Страница 8 из 15
В одной комнате турок торговался о цене. Чтобы выманить у нас побольше долларов, угощал чаем в маленьких прозрачных стаканчиках. В других комнатах в это время турчанки отстрачивали продукцию. Почти на всей продукции красовалась этикетка – «Made in Italy». Через два дня деньги потрачены. Товар, упакованный в тюки, выносится и укладывается горой на тротуар перед гостиницей. Подъезжает наш автобус. Новички в шоке – размеры горы товара очевидным образом превышают размеры автобуса. Через пару часов подгоняют еще один автобус. Начинается коллективная загрузка тюков. Задняя дверь закрывается, весь товар заносится через переднюю дверь. Если получится, то останутся и для нас сидячие места. Не получилось. Поедем, лежа на тюках – так тоже комфортнее, если только под тобой не окажется тюк с пластиковыми ведрами. Поездка в Турцию семидневная, и к концу пятого дня – отъезд из Стамбула, все новички уже становятся закаленными челноками. Это же Константинополь. Мы чувствовали себя рыцарями, возвращающимися из крестового похода, – бесстрашными и непобедимыми.
В три часа ночи добрались до турецкой границы. Встали толпой у автобуса. Таможенник в отглаженном кителе, аристократично попивая чаек из прозрачного стаканчика, стал брезгливо посматривать на наши небритые физиономии бывших лауреатов и кандидатов режимных наук. Пополз слух – таможенный досмотр, а это значит, полная выгрузка и потом снова загрузка автобуса. Что делать, пока ждем? Начали играть в футбол пустой консервной банкой. Разогрелись. Таможенник, забыв про чай, смотрел на нас с открытым ртом, и чай холодел в его стаканчике. Ура! Досмотр отменили. Четыре утра. На болгарской стороне, в харчевне, открытой для челночников, пили водку, закусывая горячим сочным мясом. Здорово.
Наш перегруженный автобус медленно ползет по серпантину к верхней точке перевала. Лежа на тюках под крышей автобуса, хорошо видишь заснеженный край дороги. Автобус чуть покачивается, как трос под канатоходцем. Последние триста-четыреста метров до верхней точки слышно, как надрывается двигатель на первой передаче, все, переползли.
В Болгарии перегрузка на мелкой железнодорожной станции, от которой два часа – поездом до Софии. Поезда, проходящие к Софии и обратно, делают 10-минутную остановку, достаточную для немногочисленных болгар, следующих в столицу и обратно с парой чемоданов. То, что станция стала перевалочным пунктом для челноков, расписание не учитывает, и мы имеем только 10 минут на перегрузку из автобуса мешков. Но в реальности поезд стоит на станции часами, до полной перегрузки товара. Этот феномен объясняется тем, что руководство станции было по совместительству владельцами туристических агентств. Туристические агентства в Москве собирали челночников и везли до этой станции в Болгарии, а автобус до Стамбула и обратно организовывали уже болгары. Поэтому мы были на станции не только пассажиры, но и клиенты.
Погрузка затягивается. Дополнительных вагонов не будет, и со всем товаром нужно утрамбовываться в единственный, который есть. Наконец, облегчение – весь товар в вагоне. Поезд трогается. Руководительница группы ползет по мешкам и по нам к купе проводников, чтобы отдать лист с именами пассажиров, так как поезд международный и будет пересекать границу. Последний вызов – до болгарской границы, а это два часа езды, нужно все мешки убрать по купе из вагонного коридора. Болгарские таможенники очень интеллигентны – никаких угроз таможенного досмотра, но коридор должен быть свободен от мешков. Мешки в купе выкладываются слоями, образуя ровную плоскость-постель для четырех человек, на челночном называемую «сексодром». Слои мешков поднимаются все выше и выше. Наконец, последний мешок уложен, все без сил, впереди Москва.
Петр Муратов
Новосибирск
До 90-х – научный сотрудник НИИ, кандидат биологических наук, в 90-е – «торгаш» (хотя продолжал числиться в штате НИИ до 2004 года), после 90-х – заместитель директора компании «Экологическая техника».
