Наши беседы

Чтобы не получилось так и с Оргкомитетом, братья расправились с ВСЕХБ задолго до созыва предполагаемого съезда.

Помню, рассказывали мне братья-одесситы: «Приехали мы в Каховскую общину в воскресенье на собрание. Нам предоставили, как порядочным гостям, слово: мы рассказали стихотворение, спели пару гимнов. В конце собрании объявили, что у нас есть поручение зачитать послание от Инициативной группы. Пресвитер-старичок поднялся на кафедру и говорит: «Нам самим бы надо прежде познакомиться с письмом этого брата. Как вы назвали его фамилию?» Но мы вышли на кафедру, вытолкали оттуда пресвитера со словами: «Тебе, брат, самому полезно посидеть на скамейке и послушать, что пишут братья!» Потом зачитали послание и даже попытались проголосовать за принятие этого документа. Но в собрании поднялся шум, члены церкви возмутились, подбежали к кафедре и предложили нам немедленно убраться восвояси.

Однако мы торжествовали победу. После собрания к нам присоединились две-три недовольные на пресвитера бабушки и несколько человек из молодежи. Мы пошли на квартиру одной из бабушек, оставили там пачку посланий и в дальнейшем стали приезжать к ним с Вечерей Господней».

Так они «благовествовали» и теперь «благовествуют» и создают новые общины.

Как вы представляли себе чрезвычайный съезд, если бы вдруг власти разрешили Оргкомитету провести его?

– Если откровенно сказать, то съезд Оргкомитету был и не нужен. У братьев не было программы, которой можно было бы оправдать его. Они не знали еще, для чего съезды созываются и что на них делают. Переизбирать руководство ВСЕХБ? Оргкомитет и без съезда хорошо с ним управился. Избирать новый состав руководства? А зачем именно на съезде? Оргкомитет, как и ВСЕХБ, никем не избирался, но существуют же как-то… Заслушать материальный и духовный отчет? А что это такое? Выработать новый Устав? Зачем занимать этим весь съезд, когда могут составить его один-два человека и пользоваться потом этим Уставом десятки лет без утверждения на съезде. Остается одно, собраться посланникам церквей, склониться перед Богом, осознать свою вину и вину отцов своих и раскаяться. Но разве это съездовские вопросы?

И все же, как бы прошел съезд? Приехали бы сотни делегатов из зарегистрированных и незарегистрированных общин, но не для покаяния. Их пришлось бы убеждать в необходимости покаяния, и снова началась бы война?

– Видите ли, в Каховке братьями-одесситами был проведен «съезд», так сказать, местного масштаба, как сценарий чрезвычайного съезда во всесоюзном масштабе. Отлучение Оргкомитетом ВСЕХБ до съезда и явилось тем «выталкиванием пресвитера-старика с кафедры». И еще надеялись, что после этого кто-то разрешит им провести такой съезд? Но если бы и разрешили (для смеха), то результаты были бы «каховские». На такой съезд съехались бы не только сторонники Оргкомитета, но и сторонники отлученного им ВСЕХБ. И не старички из Каховки, а молодые со всего Союза и тоже плотские. Тогда бы уже без ОМОНа не обойтись. Вместе устроили бы такой «съезд», какого еще не было за всю историю братства и какой устроил Совет Церквей в белокаменном дворце своей родной узловской «матери-церкви», окончившийся синяками служителей, вызовом «скорой помощи» и вмешательством судебных органов. Недаром Совет Церквей, опомнившись через десяток лет, стал благодарить Бога за то, что ВСЕХБ не согласился, а власти не разрешили устроить им такой съезд. Во ВСЕХБ же «рукава не жуют»… И еще кое-где. По словам Карева, они сразу заметили под полой у посетителей канцелярии не только ломы и багры, но и топоры и вилы. Как на разбойника вышли…

Теперь благодарят. А сколько постов и молитв от сотен групп и церквей было вознесено к Богу о разрешении такого съезда! Сколько тысяч заявлений с многочисленными подписями было отправлено в Москву почтой и с нарочными! Сколько средств было истрачено – и все напрасно! Должен же кто-то нести за эту пустую затею хотя бы моральную ответственность?

