Страница 16 из 65
Странно было бы, конечно, черпать своё познание о Боге из вышеприведённых свидетельств учёных, ибо каждому из них открыла их наука одну лишь незначительную и бесконечно малую часть Премудрости Божией, из которой они могли лишь дойти до сознательного признания всей необходимости веры в Бога и в Его
Святое попечение о мире и людях. - И это уже великий шаг и самое благотворное влияние, оказанное наукой в истории нравственного развития людей; само же учение о величии Божием может, конечно, быть почерпнуто только из учения Церкви, которое составляет единственное правильное учение о Боге, превыше всяких научных и философских попыток к распознанию Его.
Полнота и определённость всех вышеприведённых сообщений безапелляционно решает вопрос о том, что теологическое мировоззрение учёных не может занимать низшую степень в развитии мысли, а занимает самую высшую, так как его придерживались все высшие умы человечества. Это мировоззрение выработано ими после многих десятков лет усидчивой работы над изучением природы и её явлений, после многих сомнений, ошибок и заблуждений, как окончательный результат их жизни, их мысли и их чувствований. Он должен быть примером для всех и в связи со всем вышесказанным может бесповоротно решить вопрос о том, что истинные знания и мудрость ведут прямо к познанию Божественной Премудрости, к признанию Бога Творцом и Промыслителем вселенной и к необходимости допущения Высшей бесконечной Воли, правящей и руководящей всем сущим, сотворённым Им.
Но отчего же Огюст Конт и его последователи не обратили на это внимания при составлении своей классификации развития мысли? Ведь это выходит «своя своих не познаша»? Сами учёные причисляют свой лучший цвет, самых мудрейших из себя к низшей степени развития и ставят себя, людей, несравненно менее знающих на такой высокий пьедестал учёности.
Подробно причины тому будут указаны ниже; теперь же мы скажем, что главных тому причин две; а именно:
1) Совершенно так же поступили бы дети, которых заставили бы судить действия своих учителей; не понимая смысла и логики, которые руководят ими и судя лишь по одним внешним проявлениям, дети очень логично выводят по-своему, что учителя мешают им только играть, что для них было бы полезнее.
Огюст Конт и его последователи, обладая несравненно меньшими умственными и научными средствами, не обладая достаточным количеством внутренних сил души, взялись судить о великих мастерах науки, которые обладали несравненно большими средствами к изучению природы. Огюст Конт не потрудился даже стать на ту исходную точку мышления, которая руководила ими, но судил о них, не отступая от своего материалистического образа мысли; а потому для него и для его последователей учения великих мастеров казались и неясны, и ошибочны, и они никак не могли признать за ними того высокого смысла, который действительно заключался в этих учениях.
2) Вторая причина заключается в неправильном понимании цели и назначения науки, что образует в науке две категории людей: ученых и позитивистов. К первой категории следует отнести адептов истинной и свободной от предвзятых идей науки, и эта наука доводит своих последователей всегда до познания Бога, всего высшего и премудрого в природе, а ко второй категории принадлежат те, которые допускают лишь один позитивный метод при исследованиях природы. Эту категорию людей доводит их позитивизм всегда до атеизма или до самого низшего материализма. Постараемся выяснить это более подробно.
ГЛАВА III.
Цель и назначение науки.
Человек обладает двумя главными силами или способностями души: разумом и духовно-нравственными чувствами.
Какая из этих сил главная?
На этот счёт мнения расходятся.
Одни находят, что, безусловно, разум в человеке важнее, что главным образом надо развивать его и уже ему подчинять свои чувства.
Другие полагают, что миром управляют чувства, и что разум играет подчинённую роль.
Третьи говорят, что без гармонии разума и чувства нет внутреннего согласия в человеке, нет силы и мощности проявлений интеллектуальной деятельности, дающей максимум полезности, а потому не только бесполезно, но и вредно развивать чувства в ущерб разуму, или разум в ущерб чувствам; обе стороны должны быть развиты в одинаковой степени.
