Три дочери Евы

Видение не замедлило посетить Пери, но, хорошо усвоив полученный урок, она никому об этом не обмолвилась. Мать была слишком суеверной, отец – слишком здравомыслящим, и ни один из них не мог помочь ей, когда дело касалось столь тонкой сферы. По убеждению Сельмы, в любом необъяснимом событии, мало-мальски нарушавшем привычный порядок вещей, лежала религиозная подоплека. Менсур же считал это проявлением душевного недуга. Ни то ни другое объяснение Пери не устраивало.

Чем дольше она размышляла об этом, тем больше укреплялась в мысли, что о своих видениях лучше помалкивать. И хотя таинственные визиты по-прежнему тревожили ее и надолго выбивали из колеи, постепенно она научилась воспринимать их как одну из пусть странных, но неотъемлемых особенностей жизни, вроде черных мушек перед глазами, о которых лучше не задумываться, а просто спокойно принимать их появление. Вот так Дитя Тумана – был он джинном или кем-то еще – поселилось в укромном уголке ее сознания, оставаясь для нее неразрешимой загадкой.

Спустя годы, незадолго до отъезда в Оксфорд, Пери написала в своей заветной книжечке:

Неужели нельзя найти название для того, что не относится к категориям веры и безверия и равно чуждо как чистой религии, так и чистому разуму? Неужели есть только два пути, а третьего, подходящего для таких, как я, не существует? Но как же быть с теми, кого не удовлетворяет выбор лишь из двух возможностей? Я уверена, людей, разделяющих мои чувства, немало. Им всем, как и мне, необходим иной язык. Язык, включающий в себе понятия, которых не существовало прежде…

Аквариум

Стамбул, 2016 год

Только в четверть девятого вечера мать и дочь добрались наконец до особняка на побережье. Балконы с ажурными чугунными решетками, белые мраморные ступени, выложенные мозаикой фонтаны, современные камеры слежения, автоматические ворота, глухой забор с колючей проволокой. Все это напоминало не загородный дом, а крепость, отгородившуюся от всего мира, маленький островок покоя и безопасности. Против возможных нарушителей границы – нищих, воров, уличных торговцев и просто незваных гостей – были приняты все меры предосторожности.

Прижимая к груди раненую правую руку, Пери держалась за руль левой. По пути они остановились у аптеки, и аптекарь, пожилой мужчина с седеющими усами, обработал порез. На его вопрос о том, что случилось, она лишь скупо ответила:

– Резала овощи. Вот что бывает, когда готовишь второпях.

Он рассмеялся. Стамбульские аптекари – это особое мудрое племя. Они никогда не покупаются на ложь, но при этом не добиваются неприглядной правды. Проститутки, побитые клиентами или сутенерами или изувечившие себя сами, жены, отделанные мужьями, водители, пострадавшие в столкновениях, произошедших по их собственной вине, – все они могут смело отправляться в аптеку и выдавать там самые невероятные версии случившегося. Аптекарь не поверит ни слову из их рассказов, но и выводить их на чистую воду тоже не сочтет нужным.

Пери потрогала повязку и поморщилась, увидев, что сквозь бинт проступило алое пятно. Она хотела разбинтовать руку перед тем, как войти в дом, чтобы избежать неприятных вопросов. Но кровь, боль и страх возможной инфекции заставили ее изменить решение.

Как только машина остановилась у ворот, к ним подошел дюжий охранник в темном костюме, благоухающий лосьоном после бритья. Он отвез машину на стоянку, а Пери и Дениз отправились к дому через ухоженный сад с увитыми плющом шпалерами. Легкий ветерок шевелил листву платанов.

– Дорогая, с моей стороны было страшно глупо пуститься в погоню. О чем я только думала? – нарушила молчание Пери.

