Православие и корейцы

Миссия, будучи предоставлена самой себе, сама стала изыскивать средства, сама распределять их и жить соответственно сему по своему личному усмотрению.

В 1917 г., как мы уже писали, жизнь в Миссии протекала более или менее безбедно, потому что казенное ассигнование все же было получено, хотя с большим трудом и натяжками.

Но вот наступил для нее 1918 г. и вслед за ним другие, не менее тяжкие года материального страдания и полной неопределенности положения, когда рушились все надежды, на какую бы то ни было помощь со стороны России, даже частного характера, не говоря уже о казенном ассигновании. Каждый день можно было ожидать закрытия учреждения и полного крушения дела. Если этого не произошло, так единственно только благодаря нравственной поддержке вышеупомянутых архипастырей Владивостокских, отечески советовавших держаться до последнего. Ради ли молитв их, или ради скромных заслуг Миссии, Господь не оставил своего святого достояния, ниспослал вовремя материальную помощь. Поддержка пришла неожиданно со стороны инославных и иноверных лиц, как раз в минуты наибольшего финансового кризиса, когда всякий иен был дорог, когда несколько десятков иен составляли чуть ли не целый капитал.

Первым пришел на помощь начальник местной Англиканской миссии епископ Троллоп, вторым русский гражданин, живший в то время в Иокогаме, М. А. Гинсбург. Первый в течение 19 месяцев выдавал помесячно в виде субсидии по 250–300 иен в месяц[139], а всего предоставил 5100 иен; второй пожертвовал единовременно[140] 10 000 рублей, что составило по курсу того времени 2100 иен. Первая помощь была принята с согласия нашего Генерального Консульства, по предварительном получении уверения со стороны епископа Троллопа, что он, епископ Троллоп, не будет требовать уплаты долга, пока сама Миссия не оправится и не найдет возможным приступить к выплате, разумеется без процентов[141]; вторая сумма поступила в виде дара без каких бы то ни было обязательств со стороны Миссии. Последнее пожертвование тем более знаменательно, что жертвователь по национальности – еврей, по религии – иудей; он, кстати, заметим, был в свое время одним из пионеров русского торгового дела в Корее; следовательно, как таковой, не терял связи с Сеулом, сохранил свои симпатии ко всем русским начинаниям в этой стране в самом широком смысле слова.

С получением вышеозначенных пособий Миссия вздохнула более или менее свободно, по крайней мере, на первое время вышла из затруднительного положения.

В 1920 г., чтобы снова не остаться без средств к существованию, иеромонах Феодосий обратился непосредственно в патриаршее управление в Москву[142] с покорнейшей просьбой об оказании помощи в наискорейшем по возможности времени. К ходатайству этому, направленному при любезном содействии английских миссионеров через Лондон, приложена была докладная записка о Миссии вообще и о ее значении для Кореи в частности. В записке этой, между прочим, говорилось следующее: «В 1918 г. Миссия, будучи оторванной от родины и не имея никаких статей дохода, осталась без всяких средств к существованию, в каковом положении находится в настоящее время. Вследствие этого она была принуждена большую часть служащих распустить и остаться с крайне недостаточным штатом людей. И самую просветительскую деятельность свести до минимума. Если до сего времени она не прекращает своей деятельности, так исключительно благодаря помощи извне – со стороны инославных лиц… Заведующий Миссией неоднократно обращался с такою же приблизительно просьбой к Владивостокскому епархиальному начальству, но в ответ обычно получал одни «пожелания» и те с октября 1919 г., по случаю закрытия русской границы, прекратились. Теперь, претерпевая ту же материальную нужду, что и в 1918 г., мы поставлены в необходимость обратиться непосредственно в Управление Его Святейшества с всепокорнейшею просьбой о помощи, тем более, что сознаем всю важность и ответственность возложенных на нас обязанностей по управлению учреждением; обязанностей, которые не можем прекратить или оставить без надлежащих распоряжений высшего духовного начальства…

