Застывшее эхо (сборник)

Однако, оказалось, проповедник говорит не о низкой безопасности, но о высокой цивилизованности. А цивилизованность, проникновенно вещал он, это уважение к человеческой личности, и в начале XX века Германия была тем же, чем для античного мира был Древний Рим. И сразу сердце за удила, соловьев камнями с ветки – меня еще в школе поразило, что во время восстания Спартака в Риме было вдвое больше рабов, чем римских граждан (кто-нибудь подсчитал, сколько рабов было у варваров?). Но самой большой мерзостью мне показались не просто убийства, но распятия пленных вдоль дороги от Рима до Капуи, что ли. Какими же тварями надо быть, чтобы сколачивать эти кресты (тысячи крестов!), прибивать к ним людей, оставлять их там именно что на невообразимые муки, а потом еще хвастаться и пировать?! Да и сами гладиаторские бои – как такое в голову могло прийти, – любоваться, как люди убивают друг друга?!

Я был еще юн и глуп, теперь-то я понимаю, что римляне действовали совершенно по-человечески: это же так по-людски – наслаждаться своим совокупным торжеством над какими-то недочеловеками. Но нам-то, отверженцам, ради чего кому-то подпевать! Пусть домовладельцы любые мерзости, которые творятся у них в доме, ответственно называют исторической необходимостью, а мы, бездомная шантрапа, можем себе позволить говорить все что хочется, называть мерзость мерзостью, гадость гадостью, зверство зверством и низость низостью – нам-то чего ради прислуживать тем, кто нам не служит и служить не собирается, даже если мы в них видим врагов нашего врага?

Допустим на миг, что это было в варварском прошлом, хотя на самом деле резали и распинали ровно те же люди, которые живут сейчас и будут жить завтра. Но что, если бы наша юная дочь привела жениха в наколках и объявила, что Васенька очень добрый и хороший, но ему всю жизнь ужасно не везло. Еще ребенком он от голода украл булочку, хозяин схватил его за шиворот, а бедный маленький оборвыш воткнул ему шило в глаз. Его избили до полусмерти, он озлобился и поэтому стал уже не просто красть, но грабить и убивать. Его отправили на лесоповал, надзиратели начали над ним издеваться, и он от обиды распилил одного из них бензопилой, а другого сварил в бригадном котле – он ужасно ранимый, он не терпит несправедливости.

И так далее. Но теперь он покаялся и больше так делать не будет. Как мы к этому отнесемся? Поверим или решим, что если человек до сорока лет крал, грабил и убивал, то, скорее всего, будет делать это и дальше? Над чужой дочерью я, пожалуй, еще бы рискнул провести эксперимент, но свою бы лучше запер в светлице.

Человечество и есть этот самый Васенька. Да, в «бель эпок» в Европе никого уже, слава те, господи, не распинали, но хотя бы та же Германия, раз уж ее сочли главным очагом цивилизации, за десять лет до Сараева на территории нынешней Намибии на четыре пятых истребила племя гереро. Немцы отнимали у них пастбище за пастбищем, пока эти варвары не взбесились и не перебили около ста двадцати колонистов, включая женщин и детей, которые считаются для этого не предназначенными. В ответ немцы взяли примерно по пятьсот сорок черных голов за каждую белую: «Я отдал приказ убивать пленных и отправлять женщин с детьми в пустыню», – отчитывался генерал фон Тротта. «Когда начался сезон дождей, немецкие патрули обнаружили разложившиеся трупы, валявшиеся около сухих скважин глубиной от двенадцати до шестнадцати метров. Африканцы вырыли их в тщетных попытках найти воду». Такая вот цивилизация для своих. Так пусть ее свои и облизывают.

В монографии Ж. Котека и П. Ригуло «Век лагерей» (М., 2003) можно найти очень колоритные подробности и об английских концлагерях для буров – профилактических, для мирного населения («Дети умирали сотнями от дизентерии, фурункулеза, пневмонии, кори и коклюша»), и о трудовых подвигах при строительстве железной дороги помилованных остатков гереро: «Крики и брань, удары плетью, изнасилования, полуголодные мужчины и женщины, лежащие вдоль железнодорожных путей тела искалеченных и убитых»; «кожа и мясо летели клочьями»…

Пускай такое творится уже где-то на обочинах и в меньших масштабах, чем это, возможно, бывало у варваров, хоть я в этом и далеко не уверен, но когда такие вещи творят люди образованные, благовоспитанные и законопослушные – лично для меня это в тысячу раз отвратительнее. Так что желающие могут лизать у этой цивилизации все что угодно в обмен на иллюзию причастности к ней, но лично я считаю достойным только обмен равноценными услугами, баш на баш. Вы нам, мы вам. Утром деньги, вечером стулья. Те, кто использует «цивилизованный мир» в качестве орудия личной мести или карьеры, – люди серьезные: бизнес есть бизнес. Жалкими мне кажутся исключительно те, кто прислуживает «цивилизации» бескорыстно, воображая себя ее проводником. Трагическое одиночество неизмеримо более красиво.

