Страница 4 из 49
Этот фрагмент Евангелия от Иоанна — второе посещение Иерусалимского храма — имеет наиболее прямые отражения в новелле Булгакова и очень важен для понимания всего рассказа.
{¶17} Прежде всего, Иисус приходит в Иерусалим совершенно один: «…Не явно, а как бы тайно» (Ин. VII, 10).
Далее, здесь же приводится не примитивно-собирательное мнение народа о нем {¶18}, а дифференцированное: «…Одни говорили, что Он добр, а другие говорили: нет, но обольщает народ» (Ин. VII, 12).
Когда он учит в храме, иудеи удивляются: «Как Он знает Писания, не учившись?» (Ин. VII, 15) Иисус объясняет свои знания тем, что его послал Бог, и внезапно переходит в атаку, задавая удивительно наивный вопрос: «Не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить Меня? Народ {¶19} сказал в ответ: не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя?» (Ин. VII, 19, 20). То есть народ не знает его в лицо. И лишь по мере продолжения проповеди: «…Некоторые из Иерусалимлян говорили: не Тот ли это, Которого ищут убить?» (Ин. VII, 25) Тут же описываются подряд две попытки схватить Иисуса — обе неудачные, «потому что еще не пришел час Его» (Ин. VII, 30). Других объяснений нет. Он спасается чудесным способом, что вполне соответствует логике Иоанна: божество всемогуще, а потому не нуждается в охране и прочих земных мероприятиях. Здесь чудеса не только атрибут, а необходимое сюжетное условие: дело ведь происходит в Иудее, среди фанатично верующих иудаистов, и в этой обстановке Иисус объявляет себя Богом Сыном, то есть вторым Богом! А для иудаистов Бог един, только един, и никакие сомнения в данном вопросе невозможны. Провозглашая Иисуса более Богом, чем человеком, Четвертое Евангелие полностью отбрасывает иудейский канон — и, соответственно, его герой должен полностью отбрасываться иудеями, изображенными в Евангелии от Иоанна.
«И еще более искали убить Его Иудеи за то, что Он не только нарушал субботу {¶20}, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу», — повествует Иоанн (V, 18), сухо, но вполне адекватно изображая практическую реакцию правоверных иудеев на подобные заявления.
(Эмоциональная реакция превосходно дана в сцене обвинения Иисуса в синедрионе, верховном суде Иерусалима. Первосвященник спросил Иисуса — он ли мессия и Сын Божий? Иисус отвечает: «…Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал {¶21}: Он богохульствует! на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его!» [Мф. XXVI, 64, 65]).
{¶22} По Иоанну, Иисус непопулярен вплоть до третьего посещения храма: «Тогда взяли каменья, чтобы бросить на Него; но Иисус скрылся и вышел из храма…» (VIII, 59). Но в 11 главе он совершает чудо, которого нет в других книгах, — воскрешает Лазаря, пролежавшего в пещере-могиле четыре дня и уже смердящего.
Немедленно ситуация становится внешне подобной синоптикам {¶23}: «Тогда многие из Иудеев… уверовали в Него» (XI, 45). Иисус покидает Иудею, спасаясь теперь не от народа, а только от «первосвященников», и за пять дней до Пасхи въезжает на осле в Иерусалим. Этот приезд соответствует единственному явлению у синоптиков. Иоанн добросовестно поясняет причину торжественной встречи: «Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (XII, 18). У Иоанна въезжает на осле не мессия, а чудотворец, которого почему-то именуют «царем Израиля», мессией. (Создается впечатление, что въезд механически, искусственно перенесен сюда из ранних Евангелий как непременный атрибут — но уже не мессии, а самого Иисуса Христа; возможно, «шествие на осляти» ко времени Иоанна уже стало христианской легендой.)
Напротив, синоптикам не приходится прибегать к искусственным приемам, чтобы обеспечить Иисусу популярность. Иудейский мессия, спаситель народа, посланный единым Богом, мог прекрасно сосуществовать со всей массой верующего населения Иудеи, привыкшей от века ожидать явления пророка. Ему была гарантирована восторженная поддержка рядовых прихожан Иерусалимского храма и защита от «первосвященников и фарисеев». Но эти, несомненно, должны были ненавидеть и преследовать самозваного мессию — хотя бы и своего, иудейского, — уже за то, что он — самопровозглашенный, чужак, «пророк из Галилеи».