Прослушаем гениальнейшее мнение по этому поводу Герберта Спенсера, высказанное им в его брошюре «Классификации наук» (стр. 48, 49 и 50); он говорит: «Не идеи управляют миром и ниспровергают его, мир управляется и ниспровергается чувствами, которым идеи служат только руководителями. Социальный механизм покоится в окончательном результате не на мнениях, а исключительно на характерах. Не умственная анархия, а нравственный антагонизм составляет причину политических кризисов. Все социальные явления порождаются общим строем человеческих ощущений и верований, из которых первые определены почти всегда наперёд, а вторые определяются почти всегда впоследствии. Большинство желаний человеческих унаследовано, между тем как большинство верований приобретается и зависит от окружающих условий; а важнейшие из окружающих условий зависят от того состояния общества, какое породили наиболее сильно господствующие желания. Социальное состояние всякой данной эпохи есть равнодействующая всех честолюбий, своекорыстий, опасений, поклонений, негодований и проч. граждан предков и граждан современников. Общепринятые идеи такого социального состояния должны, в среднем выводе, быть вполне соответственны чувствам граждан и, следовательно, в уровень с тем социальным состоянием, какое породили эти чувства. Идеи вполне чуждые этому состоянию не могут в нём развиваться, а если вводятся извне, не принимаются или же если и принимаются, то вымирают, как только кончается временный фазис чувств, допустивших их принятие. Поэтому, хотя передовые идеи, установившись раз, влияют на общество и содействуют дальнейшему его прогрессу, но установление таких идей зависит всё-таки от подготовленности общества к их восприятию. На деле выходит так: народный характер и социальное состояние определяют, какие идеи должны получить ход в обществе; а не идеи эти определяют социальное состояние и народный характер. Поэтому изменение нравственной природы человека, производимое беспрерывным влиянием социальной дисциплины, всё более и более приспособляющей эту природу к социальным отношениям, - есть главная ближайшая причина общественного прогресса».
То же мнение высказывает и Г.Г. Льюис (Философия наук Огюста Конта, стр. 7, 8), а именно, он говорит: «Я уже не раз высказывал греховное убеждение, что умственное мировоззрение не есть наиблагороднейшее мировоззрение человека. До тех пор не будет существовать философии, удовлетворяющей требованиям человечества, пока не признают той истины, что человеком управляют не его мысли, а его ощущения. Рассудок же служит человеку только путеводителем. Другими словами, рассудок есть раб, а не властелин сердца; и наука есть пустое бесполезное дело, заслуживающее так же мало уважения, как и шахматная игра, если она не ставит себе какой-нибудь великой религиозной цели, если она не исходит из какого-нибудь широкого взгляда на человеческую жизнь и предназначение».
Совершенно то же мнение приводил даже сам Огюст Конт в своей “Systeme de politique positive”; он говорит, что „ум должен всецело быть подчинён чувствам, или, переводя это с языка этики на язык логики, что упражнение ума, как и всех прочих наших способностей, должно иметь единственной целью общее благо. Всякое другое употребление ума следует считать не только бесполезным и напрасным, но даже нравственно преступным. Вполне обязанные человечеству тем развитием, которое снабдило нас умственными силами, какие мы имеем теперь, мы должны всецело посвятить эти силы на служение ему. И на этом фундаменте Конт строит выработанную систему полного подавления всякой независимой мысли.
В развитии мыслительной силы Конт не видит нужды, или, пожалуй, видит нужду, но бесконечно меньшую, нежели в покорности и послушании. Он беспрестанно указывает, что, из всех составных атрибутов человеческой природы, ум требует больше всего управления и обуздывания. Это самый буйный, “1е plus perturbateur”, из духовных элементов нашей натуры - более даже, нежели эгоистические инстинкты. В течение всего переходного периода, начавшегося со времён древней Греции (Конт говорит, что с тех пор мы постоянно находились в революционно-переходном состоянии), ум был в положении систематического восстания против “le coeur”.