К сему считаем своим долгом присовокупить следующее: по глубокому нашему убеждению, вынесенному из многолетнего пребывания в Корее, закрытие нашей Миссии имело бы в высшей степени отрицательные, почти непоправимые последствия. Православная Миссия в Сеуле, как ни скромны были ее силы и средства, успела пустить прочные корни в религиозном, бытовом и политическом сознании того полупервобытного народа, среди которого она призвана работать. Русская церковь в Сеуле являлась и является не только светильником православия, животворящего религиозного начала, но и рассадником, проводником духовных и культурных влияний русского народа на Дальнем Востоке. Посредством русской церкви, ее служителей, ее паствы, поддерживалась и поддерживается та связь между Россией и народами Востока. Наконец, нельзя упускать из виду, что в сознании корейцев Православная Церковь неразделимо связана с Россией, в какой бы временной слабости она не находилась, ибо всякий кореец осознает тесную связь его родины с Россией. Поэтому закрытие Миссии, просуществовавшей с более 20 лет, было бы, как нам кажется, большим ударом как для выполнения религиозно-просветительных задач Православной Церкви, так и для национальных и политических интересов русского дела на Дальнем Востоке.[143]

Просьба эта, к сожалению, не имела успеха, да и достигла ли она цели назначения? Сомневаемся. По крайней мере, о дальнейшей судьбе ее до сих пор ничего неизвестно.

Чтобы не терять времени в ожидании средств из Москвы, иеромонах Феодосий в том же 1920 г. обратился с такою же просьбой к нашему послу в Японии, г. Крупенскому, прося поддержать его просьбу, направленную Российскому Агенту торговли и промышленности в Токио г. Миллеру об отпуске необходимой суммы для нужд Миссии, хотя бы в размере 3500 иен[144].

Просьба эта, безусловно, была бы отклонена, если бы не поддержал ее бывший министр юстиции Омского Правительства Г. Г. Тэльберг, проживавший со своей семьей в Миссии и случайно оказавшийся по делам службы в Токио. Г. Г. Тэльберг еще перед отъездом своим в Японию высказался, что он сделает все возможное для Миссии, чтобы помочь бедствующему учреждению. Действительно, не прошло пяти-шести дней со времени его отъезда, как он уже извещал заведующего следующими обнадеживающими словами: «Я два раза беседовал с послом и коммерческим агентом о Миссии и добился некоторых успехов. Куйте железо, пока горячо: немедленно пришлите послу докладную записку. Не ручаюсь, конечно, за успех, но авось выгорит. Я и дальше сделал некоторые шаги по этому делу»[145].

Заведующий Миссией не замедлил, конечно, долго ждать себя, доставил требующееся и в результате получил сумму в размере 3500 иен.

В 1921 г. иеромонах Феодосий (теперь уже начальник Миссии) обратился с такою же просьбою к преосвященному Михаилу, епископу Владивостокскому, прося его содействия перед Приморским Правительством об отпуске необходимой суммы на дальнейшее существование Миссии хотя бы в размере 2500 руб.

На просьбу эту не последовало ответа ни со стороны преосвященного, ни со стороны Епархиального Совета.

Тогда (в 1922 г.) просьба была повторена с присовокуплением запроса, может ли Миссия надеяться на получение просимой суммы в минувшем году? На такой категорический вопрос Владивостокское епархиальное начальство ответило указом такого содержания[146]:

139

С июня 1918 по декабрь 1919 г.

140

В конце 1918 г.

141

Епископ Троллоп неоднократно высказывал отцу Феодосию такого рода мысль: «Будут деньги – уплатите, не будут – требовать не стану… Я помогаю во имя братской любви, во имя христианского единения, как собрат во Христе, как ваш коллега…»

142

В конце апреля 1920 г.

143

Архив Духовной Миссии.

144

Денежные суммы, на которые содержались русские дипломатическое и консульское представительство в Японии и Корее в 1918–1924 гг. находились в руках г. Миллера, проживающего в то время в Токио.

145

Архив Духовной Миссии.

146

От 10/23 августа 1922 г.