Прикосновение

— Вам пора собирать вещи, мистер Макензи. Все в вашей комнате, все, кроме ваших пистолетов, естественно. И я не могу сказать, что особенно грущу из-за того, что вы их лишились.

— Я очень признателен за вашу заботу о моих вещах и обо мне. — Он встал и не мог не заметить, как она отпрянула назад, как будто с возвращением зрения он стал представлять угрозу ей и всему, что ее окружало, — хотя, возможно, она и была права. — Сколько я вам должен?

— Мне помнится, мы уже обсуждали это, — был ее язвительный ответ. — Гостеприимство не имеет цены, как и христианское милосердие.

— С этим я мог бы поспорить, мисс Эймос. Но возможно, в другой раз.

— Я сомневаюсь, что, когда мы встретимся снова, будет много времени для приятных разговоров. — Она перевела взгляд на Сэмми: — Лошадь готова?

— Я привязал Фэнси у крыльца, — ответил юноша. — Можно, я помогу вам укладывать вещи, Мак?

— Ты будешь только мешать, Сэмми, — остановила его Джуд и была удивлена холодным взглядом Долтона.

— Нет, не будет. Пойдем, Сэм.

Долтон перекладывал свое имущество, грустно размышляя, почему же все-таки он чувствует себя так, словно покидает родной дом. За короткое время, возможно, из-за своей беспомощности он превратился в неотъемлемую часть дома Эймосов. И это ему нравилось. Когда он уходил, у него было чувство, что Джуд права, он не вернется их навестить, во всяком случае, по-добрососедски, даже если Джуд пригласит его, в чем он очень сомневался. Он больше не был для нее просто мужчиной, он прочел это в ее глазах, когда объявил, куда направляется, и она ясно высказала свое мнение о той жизни, которую он вел. Нет, он не мог отступить от своего обязательства ради дружеского «как поживаете?». Ему оставалось только надеяться, что его не заставят нанести визит совершенно иного рода, который доведет до конца то, что начали ночные всадники.

— Пожалуй, это все.

Все, кроме неуловимых чувств, наполнявших эту комнату, уз желания, которых он не должен был себе позволять. Мужчины его, профессии не связывают себя узами, у них нет дома, они не заводят друзей, никто с тревогой не ждет их возвращения и грустно не машет вслед — так лучше. Но как объяснить это Сэмми, который смотрит на него своими огромными, полными слез глазами?

— Но вы вернетесь, Мак, правда же?

— Посмотрим, Сэм. Я буду очень стараться. Но я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь присматривать за порядком здесь, если мне не удастся вернуться, ведь ты мужчина в этом доме.

Сэмми удивленно моргнул, словно ему никогда это не приходило в голову, а затем расправил плечи и гордо выпятил грудь.

— Конечно, Мак. Ни о чем не беспокойтесь. — А затем он жалобно вздохнул. — Но я все-таки надеюсь, что вы вернетесь.

«О, черт, — простонал Долтон в глубине души, — пора все кончать и бежать, пока дело не стало еще хуже».

Забросив на плечо сумку с вещами, он широкими шагами вышел в общую комнату и тотчас безошибочно понял что дела обстоят гораздо хуже, чем он полагал. Джуд стояла у стола, ее незнакомое лицо было мрачно нахмурено, а чудесные серые глаза влажны. Джозеф стоял рядом с ней, и его пронизывающий взгляд призывал Долтона как можно скорее дать клятву не обижать ее. Но было уже слишком поздно. Долтон вовсе не давал ей каких-либо обещаний, так что у нее не было никаких оснований ругать себя за нарушение священной клятвы. Он целовал ее, ей это нравилось; она целовала его, и это нравилось ему даже еще больше. Его руки немного попутешествовали, это правда, но она не была какой-то очаровательной девушкой, берегущей свою невинность. Или она была именно такой? Не важно, какой была она, речь шла о том, каким был он и чего он не должен был делать. Ни одна приличная женщина не имела бы дела с таким, как он, мужчиной. А Джуд Эймос была единственной порядочной и достойной женщиной из всех, кого он когда-либо знал.

— Еще раз благодарю за то, что ухаживали за мной. Я всегда готов вернуть вам долг, вы только скажите.

— Мы не станем ничего просить у вас, мистер Макензи. Доброту предлагают не ради этого.

Было ли невысказанное осуждение в этих холодно произнесенных словах? «Вероятно», — пришел к выводу Макензи, зная Джуд; она была не из тех, кто держит при себе неодобрение.

— Что ж, тем не менее я чувствую себя в долгу перед вами. И я благодарен вам, несмотря на то, что, возможно, сказал вначале. — Он улыбнулся, чтобы напомнить ей, и она коротко улыбнулась в ответ.

У этого обмена улыбками был горько-сладкий вкус, принадлежавший общему куску их прошлого. Что еще можно было сказать? Макензи направился к двери, Сэмми и Бисквит побежали следом за ним, а Джозеф и потом Джуд вышли позже, когда он уже сидел на большой темно-гнедой кобыле, которую выбрал для него Сэмми.

— Прекрасное животное, — с пониманием похлопал он лошадь по шее.

— Вы можете попросить кого-нибудь из людей Джемисона привести ее обратно. Не сомневаюсь, ваш новый хозяин захочет перекроить вас по собственному образцу.

— Никто не перекроит меня по собственному желанию, мисс Эймос, — ухмыльнулся Долтон в ответ на этот преднамеренный укус. — Вам следует помнить об этом. — Он приподнял свой стетсон, обращаясь к двоим, стоявшим на крыльце, а потом потрепал по волосам Сэмми, который стоял рядом, держа поводья.

Проглотив слезы, Сэмми выпустил поводья и отступил назад, чтобы Долтон мог развернуть животное. Макензи пустил Фэнси легким галопом, и ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы хоть один раз не оглянуться.