Страница 6 из 31
«Я не могу играть без зубов», – стал ныть он. «А ты просто не улыбайся, – ответила ему Рилдия. – А остальное в твоих руках и в руках Бога».
Так постепенно мать создала из Клиберна идеального исполнителя: ребенка-шоумена, который умеет держаться на публике, выглядит старше своих лет и отчаянно хочет понравиться всем своим знакомым, что в маленьком городке означает – просто всем. Только он знал, каким острым бывает нервное напряжение перед каждым концертом, – он ведь выступал с четырех лет. с*то не Рыл страх сцены: это было мучительное чувство ответственности по отношению к прекрасной музыке, которую ему предстояло исполнять, и к зрителям, которым он должен был служить.
Ван в возрасте девяти лет
Когда Вану исполнилось десять лет, Харви принял важное решение. «Ну ладно, молодой человек, – сказал он. – Будь что будет. Если решил – вперед. Только не останавливайся на полпути. Если собираешься стать пианистом, то старайся стать лучшим» [ТМ1]. Отец построил над гаражом специальный музыкальный кабинет, в котором Ван мог заниматься когда хотел и сколько хотел. Теперь он проводил за инструментом по три часа в день, если позволяли занятия в школе – то по четыре, а в конце концов стал проводить там по пять часов ежедневно. Иногда он восставал против такого распорядка дня, но Рилдия не останавливалась и перед моральным шантажом.
Однажды, когда Ван стал отказываться от продолжения занятий, Харви сказал, что ему очень хочется сходить в кино. «У меня сердце кровью обливается, – заявила Вану Рилдия, – но мы должны показать, что мы сильны. Нет, мы никуда не пойдем, что бы кто ни говорил!» И Ван пошел к роялю, униженно твердя себе, какой же он плохой мальчик, и преодолел пассаж, который у него не получался. «Спасибо, мама, спасибо, папа, – сказал он после этого. – Теперь я понимаю, что вы только хотели мне помочь» (см. предыдущую сноску). Рилдия вышла из комнаты, но не раньше, чем он увидел, что она плачет. Ну а когда Ван демонстрировал настоящее непослушание, к нему применялось самое страшное наказание: ему запрещали слушать трансляцию субботнего концерта из Metropolitan Opera по радио NBC Blue Network.
Он обожал оперу с четырех лет и не шелохнувшись просидел на генеральной репетиции и трех исполнениях «Кармен». Он хотел петь баритональным басом, исполнять партии очаровательного тореадора Эскамильо, шефа полиции и тирана Скарпиа или мятущегося царя Бориса Годунова… Но в переходном возрасте у него сломался голос, после чего его в лучшем случае можно было назвать ровным баритоном.
Если на оперу Клиберны ходили от случая к случаю, то посещение концертов было частью плана подготовки Вана. Иногда ему казалось, что он вырос на хайвее № 80, проходившем по тем местам, где леса уступали место перелескам, а потом открытым равнинам. Клиберны мчались в Даллас или какой-нибудь другой город, где играл знаменитый исполнитель, не обращая внимания на кровотечения из носа, которые постоянно преследовали Вана (они начались в возрасте восьми лет, когда Ван переболел скарлатиной, с тех пор комплект салфеток всегда был у него под рукой) [ТМ1]. На обратном пути Ван всегда спал на заднем сиденье. Шуршание шин по асфальту так ему нравилось, что однажды, на пороге подросткового возраста, он объявил, что хочет стать таксистом. Матери эта идея не понравилась, что понятно [ТМ1]. (Был еще один вариант – проповедник.)
Шуршание шин по асфальту так ему нравилось, что однажды, на пороге подросткового возраста, он объявил, что хочет стать таксистом.
Он никогда не был обычным ребенком и осознавал это. Ко времени перехода в старшие классы школы в Килгоре он вытянулся, как стебель фасоли дождливой весной, и неудивительно, что баскетбольный тренер по фамилии Брэдфорд предложил ему заняться именно этим видом спорта. Рилдия вежливо попросила тренера оставить мальчика в покое. Точнее, она сказала, что оценила его интерес, но это невозможно: пальцы ее сына застрахованы на миллион долларов и созданы для игры на фортепиано, а не для отбора мяча или дриблинга[26]. Директора школьного оркестра Рилдия встретила более дружелюбно; Ван завел себе форму, научился играть на кларнете и спокойно маршировал с оркестром по кромке поля, когда «Бульдоги» проводили свой очередной матч. Но, когда Ван перешел в среднюю школу, Рилдия обратилась к учителю физкультуры Бобу Уотерсу с просьбой, чтобы он поговорил с директором школы К. Л. Ньюсомом и тот вообще освободил Вана от занятий спортом [ТМ1]. Однажды, когда Ван играл в мяч на улице с друзьями, он все-таки ухитрился повредить палец, и тогда мать вообще запретила игры такого рода; больше он спортом не занимался.