Здоровой рукой она коснулась плеча дочери так легко, словно девочка была хрустальным сосудом. Сосудом, до краев наполненным злобой и раздражением. Еще недавно они были бесконечно близки, даже придумали собственные тайные знаки, понятные только им одним. Трудно было поверить, что сейчас рядом с ней идет та самая девочка, что прежде до слез хохотала над ее немудреными шутками и хватала мать за руку, когда герои мультфильмов попадали в опасную переделку. Та милая девочка безвозвратно исчезла, оставив вместо себя угрюмую и хмурую незнакомку. Это превращение – по-другому не скажешь – застало Пери врасплох, хотя она прочла кучу статей о том, что пубертатный период у современных подростков, особенно у девочек, наступает все раньше и раньше. Она всегда надеялась, что ее отношения с дочерью будут более близкими и доверительными, чем ее отношения с собственной матерью. В конце концов, разве не к этому мы стремимся всю жизнь: стать лучше своих родителей, дав нашим детям возможность стать лучше, чем мы. Но в результате мы зачастую обнаруживаем, что, сами того не желая, повторяем ошибки предыдущего поколения. Пери знала: злоба нередко маскирует страх.

– Прости, что заставила тебя волноваться, – мягко сказала она.

– Мама, при чем тут мое волнение, – отрезала Дениз. – Тебя могли убить!

Дочь была права. В том темном переулке она могла запросто распроститься с жизнью. Но девочка не знала, что у этого происшествия был и еще один, возможно, даже более вероятный исход: ее мать могла сама убить бродягу.

– Никогда больше не повторю подобной глупости, – заявила Пери, когда они подошли к дому.

– Обещаешь?

– Обещаю, любовь моя. Только прошу, не надо рассказывать об этом папе. Зачем ему лишние переживания.

Дениз эта просьба привела в замешательство, которое длилось всего несколько мгновений.

– Папа имеет право знать, – покачала она головой.

Пери собиралась возразить, но тут массивная дубовая дверь, покрытая затейливой резьбой, распахнулась изнутри. На пороге, приветливо улыбаясь, стояла горничная в черной юбке и белой шифоновой блузке. Из дома доносились голоса, смех и аппетитные запахи. Вечеринка была в самом разгаре.

– Добро пожаловать! Входите, прошу вас!

Горничная говорила с заметным акцентом – возможно, была уроженкой Молдавии, Грузии или Украины, одной из бесчисленной армии иностранок, которые отправились в Стамбул на заработки, оставив детей на попечение родных и обеспечив мужьям возможность ежемесячно получать денежный перевод.

– Зачем ты меня сюда притащила? – громко прошипела Дениз.

– Я же говорила: здесь будет много твоих друзей. Уверена, тебе понравится.

Едва они вошли, Пери сразу увидела мужа, он проталкивался к ним сквозь толпу гостей. Выражение его лица было сердитым и обеспокоенным одновременно. Элегантный темно-коричневый пиджак, накрахмаленная белоснежная рубашка, синий галстук с коричневыми разводами, отполированные до зеркального блеска ботинки – Аднан уделял немало внимания своей внешности. Человек, который сделал себя сам, он вышел из низов и заработал состояние на операциях с недвижимостью. Он всегда любил повторять, что своим успехом обязан только Всемогущему Аллаху. Пери, при всем уважении к энергии и деловой хватке мужа, не могла понять, почему Аллах отдает предпочтение именно ему. Аднан был на семнадцать лет старше жены, и разница в возрасте становилась особенно заметной, когда он сердился или расстраивался и морщины на его лбу, и без того уже достаточно глубокие, проявлялись еще больше.

– Где вы пропадали? Я звонил тебе раз сто!

– Прости, дорогой. Я потеряла телефон, – сказала Пери, стараясь придать голосу безмятежность. – Длинная история, давай не будем об этом сейчас.

– Знаешь, почему мы опоздали, папа? – При виде отца в глазах Дениз зажглись огоньки. – Мама погналась за грабителями!

– Что?

Дениз отбросила со лба прядь волос. От отца она унаследовала длинный нос с небольшой горбинкой и неистребимую самоуверенность.

– Спроси у нее сам, – бросила Дениз, прежде чем подойти к девочке примерно своих лет, которая со скучающим видом бродила в толпе гостей.

Но времени для объяснений действительно не было. Прервав разговор с известным журналистом, к ним уже спешил хозяин дома. Это был коренастый, широкоплечий мужчина с совершенно лысой головой и багровым румянцем завзятого пьяницы. На лице, каждая клеточка которого регулярно подвергалась самым современным методам борьбы с возрастом, не было ни единой морщины. Когда он улыбался, черты его оставались каменными, и лишь уголки губ слегка приподнимались.