Страница 11 из 12
– Ах ты поганка вшивая, выдра крашеная…
Девушка мигом скинула вторую туфельку и, схватив ее, с размаху ударила каблуком в мерзкое лицо.
Она не бежала – летела – босиком, кривясь и мучительно страдая от попадающих под ступни камешков. В одной руке у нее была туфелька, в другой – сумка. Чтобы запутать преследователей, она помчалась не к своему подъезду, хотя это было ближе, а к соседнему дому. Под козырьком подъезда не было лампы, она дернула металлическую дверь, а потом с размаху стукнула по металлу туфелькой, надеясь, что преследователи примут этот звук за шум хлопнувшей двери, а сама нырнула в щель между стеной и широкой опорой, поддерживающей козырек над входной площадкой. Неслышно опустилась на корточки, спиной ощущая шероховатость прохладного бетона, и сползла с площадки в раскинувшиеся у подъезда густые кусты. Возмущенно мяукнула кошка, вылезшая из подвального оконца.
Сначала на крыльцо взбежал сутулый. Он тупо дергал за ручку, но из-за кодового замка дверь только стукалась, но не открывалась. Потом до подъезда дохромал его напарник.
– Коза вонючая! – рычал сутулый. – Я ей глаза этим каблуком выбью! Я эту дуру изуродую, а потом закопаю!
– Ладно, хорош, Сутяга, – вздохнул кругляш. – Пойдем, надо с машиной закончить.
– Не, сначала эту крысу надо выгрести…
– Лучше побыстрее «форда» отогнать в другое место… – рассудительно сказал кругляш. – Надо было сразу поставить его в гараж и там разобрать…
– Ну, Толстый! Легко сказать! Но там же стоит машина! Надо было срочняком искать в аренду другой гараж.
– Ладно, некогда трендеть. Она мне ногу изувечила, надо в травмпункт. Я почему-то думаю, что эта гадюка живет не здесь, а в том доме, рядом с которым мы поставили «форда». Мы найдем эту крысу крашеную…
– Как? Как!? Если мы уйдем, она смоется! – заверещал Сутяга.
– Элементарно, Ватсон… У нас есть ее туфелька, у моего соседа имеется классная овчарка. Собака в два счета найдет хозяйку этой вшивой обуви. Кто придумал такие каблуки? По голове бы ими постучать этому дизайнеру хренову.
Кристина боялась пошевелиться. Когда мужчины ушли, она еще долго сидела, не двигаясь, у нее затекли ноги и заболела спина. Наконец она едва не ползком выбралась из кустов. Платье было изодрано. Девушка не удивилась тому, что ее руки продолжали сжимать туфельку и сумку.
Ее ничто не могло удивить, потому что ею владела одна мысль, страшная своей очевидностью: с Костей Осокиным, с ее ненаглядным, лучшим на свете парнем, произошло несчастье…
Ночная тьма со старческой скрупулезностью затыкала дыры в электрическом платье города, боязливо обходя сияющие фонари. Она уютно устроилась рядом с ощетинившейся огнями дорогой, по которой проскакивали суетливые машины, и прикрыла задремавшее здание торгового комплекса, опоясанное лентами огромных окон. Только на макушке здания аккуратной прорехой светились большие электронные часы и пульсировала вывеска «Локомотив».
Справа от торгового комплекса, опушенная огнями, сияла привокзальная площадь. А слева, на пустой автопарковке, предназначенной для персонала и покупателей, растеклась мягкая тьма. После девяти часов вечера автопарковка закрывалась, как и весь торговый комплекс.
Молодой охранник, приоткрыв окно, закурил сигарету и со вкусом затянулся. Площадка с этой стороны торгового комплекса казалась мертвой. Круглый фонарь на широкой бетонной тумбе изливал желтый свет на боковой стеклянный вход в здание. Над ним висела вывеска, на которой красовался футбольный мяч и надпись «Счастливое пари».
– Интересно, неужели у них кто-то выигрывает? – спросил он своего напарника, уткнувшегося в телевизор.
– Леха, ты о чем? О букмекерской конторе? Конечно, выигрывают! Тут надо хорошо в спорте разбираться… Интересно, как прошел у них первый день? Я думал, они в срок не откроются.
