Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4



Я с Пелагеей, воспользовавшись подвернувшимся случаем, оставили его на хозяйстве и поехали в город за пенсией. Когда через несколько дней мы приехали утром на дачу, он лежит, вот здесь под лестницей, – Николай, повернувшись на стуле, показал на место, где был обнаружен труп сына, – и голова на бок свернута. Мы к нему, да какой там? Закоченел уж давно. Видно ночью это и приключилось. Как все это произошло, мы не знаем. Вызвали, естественно милицию. Милиция пришла к выводу, что ночью он по какой-то надобности спускался по лестнице, споткнулся, да и полетел вниз головой. – Николай глубоко вздохнул. – Несчастный случай, одним словом.

– Он что, выпивший был?

– Да нет, что ты, окстись! Саша у нас не пил практически. Так, по праздникам, рюмку-другую, и все, – обиженно промолвил Николай.

– Хм, действительно странно. Совершенно трезвый мужчина в расцвете сил падает с лестницы и сворачивает себе шею. Странно… – пробормотал Венедикт.

– Вот погоди, мы сейчас тебе кое-что покажем. Никому не показывали, а тебе… – пробормотала заплетающим языком Пелагея. – Мы чувствуем, хороший ты человек.

Слегка покачнувшись, она тяжело облокотилась о стол, встала и, с трудом передвигая ноги, шаркая стоптанными тапочками по щербатому, давно некрашеному полу, подошла к старому серванту, занимающему почетное место в небольшой кухне. Сбоку его поманипулировала чем-то, нажала на какую-то доску, слегка сдвинула ее в сторону. Под доской образовался небольшой тайничок. Женщина достала что-то из образовавшейся ниши.

В первый миг в неярком свете электрической лампочки Венедикту показалось, что она несет небольшой тубус. Но когда она, не спеша вышла на освещенное место, оказалось, что это сверток.

– Вот и все, что осталось нам от сына, – грустно пробормотала она. Развернув кусок черного бархата, показала Венедикту нечто, похожее на куклу, сделанную из камня.

– Что это? – заинтересовался Венедикт.

Он непроизвольно бросил взгляд на кусок ткани, который остался в руках Пелагеи. Заметил, что кроме статуэтки там лежал еще какой-то сверток. Но в комнате было темновато, и подробности он не смог разобрать. Да и Пелагея быстро завернула ткань.

– Не знаем мы, – ответил Николай, наливая в стаканы водку. – Какое-то древнее божество. Его Александр привез из последней экспедиции. Говорят, что он очень хорошим был ученым, – с гордостью закончил Николай.

– К нам после смерти Саши приезжали его товарищи, соболезновали, говорили, что в институте его очень уважали и любили, прочили ему большое будущее. Сказали, что погиб он из-за проклятий, наложенных на какой-то артефакт. Что за артефакт, понятия не имею. Спрашивали, нет ли у нас чего-нибудь из его последней экспедиции. Только мы не признались, что у нас осталось это божество. Последняя память о нашем сыне. Пусть лежит. Иной раз, когда становится совсем невмоготу, вытащим его, поставим на стол, да и поплачем, глядя на него, – дополнила мужа женщина.

– Можно взглянуть на него? – проговорил Венедикт, протягивая руку.

Пелагея неохотно протянула фигурку, бросив при этом на мужа быстрый взгляд.

Венедикт осторожно взял фигурку. Он почувствовал, как все его тело начало наполняться неизвестно откуда берущейся силой. Появилась необъяснимая легкость, голова начала работать ясно. Неожиданно в глазах его на мгновение потемнело, и начали возникать картины, никогда ранее им не виденные.

Он вдруг увидел камеру, освещаемую тусклым светом свечи, стоящей на вертикальной стенке громоздкого каменного гроба. В небольшом полутемном помещении он стоит на четырех огромных каменных глыбах. В гробу лежит тело. В камере находилось два человека.

Один молодой поджарый, со спортивной выправкой стоит у стены камеры. Второй был невысокого роста, плотного телосложения, совершенно лысый. На его переносице блестели в свете свечи круглые архаичные очки с толстыми стеклами. Он склонился над гробом, что-то там высматривая.