Потом Ван получил главную роль мистера Бельведера [ТМ2], «усатого няня» с таинственным прошлым, в самодеятельной школьной постановке пьесы «Ловко устроился», но был вынужден от нее отказаться: Рилдия решила, что репетиции отнимают слишком много времени у занятий музыкой. Ван протестовал, но в слабой форме: он возглавил драмкружок и кружок по изучению испанского языка, а также стал членом ученического совета [ТМ1].
Школьным товарищам нравились его смешливость, неусидчивость, дружелюбие и озорной характер, но на общение с друзьями у него оставалось очень мало времени. Он отчаянно влюбился в молодую учительницу латыни Уинифред Гамильтон и переживал вместе с другим мальчиком, который тоже был в нее влюблен ([ТМ1], Мартин взял интервью у Майкла Гелена, другого влюбленного в нее ученика). Но те несколько девушек, с которыми ему удалось познакомиться, все до одной были ученицами Рилдии.
В душе Ван чувствовал, что мать лучше разбирается в таких делах. Она научила его много работать, чтобы на публичных концертах казалось, что ему все дается легко. Она научила его играть так, чтобы клавишный ударный инструмент пел, как струнный. Она научила его играть с такой скоростью, чтобы он мог по достоинству оценить музыку. Она убедила его в том, что музыка, которая играется более медленно, но с большей ритмической точностью, звучит лучше, чем в том случае, когда ноты наседают друг на друга. Музыка – это дело серьезное, учила Рилдия: «Она возбуждает оба полушария мозга и оживляет душу». Это ее изречение, как и другие, накрепко засело в его голове: «Прежде чем играть, надо пропеть»; «Нужно находить певучий звук», «Слушай сердце звука»; «Первым инструментом был человеческий голос»… Однажды она повезла Вана на прослушивание к известному испанскому пианисту Хосе Итурби, звезде киностудии Metro-Goldwyn-Mayer. Итурби сказал: «У вас уже есть наилучший учитель». «Вот видишь, мама?» – заявил Ван и решил навсегда отказаться от учебы у кого-либо еще[27].
Итак, с ним всегда была мама, но и папа, конечно, был где-то недалеко. «Сынок, – говорил он ему всякий раз, когда покидал дом в поисках сырой нефти по сходной цене. – Сынок, теперь ты позаботься о маме»[28]. Он понимал своего сына лучше, чем многие другие отцы понимают своих сыновей в переходном возрасте – этом ледниковом периоде эмоций и чувств. Если кто-то из друзей предупреждал отца о рисках, связанных с воспитанием вундеркинда (было много примеров того, как ярко вспыхивали юные дарования – и как быстро жизнь поедала их таланты), то он отвечал, что к Вану это относится меньше всего. Ван любил компанию взрослых, их внимание и их рассказы о прошлом. В возрасте восьми лет он прочитал свою первую книгу об антикварном английском серебре (его тетя была экспертом в этой области) и выучил наизусть все маркировки. Еще в молодости он говорил, что родился стариком. Все самое красивое для него было в прошлом, и музыка была его машиной времени.
Когда закончилась Вторая мировая война, желание Вана посетить Россию поблекло, как старая фотография, оставив только ностальгические воспоминания. Но теперь он был пропитан русской музыкой, и это давало ему почти те же самые ощущения. Рилдия с удовольствием напоминала ему, что он из третьих рук получил наследие великих мастеров, Ференца Листа и Антона Рубинштейна, не забывая добавить, что сама она получила его из вторых рук. В глубинке Восточного Техаса она сохранила огонь романтизма, романтизма чистого и истинного, незапятнанного современным влиянием, и передала его, как эстафету, своему сыну. А он теперь обладал экспрессией, физическими данными и естественным благородством исполнения, которые идеально сочетались с грандиозным и выразительным русским стилем.
26
По воспоминаниям тренера Бредфорда. Gay Wayne Lee. Rildia Cli-burn, Mother of Famed Pianist, Dies // FWS-T. – 1994. – August 4.
27
Fredrickson Dolores. Van Cliburn Remembers His Remarkable Mother // Clavier. – 1996. – March.
28
Davidson John. Every Good Boy Does Fine // Texas Monthly 15, № 5. – 1987. -P. 172.