Одиночество – очень тяжелая ноша, но возможность говорить правду хотя бы себе самому, никому не подсуживая, – и о богатых, и о бедных, и о чистеньких, и о чумазых, и о хищных, и о травоядных, – называть мерзость мерзостью, а красоту красотой, где бы они ни встретились, и кто бы их ни творил, – это тоже способно распрямлять и воодушевлять.

Мне ли не знать, что отверженцам, лишенным счастья каплею литься с массой (к счастью, далеко не все из нас таковы), требуется экзистенциальная броня тройной толщины и лучше всего – историческая миссия. Миссия посланника цивилизации в стане варваров была бы всем хороша, если бы не требовала такого слоя унизительной лжи, – уж слишком оскорбительна очевидность того, что у цивилизации и собственных посланников выше крыши. И даже в шестерках она нуждается не слишком: хотите – шустрите, не хотите – без вас обойдемся, к нам очередь стоит.

А вот кто или что в нас нуждается – это движение эстетического сопротивления. Я говорю о новом, эстетическом интернационале, который вменяет своим членам только одно: восхищаться прекрасным всюду, у какого бы народа оно ни встречалось, и брезговать безобразным тоже всюду, никому не делая скидок.

И никогда, даже легким кивком, не поклоняясь успеху.

Чем не миссия?

Направления главного удара

В Германии нашего брата сейчас развелось столько, что почти на каждой крупной станции можно купить двухтетрадочную «Еврейскую газету», к которой недавно добавилась еще и «Еврейская панорама». Мне посчастливилось напасть прямо на первый номер, припасть, так сказать, к истокам. И вот как видят проблему европейского антисемитизма те, кто оказался в самом сердце европейской цивилизации, если только таковое у нее имеется.

Прежде чем окунуться в еврейский мир Европы, я решил на минутку припасть к родным палестинам и включил телевизор. С ангельским простодушием госпожа Меркель сетовала, что за последние месяцы количество преступлений на почве антисемитизма удвоилось, а потому пора за него взяться. Как и чем взяться – об этом не было сказано ни слова, но мы и так знаем, какие бывают административные ресурсы: злить антисемитов совершенно лживыми в их глазах уверениями, что евреи-де хорошие и несчастные, и строже карать посягательства на еврейскую честь и безопасность, показывая тем самым, что правительство с евреями заодно и, стало быть, чтобы до них добраться, необходимо поменять власть.

С государством ясно. А вот как смотрят на эти дела сами евреи? Развернем «Еврейскую панораму». Ди эрште колонка издателя марширт. Радость и чувство удовлетворения д-ра Рафаэля Коренцехера по поводу появления новой, «тем более еврейской» газеты «омрачены невиданной в Германии и в Европе в целом со времен Второй мировой войны и далее растущей враждебностью к еврейской жизни и плохо скрываемыми антиеврейскими предрассудками». Панорама таки да, так себе: широкомасштабная исламистская активность и тотальная связь политического ислама с терроризмом замалчиваются; усилиями «наших» (чьих «наших»? европейские не значит наши) масс-медиа и политиков достигает все новых невиданных размеров основанная на лжи и искажении фактов демонизация и делигитимизация Израиля – единственной подлинной демократии в ближневосточном регионе; ракетные обстрелы Израиля и террористические акты против еврейских учреждений во всем мире, убийства и похищения еврейских граждан у большинства местных СМИ, а также представителей германской и европейской политики почти не вызывают сочувствия к жертвам, но, напротив, большинство комментариев направлены на то, чтобы вызвать сочувствие к преступникам, зачастую исламистам, и переложить вину на жертв; привычное искажение истории, не замечающее исламизма и концентрирующее вину на Израиле, – за этим скрывается традиционный антисемитизм, который подпитывается исламизмом, а также «левыми» и «зелеными» движениями; и «пусть никого не вводят в заблуждение регулярные алиби-ритуалы памяти жертв холокоста: еврейская жизнь в Европе снова стала уязвимой и менее защищенной».