Страница 7 из 21
– Захи, а ведь я в своих вопросах была где-то близко к истине.
– Каких вопросах?
– Я задумалась над тем, почему, если мы созданы по образу и подобию Бога, нас не учат, как достичь этого образа, а замыкают наше развитие на молитве.
– Вот-вот, ни одно религиозное учение не дает человеку представления о Творце. А ведь именно отношение человека к Богу и формирует его мировоззрение. Мы уже так далеки, что не помним истоков, не помним древних, имеющих космическое происхождение, знаний. И если в глубокой древности это учение знали немногие, то сейчас пришло время просветить народ, сделать это знание доступным для всего человечества. Мы дикари по сравнению с древними в отношении к природе, к окружающему пространству. Древние племена, населяющие Землю, не мыслили своей жизни вне определенного ландшафта, к которому привыкали с детства и считали себя неотделимой его частью. Можно ли сказать это о человеке теперешнем, особенно, живущем в городе?
Все отрицательно закачали головами.
– Мы должны научиться этому, наверстать упущенное? – спросила Лия.
– Да, и поэтому вы здесь. У разных племен были свои приемы, но они походили друг на друга в своей глубокой сущности – в единении человека, природы и энергии. Тайна нашего благополучного будущего сокрыта в древних святилищах, многие из которых давно забыты и лежат в руинах. Но их сила, сила энергии, исходящей из них, сохранилась, и вы в этом сегодня убедились сами.
Все опять дружно закивали головами в подтверждение его слов.
– Но многое ли вы поняли? Я с уверенностью могу сказать, что нет. Кто-то чего-то уразумел больше, кто-то меньше… и досадное осознание того, что главное ускользает от понимания.
– Это верно, – подтвердила Лия. Дома, в Донецке, я совсем не задумывалась над этим. Сколько раз ездила на экскурсии… но это все было поверхностное созерцание. А здесь, в Египте, я впервые почувствовала и ощутила, что все эти строения нечто большее, чем руины, чем поверженные временем монументы. И не потому, что впечатляла их грандиозность и архитектура, а потому, что от них исходило нечто, что делало тебя соучастником тех времен и событий. Только это ощущение было настолько слабым, настолько смутным, что я едва догадывалась о нем. А в святилище Тота я почувствовала, что это ощущение из моих недр пробивается наружу, к сознанию, и я пытаюсь это осознать… и вдруг твои слова, Захи. Они убедили меня, что я на правильном пути.
Все участники похода, не сговариваясь, после пережитого на руинах святилища, которое породнило их, перешли от чопорного «вы» на доверительное «ты».
– А я, слушая тебя, – решил поделиться сокровенным Пьер, – вспомнил каньон в Чако и мои ощущения. Их сложно передать словами, но я попробую. Со мной происходило что-то необычное. Я, казалось, беспричинно волновался, когда поднимался по лестнице, чтобы попасть в киву. Кива – это такое круглое сооружение, укрепленное в земле и сверху прикрытое почвой. Она находилась в южной части каньона, на невысоком холме. В ее северо-восточной части в стене было прорублено окно. Я знал, что во время восхода через это окно увижу первый огонек солнца. Я волновался, как юнец, идущий на первое свидание. Пока я поднимался по лестнице, алое зарево разлилось по восточному небосклону, и вот… над горизонтом появился яркий уголек. У меня перехватило дыхание. В те минуты я не был туристом, я не был французом из Парижа, я был маленькой частичкой, маленькой клеточкой, вросшей во все то, что меня окружало: каньон, кива, окно, что открыло для меня то, о чем я до сих пор даже не подозревал. Я был единым целым всего мира, обласканным первым светом солнца и произведенным им в человека с большой буквы, человека космоса, человека Вселенной. Я стоял ошеломленный. Я бесконечно удивлялся и восторгался. Мне не хотелось уходить. Мне не хотелось потерять эту связь, это ощущение единства, которое наполнило меня, сделало важной и неотъемлемой частицей не только того мира, который представал у меня перед глазами, то есть современного, а вообще всего существующего с давних давен. Я не могу сказать как, но я ощущал тот давний древний мир, и ниточка моей жизни тянулась оттуда. Это был день летнего солнцестояния, и я не знаю, как использовали это явление древние: совершали ли какой-то ритуал или вели астрономические наблюдения, но я теперь точно знал, что восход в этом окне оказывал огромное воздействие на человека. Он заставлял не только чувствовать, но и мыслить, переосмысливать известное, воспринимать его совершенно по-новому. Я вышел из кивы таким важным: я только что был посвящен в святая святых Природы. И пусть я не мог объяснить это до конца, но кое-что понимал, понимал, что должен сохранить эту связь с окружающим, связь, которая стала такой важной для меня. Она предполагала не только созерцательное и потребительское отношение к окружающему, но и к защите его. Я не знал, как смогу защитить это небо, солнце, каньон, эту киву, но знал, что должен.
