Страница 2 из 3
Он мягко и настойчиво усадил меня в невесть откуда появившееся кресло. Мне показалось, что упругая обивка плотно прильнула, в точности повторяя все изгибы тела. Сидеть было чрезвычайно удобно и приятно. Издерганные мышцы и суставы моментально расслабились и заныли от усталости.
— Закройте глаза, вы утомлены и продрогли, отдохните, — голос доносился откуда-то издалека. — Обследование займет не более пяти минут.
Волна, теплая и тяжелая, как ватное одеяло, накрыла меня с головой, руки сами опустились на подлокотники. «Какое еще обследование?» — с трудом шевельнулась засыпающая мысль, и светлые стены поплыли куда-то в сторону…
— Эгей, Стас, хватит спать, обгоришь!
И смех как далекий колокольчик.
Жмурясь, нехотя открываю глаза. Лицо окутано гиацинтовым золотом, и два зеленых бесенка строят рожицы, приплясывают в пушисто-черном ореоле ресниц.
— Алька…
— Вставай! — она теребит мое плечо, потом наклоняется.
Я запускаю руки в душистое облако и пью чуть солоноватый с привкусом моря нектар из нежного горячего цветка.
Долго-долго…
— Ох, Стас… — маленький облупленный и холодный, как у кошки, нос утыкается в ямку на плече.
— Алька, как здорово, что ты у меня есть!..
Взгляд тонет в выбеленном солью куполе вселенского храма. Хочется лежать, лежать, обнимая бархатно-упругий, бесконечно-дорогой комочек, радостно прижавшийся к телу, и незаметно врасти в него, в это гулкое небо, бормочущее море и хрустальное крошево песка.
— Помнишь, как мы с тобой познакомились?
— Угу… Ты пришел ко мне на прием, у тебя ужасно болел зуб. А у меня тогда сорвался бор, и ты едва не откусил мне палец! — и снова тихий колокольчик у самого уха. — А потом долго извинялся…
— Да, и цветы твои угадал. Почему-то сразу подумал: роза не может любить ничего, кроме роз. Нежная, обворожительная, колючая…
Я тихонько пересыпаю в пальцах ласковые золотые колечки. Молчу. Алька замерла и только посапывает едва слышно мне в плечо.
Солнце…
Море…
Песок…
Зеленые бесенята в пушистой темноте…
Засыпаю…
Мне показалось, что кто-то толкнул меня в мозг. Не очень сильно, но неприятно. Я открыл глаза. Оказалось, что сижу уже не в том странном кресле, а перед плексигласовым щитком с красной трафаретной надписью «Регистратура». По другую сторону белоснежно-учтивый молодой человек что-то быстро печатал на выпуклом сером лике дисплея.
Невидимое облако блаженства и удовлетворения обнимало мозг и тело мягкими лапами. Казалось, даже звуки, попав в него, ленились двигаться дальше.
— Вы давно женаты? — спросил парень, не поворачивая головы.
— Полгода. А что? — язык нехотя лепил слова и выталкивал наружу.
— Все в порядке, — улыбка легким бликом скользнула по дисплею, — у вас адаптивный период. Требуется лишь поддерживающая терапия.
Облако задрожало и отпрянуло прочь.
— Какая терапия?! Я здоров!
Мысли вдруг очнулись и принялись лихорадочно искать свои места, сталкиваясь и гремя, как бильярдные шары.
— Поддерживающая, — спокойно повторил парень. — Вы ведь врач?
— Биохимик… — гром в голове быстро стихал.
— Это несущественно. Медик.
— Может, вы все-таки объясните мне… — облако эйфории снова мягко прильнуло к телу, растворяя сомнения и настороженность.
— С удовольствием. На вашем примере, — молодой человек выдернул листок из стрекочущего принтера и повернулся ко мне. — Вы и ваша жена прекрасная пара, по оценке ваших друзей. Проведенное небольшое, м-мм… обследование полностью подтверждает ее. Но сейчас у вас, как и у большинства молодоженов, идет, так сказать, притирка характеров. Отсюда и недоразумения, непонимание или, как сегодня, ссора. Отрицательные эмоции имеют свойство накапливаться, в отличие от положительных — такова одна из особенностей человеческой психики. Центры раздражения в головном мозге обладают гораздо большей инерцией, в отличие от центров удовольствия. Возникает угроза формирования хронического эмоционального стресса.