Во все времена, кроме периодов великих потрясений, в любом организованном сообществе действовал некий регламент выдвижения кандидатур на почетные должности. Иудаистская церковь не была исключением, порядок назначения ее священников содержался непосредственно в Ветхом Завете. Явление сверхсвященника со стороны было смертельной угрозой для всех важных лиц Иерусалимского храма.
Ненависть храмового руководства — сюжетный элемент, объединяющий обе картины, — Булгаков и перенес в свой роман. Но отверг все остальное: и ненависть народа, и поклонение народа, и «шествие на осляти». Он сделал своего Иешуа одиночкой, сверх-Иоанновым бродячим пророком.
Повторяю, в двух предыдущих главах было пересказано то, что автор «Мастера и Маргариты» использовал абсолютно по-своему, глубоко трансформировал. Его отказ от основной части евангельского сюжета вытекает из единой литературной, исторической и этической концепции.
Далее мы попытаемся в ней разобраться. Начнем с истории.
4. Иудея и Римская империя
Иудея — южная часть Палестины — стала римской провинцией в 6 году н.э. после бурной и достаточно трагической предыстории. До 167 года до н.э. Палестина была подвластна сирийской династии Селевкидов. Следующие 25, лет то утихая, то возобновляясь, шла освободительная война. За освобождением последовали попытки Селевкидов вернуть Иудею; затем — завоевательные войны иудейских царей, кровопролитные восстания, внутренние междоусобицы. В 64 году до н.э. в Палестину вошло римское войско Помпея, и с этого момента она стала страной, зависимой от Рима если не юридически, то фактически. Короткий период самостоятельности кончился, и началась настоящая трагедия. Сперва — серия антиримских восстаний, в сущности — война, в ходе которой римляне впервые осадили Иерусалим. Через несколько лет — еще восстание и раздел страны на пять округов проконсулом Габинием. Волнения продолжались несколько лет, приблизительно до 50 года до н.э. Следующие три года страна участвовала в войне между Помпеем и Юлием Цезарем, затем — между убийцами Цезаря и его сторонниками. Все сороковые годы Иудею сотрясали восстания и междоусобицы. Затем она попала под власть римского полководца Антония и была втянута в войну Рима с парфянским царем Пакором, причем одновременно внутри страны шла гражданская война, в которой участвовали и римляне, и парфяне. Война закончилась в 37 году полным опустошением страны и многомесячной — второй — осадой Иерусалима войсками Рима и нового царя Иудеи — Ирода Великого. С 37 года до н.э. по 4 год до н.э. продолжалось его царствование — опять-таки под дланью Рима. По смерти Ирода Великого кровавые столкновения с римлянами возобновились. В конечном итоге страна была разделена на три части. Юг Палестины — Иудея — стал римской провинцией III класса. На севере правили сыновья царя Ирода, назначенные туда римским императором как царьки-наместники — тетрархи (в русском Евангелии — «четвертовластники»).
Тетрарх Ирод Антипа правил {¶24} Галилеей — областью, в которой, по преданию, жила семья Иисуса.
Ко времени смерти Иисуса, относимой обычно к 33 году н.э., Иудея уже 27 лет была провинцией империи. Это были относительно спокойные годы, во всяком случае без войн и крупных междоусобиц. Но обстановку, настроение в провинции никак нельзя было считать благополучными. Население не желало терпеть иноземный гнет, ни налоговый, ни моральный. Готовность к восстанию сохранялась. И одна из главных тому причин — специфика иудейского религиозного культа. Иудаизм резко отличался от религий сопредельных народов и самого Рима. Это был культ единого всевластного Бога. По догмату, иудеяне были избранным народом, а все прочие народы, в том числе и римляне, — язычниками, людьми низшего разбора, отвергнутыми и проклятыми Богом. И исторически и в связи с конкретной ситуацией идея избранности слилась в сознании верующих иудаистов с надеждой на освобождение от иноверного владычества. Эта идея-надежда стала едва ли не центральной в иудейской вероисповедной практике.