Но съезд Оргкомитету был не нужен. Он обходился без него еще 30 лет. Нужна была идея, лозунг на знамени, под которым собирались и объединялись бы верующие для борьбы с ВСЕХБ. Подобных лозунгов у Совета Церквей за 40 лет сменилось немало.

Юрий Федорович, хотелось бы поговорить о съезде ВСЕХБ 1963 года. Совет Церквей его не признал, назвал лжесъездом, отказался в нем участвовать. Что скажете по этому поводу вы?

– Лжесъездом этот съезд никак нельзя было назвать ни с правовой, ни с духовной точки зрения. Это был законный съезд официального союза евангельских христиан-баптистов. И на повестке дня стояли насущные вопросы, отражавшие нужды и жизнь общин. То, что дали его «не нам», которые просили его, а «им», которые не просили, то это сущности съезда не меняет. Мы могли не участвовать в нем, не признавать для себя его решения – это наше право. Но давать ему оскорбительные названия… – это только раскрывает наше убожество. Мы могли сказать: это ваш, а не наш съезд, и мы будем добиваться своего.

Мы слышали, что на этот съезд пришли трое братьев из Оргкомитета, но их вроде бы не допустили…

– ВСЕХБ пригласил на съезд Оргкомитет и отделенные общины на общих основаниях, в соответствии с квотой: один делегат от 100 или более членов, сейчас точно не помню. Оргкомитет отказался участвовать и дал указание на места, чтобы и общины не участвовали в этом съезде. Оргкомитет написал обличительное послание к съезду, назвав его лжесъездом, и предупредил, что он не признает ни одно его решение. Послал двух братьев-старцев, А. А. Шалашева и Г. И. Майбороду, зачитать послание с трибуны съезда и покинуть зал. Сопровождал их секретарь Оргкомитета Г. П. Винс.

Итак, трое братьев пришли в Маловузовский переулок к зданию, где проходил съезд. У парадных дверей стояла толпа желавших войти, но их не пускали, – видно, не было мандатов. Братьев-старцев тоже не пустили. Был холодный октябрь, и они сильно замерзли. Потом их впустили в коридор, который тоже не отапливался. Из президиума съезда вышел к ним человек и спросил, будут они участвовать в съезде как делегаты или как гости? Старцы ответили, что они только зачитают послание к съезду и покинут зал. Член президиума сказал, что, может быть, у кого-то будут к ним вопросы и попросил остаться хотя бы до вечера. «Нет, мы только зачитаем послание и уйдем», – ответили старцы.

Член президиума удалился, но вскоре вернулся и говорит: «Братья согласны допустить вас, если вы останетесь с нами до вечера». Тогда братья-старцы оставили текст послания члену президиума и удалились. Конечно, сами по себе Александр Афанасьевич Шалашев и Иван Григорьевич Майборода, может быть, и не против были посидеть в зале и хотя бы хорошо согреться, ответить на возможные вопросы. Живые же люди, и кругом как-никак братья… Но приказ есть приказ: ни шагу ни влево, ни вправо. Свободной личности здесь нет. Нужно быть автоматом, мыслить и говорить только то, что запрограммировано другими. Система поглощает в человеке личность с ее индивидуальностью и красотой, растворяет человека в массе.

Что известно о судьбе тех двух братьев-старцев?

– Хорошо помню только А. А. Шалашева. Это был искренний и по-детски доверявший Богу и братьям служитель. Он несколько раз бывал в нашей семье, и я бывал в Челябинске, в их бедной кибитке за вокзалом. Знал и болезнь, приковавшую его на 18 лет к постели. Знал и нашу сестру, врача-травницу Веру Абрамовну, поднявшую его на ноги в течение месяца.

Помню, его жена Луша со слезами рассказывала мне: «Приехал Шура из Москвы в три часа ночи, весь дрожит. Я же, пусть меня Бог простит, напустилась на него: ты все ездишь, ездишь, меня оставляешь одну!