая свита во главе с начальником Бригады Национального театра (понятия не имею, почему она так называется); среди них различаю архитектора Поповичу, инженера Паскана, здорового детину, скроенного крепко, но несколько нищего духом (про него поговаривают, что он якобы связан с секу[21]) и главного инженера Мэдуряну, слишком торопящегося, чтобы терять время на нас, офицеров и младших офицеров. Командиры взводов в его глазах – это шваль. У Поповича, напротив, с офицерами сложности. Этот индивидуум – архитектор и помешан на своем звании, но совершенно не уважает званий других, и именно по этой причине никто из нас никогда не обращается к нему, называя его архитектором, чем приводим его в бешенство. Похоже, у его деда (бывшего помещика из Делени) слугами в поместье были только лейтенанты и старшины, и он унаследовал его повадки, потому что, как только завидит кадрового военного, сразу спешит к нему. Да и другие ему не уступают:
– Ну-ка, скажи, где твои люди?
– Господин инженер, они на рабочих точках, – отвечаю я спокойно.
Жирное и красное лицо Поповичу становится синюшным:
– Слушай, ты, если ты пьян, то я тебя протрезвлю так, что будешь выговаривать слово «рыба»! Я архитектор – не инженер! Ты кто, ну?
– Лейтенант.
– По мне… хоть лейтенант, хоть сержант или генерал, для нас не важно. Все один черт. Сделай доброе дело и покажи нам, чем заняты твои люди.
Я иду вперед, в комнату справа, где группа сварщиков работает у потолка в едком синеватом дыму, который сворачивается в клубы при слабом свете. Эти двое недовольны. Первым начинает Паскан:
– Слушайте, вы напрасно едите хлеб партии!
20
Денежная единица Румынии – лей. 1 лей состоит из 100 баней (единств. число – бан (бань)) (прим. ред.).
21
Разговорная форма слова «секуритате» (служба госбезопасности, тайная полиция).