Обреченный на жизнь

- Не ходит он на службу. Не знаю, может отпуск взял. Что-то у нас с ним не клеится. Ссоримся все время. Каждый разговор руганью заканчивается.

- А сын как переносит все это?

- Про ребенка Витя не знает.

- Не сказали что ли?

- Саша сказал, что младший умер.

Повисла неловкая пауза. Собеседница явно переваривала информацию, а тишина в трубке скребла по Юлиным нервам чувством вины.

- Ну а как сама? - справилась с собой подруга.

- Ужасно, Олесь. - противный ком обдирал горечью горло, мешая говорить. - Это ад какой-то. Вот про нас всегда говорили: «Образцовая семья… Идеальная семья». А я вижу сейчас, что нет ее. И не было никогда. Одна видимость. Противно. Каждый сидит в своем углу и варится в своем несчастье. Я не понимаю больше Сашу, а он не понимает меня. Винит меня во всем…

- В чем?

- Что семью разрушаю, что второго ребенка захотела, что мне было мало нашего счастья, захотела большего.

- Но ты же не виновата в том, что ребенок родился таким. И ребенок не виноват.

- Олесь, Саша все твердит, что скоро все будет как раньше, и укоряет меня, что я не могу перешагнуть через это. И ведь он сам не может. Иначе не пил бы так. Сегодня пришел домой с какими-то бомжами. Он делает вид, словно не было ребенка А я не могу так! Не будет как раньше. Не для меня. Я не могу взять и вычеркнуть из жизни последние девять месяцев. Не могу сделать вид, что ничего не было.

- Не обижайся, но это ты написала отказ от ребенка. Это было твое решение. Так или иначе, ты его уже вычеркнула из своей жизни.

- Да, написала. И я так больше не могу! Я второй день не переставая думаю о нем. Когда засыпаю, просыпаюсь. Как он там один? Как он там один? У меня в душе все переворачивается!

- Ну, так приедь и забери его! Он ведь еще здесь…

Разговор дался ей тяжело. «Приедь и забери!» Эти слова стояли в ушах и отпечатались где-то в душе. Семьи как прежде уже не будет. В чем был смысл ее отказа от ребенка, если семья все равно разрушена? Юля мучилась. Металась по кухне, в который раз подливала кипяток в заварку, которой уже нечего было отдавать, пила бледный безвкусный чай и думала. «Приедь и забери!» Эта мысль жгла каленым железом.

Как было бы здорово в самом деле приехать и забрать ребенка. Интересно, после этого ее душа хоть немного бы обрела целостность? Сейчас Юле казалось, что да. Обрела бы. Этот поступок принес бы множество новых затруднений, но он казался правильным.

Она лихорадочно соображала, как вернуть малыша домой. В голове роились тучи страхов и вариантов «а что если...». Если Саша выгонит ее с ребенком из дома? А вдруг сам уйдет? Эта мысль вдруг принесла удовлетворение и тут же следом — чувство стыда. Дожилась! Она мечтает спровадить мужа из дома. Выселить. Но в душе она чувствовала, что не пожалела бы, если бы Саша ушел. Но он вряд ли оставит таким трудом заработанную квартиру. Что же тогда делать?

Юля промучилась раздумьями до вечера. Крутила в голове варианты, как стороны кубика Рубика и не могла сложить стройную картинку.

Ее раздумья разбил словно кувалдой по стеклянной витрине Сашин голос, раздавшийся за спиной.

- Юль, пожрать дай чего-нибудь.

Проснулся. Юля выдохнула и обернулась.

- А чего у тебя посуда немытая в раковине?

- Не хотела и не мыла, - скривилась Юля от запаха перегара. И отошла на другой конец кухни. - Тебе со службы звонили. По-моему, сам комдив.

- Багратов? Что говорил?

- Спрашивал, где ты и почему на службу не ходишь.

- И что ты ему сказала? - Саша навис над столом.

- Не переживай! Не разрушила я твою дурацкую легенду. Сказала только, что горе семейное у нас.

- Ты зачем сказала?

- А что я должна была говорить? Тебе все равно как-то пришлось бы объяснять причину твоих прогулов и пьянства! Ты же так любишь свою службу, чего ж ты шляешься где попало?

- Ты думаешь, мне легко? Юля! Моя семья разрушена, ребенок родился больным!

- Бедненький! - передразнила Юля.

- А чего ты грубишь? Что за тон, Юля? Еда есть спрашиваю?

- Нет!

- А что ты делала-то? Ты готовить собираешься вообще?

- Тебе надо, ты и готовь! - Юлю сорвало. - И не подходи ко мне! От тебя разит бомжатником и выпивкой!

- Юля, ты охренела? Чего орешь? - Саша попытался схватить ее за руку.

- Хочу и ору! Не трогай меня! - она стряхнула с себя руки мужа. - Мне надоело все это!

- Что «это»?

- Твое пьянство, вечная перегарная вонь в квартире, твоя мамаша, которая считает, что вправе залезать мне в душу и воротить там, что ей хочется! Мне противно! Смотрю на тебя и забыть не могу! Ты заставил меня сделать это! Это ведь мой ребенок, а я бросила его!

Саша смотрел на Юлю разъяренным быком.

- Что значит, ты бросила его? - раздался Витин голос от двери и оба родителя обернулись. - Мам, он жив что ли?

Витя в неверии переводил взгляд с матери на отца и обратно.

- Папа, что это значит? Что ты заставил сделать маму?

Саша растерянно моргнул.

- Витя…

- Мама, мой брат не умер?

Юля закрыла лицо руками. Плечи дрожали от напряжения и сдерживаемых рыданий.

- Витя, сынок, мы очень не хотели, чтоб ты переживал, - начал отец, - но ребенок действительно умер. Просто мама еще сильно расстроена…

- Пап, я все ясно слышал. Мой брат жив, и ты заставил маму бросить его?

Морозов-старший молчал. Воспаленный с похмелья мозг отказывался выдать хоть какую-то стройную версию для сына.

- Мам, это правда?

Юля не выдержала. Заплакала. Тихо. Крупными алмазными каплями катились по щекам слезы.

- Это правда… - выдохнул Витя. - Пап, а как же это? Почему?