– Это тебе был дан знак. Тебя озадачили и заставили думать над решением. Тебе дали возможность ощутить единство, и оно тебе показалось странным, удивительным. А для древних людей такое единство было естественным. Сегодня вам приоткрыли маленькую щелочку, через которую пробились первые робкие лучи Света. У кого-то из вас она была шире, у кого-то уже. Это потому, что Творец дает каждому ровно столько Света, сколько он в состоянии воспринять. Но сколько бы не получил каждый из вас, зрение ваше изменилось. Вы совсем по-другому увидите тот мир, в который вернулись. Пред вашим острым взором откроется вся пошлость поведения людей, их кощунство, оскверняющее святое. Вы научитесь выделять из толпы благоразумных и праведных, сразу же их отличая от тех, кто опьянен бесконечными оргиями и преступлениями. Кто, пресытившись пороками, впадает в зверство инстинктов. Вы уже больше никогда не увидите одинаковую, безобидную праздную толпу отдыхающих. Пред вашими взорами предстанет то, что содержится внутри их – души, вывернутые наизнанку, и истинные лица, с которых сорваны маски. Это ошеломляющее зрелище повергнет вас в растерянность, но у вас хватит мужества это пережить и никому не показать ни взглядом, ни вздохом то, что вы видите. Это вам дано для того, чтобы вы знали, с кем можете работать, а кто уже ввергнут в бездну.
Орнелла обратилась опять к тому ощущению неописуемой небесной любви, которая охватила ее во время медитации. И, как бы там не было, но все до единого хотят любить, хотят найти любимого и жаждут взаимности. И эта жажда покрывает все стремления и помыслы, становится ведущей в жизни человека, толкает его на подвиги и преступления, подмяв под себя все остальные приоритеты. И, как пример своим рассуждениям, Орнелла подумала о том, как в глубокой древности ее будущий муж Тэти убил ее, чтобы заполучить в жены ее младшую сестру Юйю. Разве не любовь его толкнула на это? Власти он уже достиг, обручившись с нею. Он фактически уже был фараоном. Значит, не жажда власти, а жажда любви толкнула его на преступление. «А убивала ли я кого-нибудь? – спросила Орнелла, обращаясь к себе и к тому непонятному явлению, которое, извлекая из шкатулки ее памяти, подбрасывает одно событие за другим. Почему я все-таки так патологически ненавижу Лию?»
Она понимала, что это не только ревность к Пьеру, который последнее время не сводит с нее глаз, это нечто большее. И она почему-то уверена, что докопается до этого со временем. Если в прошлой жизни она была не ее сестрой, как пытается ее убедить Пьер, а лишь дочерью сестры, то зачем же ей ее ненавидеть? Значит, где-то еще пересекались их судьбы. Но где? Интересно, все люди так же повязаны сетью причинно-следственных связей, словно густой паутиной? Не может же быть, что лишь только они четверо, а теперь еще и пятый – Захи, были в этом плотном клубке. К каждому из них должны быть привязаны еще многие, о которых они просто не знают. Так что же это получается? Весь мир – клубок человеческих сущностей, повязанных между собой? И она представила себе муравейник. «Да нет, это не муравейник, – ответила она сама себе, – это что-то неподвластное моему разуму, высветившееся благодаря упавшему на него лучику, лучику моего сознания. Как же все сложно… на Земле, а что тогда происходит во вселенной? Так могла ли я ради любви или из-за любви убить кого-то?»