– А они взяли и открылись, только вот закрываться, похоже, не собираются, – проговорил Леха, наблюдая, как из стеклянных дверей вышел мужчина. – Ну и шкаф! Бугай! – невольно прокомментировал он. – Они так и будут работать?
– Как?
– Не как все… Все до девяти, а они до… до скольких?
– До последнего клиента, говорят…
– А как охрана?
– Их охрана – тревожная кнопка да мы…
– Только толку от нас никакого. Что мы можем отсюда сделать?
– Это твоя проблема?
– Не-а… Просто интересно…
Снизу донесся вой собаки, а затем короткое гавканье.
– Кто это там расшумелся?.. Или это пришлый пес?
Собака взвизгнула. Охранник высунулся в окно. Никого.
Здесь, около вокзала, бродили как бездомные собаки, так и бездомные люди. Четыре пса были «своими», а вот людей старались прогонять.
В десяти минутах ходьбы от «Локомотива» ровными струнами проходил первый железнодорожный путь, по которому шумно приближался поезд, сверля широким глазом темноту… И все же лежащий на сверкнувших рельсах человек остался незамеченным.
Со шваброй наперевес Кристина шла мыть нижнюю лестничную площадку.
Ведро, наполненное почти доверху, оттягивало руку, вода, противно пахнущая хлоркой, выплескивалась, обутые в тесные мамины кроссовки ноги скользили, попадая в лужицы.
Вскоре пол в подъезде от входа до самой двери в квартиру сиял чистотой и пах, как санузел в больнице. Так же был вылизан лифт.
Мысль о собаке уже не казалась такой катастрофичной: не учует ищейка Кристину.
Родители Кристины перебрались на майские праздники на дачу. Сначала счастье на несколько дней оказаться свободной от родительского контроля кружило девушке голову. Но последние часы все изменили: Кристина не знала, радоваться ей, что родители не дома, а значит, в безопасности, или переживать, что их нет рядом и они не помогут.
Свое знакомство с Костей Осокиным девушка считала мистическим. В любом случае, оно было невероятным.
В то время она была болезненно влюблена в знакомого спортсмена по имени Петр. Их отношения ее измучили. Петр периодически куда-то пропадал, а Кристина страдала, ревнуя его до ненависти. Он появлялся, и на короткое время в ее душе воцарялось счастье до следующего его исчезновения. Чем могла закончиться их последняя ссора? Кристина была уверена, что умерла бы, если б не Костя.
Накануне Петр ей позвонил и сказал: «Собирайся, Барби, я еду за тобой. У друга день рождения. Все ждут нас». Петр звал ее Барби. Кристина лихорадочно собралась на торжество и прождала весь вечер, а потом всю ночь. Петр не приехал и не звонил. Сама она позвонила раз сто, но «абонент был недоступен». Утром Петр сразу отозвался на звонок.
– Приветик, Барби! – весело отозвался он. – Как дела? Хорошо? У меня как? Тоже неплохо.
Он даже не пытался объяснить, что произошло, почему не появился. Тогда она, измученная ожиданием, страхами, подозрениями, сказала ему, чтобы он катился к черту, потому что ни видеть, ни слышать, ни знать его она не желает.
Днем Кристина случайно подошла к окну. Внизу, на полукруглой лавочке, около детской песочницы, сидел Петр, рядом с ним – худенькая блондинка с распущенными волосами. Они целовались на глазах у всего света. Боль от увиденного была нестерпимой. На подоконнике зазвонил пузатый телефон, Кристина машинально прижала трубку к уху. Не слушая говорившего, она повторяла:
– Да… Да… Да.
Рука аккуратно положила трубку, звонок повторился.
– Вы ошиблись… – механически сказала она.
Ее глаза не отрывались от пары на лавочке, звуки поцелуев летали по комнате, шелестели в ушах, кружили в голове. Кристина решала, прыгнуть ей вниз или выпить разом все таблетки, чтобы не было так больно?
А телефон все звонил, она отвечала: «Вы ошиблись» и клала телефонную трубку на рычажок.
Губы Петра скользили по щеке незнакомой девушки, сильные руки перебирали длинные волосы. Иногда его взгляд поднимался на окна Кристины, заставляя вздрагивать.
Раздался очередной звонок. Кристина сняла трубку, но звонок продолжал долбить в уши. И до девушки дошло, что кто-то звонит в дверь, наверняка родители. Она, как во сне, вышла в прихожую и, не спрашивая, открыла.