— Зачем вы мне все это говорите? — я был в недоумении. — Я же врач.
— Так вот, фирма «Шаг навстречу» как раз и занимается ликвидацией или, если хотите, лечением плохого настроения, — широко улыбнувшись, закончил он. — Быстро, эффективно и безболезненно.
— Это каким же образом? — лениво поинтересовался я.
— С помощью, м-мм, избирательного воздействия на… некоторые области вашего мозга. Этим достигается полный эффект присутствия, точнее, бытия. Пациент воспринимает все происходящее с ним как реальность, имевшую место в его жизни. Причем безо всякого критического осмысления, что дает устойчивый терапевтический эффект. А для закрепления и усиления воздействия нами разработан, так сказать, дополнительный компонент этого способа лечения, и он протянул мне обыкновенный флакончик «Ревита».
Я повертел его в руках:
— Что это?
— Универсальный корректор настроения.
— И как же им пользоваться?
— Очень просто. При возникновении конфликтной ситуации вы принимаете одно драже, а жене предлагаете форму по обстоятельствам. Точнее, корректор сам принимает ее, настроенный на ваши биотоки, улавливает ваше желание. Например, сейчас вы вернетесь домой, и лучше всего будет подарить жене букет ее любимых алых роз. Но сначала проглотите драже.
— А… если не поможет?
— В этом случае ваша жена тоже придет к нам для дополнительного обследования. Успех лечения гарантирован, — улыбка у него была мягкая и уверенная. — Всего доброго!
— До свидания.
— Спокойной жизни!..
И я снова оказался в отсыревшей темноте. Дойдя до угла здания, машинально глянул на номер дома, но его почему-то на месте не оказалось. Я решил, что он прибит с другого конца, но возвращаться не стал.
Эйфория продолжалась.
Я шел, сжимая в кармане флакон, и мечтал. Я сразу поверил во все происходящее. Знаете, бывают такие ситуации, когда обстоятельства, какие бы они ни были фантастичные, оказываются настолько очевидными, что подавляют способность удивляться. В физиологии это называется «запредельным торможением»: любое событие воспринимается как само собой разумеющееся, без объяснений и доказательств. У меня было нечто похожее. Я разговаривал, спорил сам с собой о том, как мне сегодня повезло: раз и на всю жизнь! Теперь мы с Алькой никогда не будем ссориться, даже просто обижаться друг на друга, будем понимать другого с полуслова, делать только приятное и хорошее. Я буду двигать науку, Алька — вдохновлять меня на новые открытия, я обязательно стану доктором, потом — профессором, потом — академиком…
В этот захватывающий момент я черпнул левым ботинком, и лучезарная картина распалась на биллионы мелких серых колючих дождинок, мерно сыпавшихся с ночного неба. Благостный туман тоже куда-то пропал. Чертыхнувшись, я собрался было повторить прошлую операцию с выкручиванием носка, но тут неожиданно из рябого зеркала лужи в хилом отсвете уличного фонаря на меня глянули большие скорбные чуть навыкате глаза — ушастый?!..
Я мгновенно взмок под непромокаемой курткой. Товарняк мыслей и сомнений со скрежетом сорвался с тормозных колодок эйфории и, лязгая и грохоча, ринулся по стрелкам и перегонам извилин…
Ушастик?!.. Дорогой мой!.. Насупленная смоляная мордашка с паутинным платиновым венчиком над покорными обвисшими ушами…
Застиранная лазурь над головой…
Душистое золото вокруг лица…
Теплый нектар на губах…
Красные росчерки энцефалограммы…
«Что-о?!.. — составы в мозгу столкнулись. — Они меня так же, как…»
«Не-ет!.. Не может быть!.. Не должно быть!.. Не хочу так!!..»
«Алька-а!!..»
Я сорвался с места. Погребальные глаза фонарей уныло высвечивали рваные куски асфальта и недоуменно помаргивали вслед дождевыми ресницами. Я не чувствовал себя. Ноги сами выбирали опору для толчка, сердце само находило нужный ритм…
А в зеленую бездну, сталкиваясь, медленно вращаясь, проваливались два «бильярдных шара»: не хочу!… Алька!… не хочу!…