Венедикт от неожиданности вздрогнул, когда увидел, что молодой присел, зашарил по стене рукой в поисках чего-то. Вскоре в руках у него оказалось кайло. Он приподнялся, размахнулся и вонзил его лезвие в спину наклонившегося над гробом человека.



Мужчина выгнулся неестественно назад. Венедикт с ужасом увидел его открывшийся в немом крике рот. Он зашатался, сделал небольшой шаг вперед и упал на живот, царапая пальцами земляной пол камеры. Молодой наклонился, что-то выхватил из рук упавшего, засунул за пазуху и выскочил из камеры.

И вновь перед глазами лишь темнота. Венедикт встряхнул головой, отгоняя остатки видений. Он ладонью вытер со лба неожиданно выступивший пот, и начал внимательно рассматривать статуэтку. Она была достаточно тяжелая. Сделана она была весьма искусно из почти черного камня турмалина.

Это была фигурка обнаженного пожилого человека. Все пропорции человеческой фигуры были строго соблюдены. Вот только голова была значительно больше положенной. В качестве глаз были большие испанские топазы, тщательно отполированные. Даже зрачки были сделаны из зеленого малахита. Глаза были тоже непропорционально огромными. Они ясно давали понять созерцателю, что никакие его деяние не будут скрыты от его всевидящего ока.

Бросались в глаза и широкие плечи каменного атлета, искусно выточенная хорошо развитая мускулатура. Венедикт заворожено рассматривал волосы на голове и длинной бороде статуэтки. Они были настолько тщательно сделаны, что казалось, что дунь сейчас ветерок и они охотно откликнутся на его действие.

Правая рука почти прижата к телу и на ладони стояла миниатюрная фигурка совы, также очень тщательно сделанная из черного циркона. Ее непропорционально огромные глаза были сделаны из золотистого гелиодора.

Левая рука опущена вниз и держала короткий меч с широким прямым клинком, упирающимся в площадку из буро-красного альмандина, на котором стояла статуэтка.

Когда Венедикт повернул божество к себе лицом и заглянул в глаза, даже мурашки побежали по его телу. Глаза настолько живо и пронзительно смотрели на него, что Венедикту стало не по себе. Как будто сам ужас, обнаженный, очищенный от шелухи серой повседневности, смотрел на него из глубины веков. Он вздрогнул от этого взгляда и постарался поскорее отвернуть божество от себя.

Хмель постепенно покидал голову Венедикта. В нем медленно, тщательно отряхиваясь от алкоголя, просыпался профессионал.

– А не помните, кто приезжал к вам? – поинтересовался Венедикт, осторожно протягивая ожидающей Пелагеи фигурку божества.

Женщина взяла фигурку, аккуратно завернула ее сначала в какой-то кусок кожи, затем в кусок черного бархата, и, повозившись немного со своим тайником, спрятала свой ценный клад. Повернувшись, взглянула на молчащего мужа, вздохнула с толикой сожаления.

– Девушка приезжала, красивая такая, – проговорила она, слегка растягивая слова. – Блондинка с большими голубыми глазами. И фигурка – ладная такая. Мы тогда еще подумали со стариком, вот бы нам такую невестку. С ней был какой-то парень. Вот его мы и не запомнили. Обычный такой парень, серенький такой. Таких много вокруг.

– Парень довольно высокий, волосы у него длинные, а на затылке ленточкой стянуты, – добавил Николай, вспоминая подробности той встречи. – Одет был в модные сейчас джинсы и джинсовую куртку. Больше ни чего сказать не могу. Не помню уже. Ведь больше года прошло.

Венедикт понял, что сейчас ничего нового он не узнает, и надо убираться из этого дома, чтобы избежать сексуальных домогательств Пелагеи. Не хватало еще нажить себе кровных врагов среди соседей в первый же день знакомств.

Венедикт поблагодарив хозяев за ужин и приятную компанию, несмотря на настойчивые предложения продолжить дружеское застолье, он, слегка покачиваясь, встал и побрел домой, сопровождаемый лаем неугомонного Тубо.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Венедикт, недавно приехав на дачу, лежал на шезлонге, предаваясь ставшими привычными меланхоличными раздумьями в дачной тишине. Солнце лениво катилось к закату. Постепенно наступала вечерняя прохлада, приходя на смену дневному зною. Его сегодняшнее настроение вполне отвечало его неизменному тяготению к отрешенности от городской суеты.