И сладок мне мой горький, мой, патриота, хлеб…
На момент прихода в нашу страну эпохи рынка я еще полноценно трудился в науке, связывая с ней, родимой, свое будущее. Рынком грезили, его идеализировали, считая панацеей от всех бед в экономике. Однако пришел черед «рыночных реформ», увертюрой которых стала «шоковая терапия», и иллюзии быстро испарились. Рынок широко «улыбнулся», и все сразу увидали его «зубки». Как говорится, «за что боролись…»
Однако я еще не до конца понимал, что, по Булгакову, Аннушка уже «разлила масло» на рельсах истории, и судьба моего НИИ молекулярной биологии предрешена. Накануне мною было проведено испытание новой вакцины, шла обработка результатов. Ставшие хроническими задержки зарплат воспринимались философски. Все ожидали: вот-вот что-то наладится. А как иначе?! Ведь мы, наивные горячие сторонники молодой российской демократии, совсем недавно перевернули страницу «мрачного тоталитарного прошлого». И впереди только светлое будущее с неминуемым торжеством саморегулирующегося рынка и демократических ценностей! Но время шло, а ситуация и не думала улучшаться.
Идею торговать книгами мне с моим товарищем Женей подбросил сотрудник нашего института Валера, разоткровенничавшись однажды за кружкой пива. Его родители жили в селе неподалеку от Новосибирска. Перед тем как навестить родителей, он прикупал книжек на оптовой ярмарке и, наценив вдвое, перепродавал их в правлении колхоза. Валера даже договорился с односельчанкой, и уже она торговала его книжками за малую долю. Вскоре его доход от книготорговли превысил институтскую зарплату.
Мысль показалась интересной. Мы с Женей поехали на ярмарку – она занимала здание Дома культуры, начинавшего крениться набок, авиазавода имени Чкалова и примыкавшую к нему площадь. Купленные книги уместились в чемоданчике. Брали, руководствуясь интуицией, и на первый раз она нас почти не подвела. Торговый дебют состоялся в деревне Ново-Пичугово: мы сочли знаковым тот факт, что она стояла рядом с местом окончательного разгрома сибирского хана Кучума отрядами Ермака. В институте на тот день взяли по отгулу.
И пошло-поехало. Сперва, изъездив округу, торговали сами со столиков. Со временем обзавелись мелкими оптовиками на местах, а также сдавали книжки на реализацию в книготорги по области. Превратились фактически в посредников, сами уже не торговали: притомляла местная шпана, косившая под рэкет.
Тем временем в нашем институте начался «великий исход»: научный люд повалил за границу, в основном в Штаты. Первым, еще в начале 91-го, отбыл начальник моей лаборатории. И.о. начлаба стал мой одногодок Игорь Дмитриев. На оформление отгулов мы с Женей и вовсе махнули рукой – просто не выходили на работу, и все. В институте наше отсутствие замечали. Однако Игорь имел то же «звание», что и я, а потому субординация была весьма условной. Небольшой откат и вовсе снял все вопросы по поводу моего отсутствия. Кое-кто в отделе недовольно бухтел, но я не брал это в голову. Научные темы финансировались все хуже и хуже, ближайшие перспективы НИИ окутаны туманом, основная забота большинства пилигримов от науки – как можно быстрей свалить за рубеж. Каждый выживал как мог. На дворе стоял 1992-й – первый год «шоковой терапии».
Но вот возникла проблема: нераспроданный товар, или, в просторечии, «висяк», который, согласно договору, возвращали наши оптовые клиенты. «Висяк» стал скапливаться в угрожающих количествах. Куда его девать? Ответ напрашивался один: распродать на чкаловской ярмарке, ибо там раскупалось все. Попутно можно было попробовать перепродать только что купленное тут же, на ярмарке. А что? Интересная идея, хотя и спекуляция в чистом виде.
Но я все мучился «интеллигентскими» комплексами, ведь меня, кандидата наук, могли увидеть сотрудники нашего института в амплуа, столь презираемом ученым людом. Мы с Женей не афишировали род своей новой деятельности, хотя некоторые о чем-то догадывались, торговали далеко от города. Дмитриеву, получавшему откат, трепать языком было незачем. А тут никуда не денешься: вот он – торгаш, барыга! «Ученый» называется! Тьфу!