Биориск

- Вы преувеличиваете, профессор!

- Нет, я говорю правду и только правду. Все, что думаю об этих опытах и таких людях, как вы. И не извращаю ее, как это делаете вы.

Дорн не ответил. Он положил в карман своего белого халата карандаш, который вертел в руках, и вышел.

"Теперь он будет задумываться над тем, что я ему сказал, - подумал Мольнар, - разумеется, только если такие люди вообще задумываются над тем, что делают".

Ближе к вечеру Мольнар выходил в сад и, пока было еще тепло, гулял по узким аллейкам среди густых кустов, которые были посажены после того, как построили институт. Когда жара спадала, он ложился на траву или на каменную облицовку бассейна и смотрел в небо. Проходили часы, и, когда наступали сумерки, он возвращался в свою комнату, куда Джозеф приносил ему ужин. У него было много времени. Иногда Джозеф уезжал на небольшом, крытом брезентом пикапе, и тогда ужин ему приносила Маг. Она ставила поднос на стол, иногда спрашивала, как он себя чувствует, но делала это уже в дверях, когда выходила. Маг не оглядывалась ни на экран, ни на выпуклые линзы видеодатчиков, но Мольнар и без этого знал, что они смотрят на них глазами Эгберга, а может быть, Дорна. Только Джозеф, кажется, не замечал их, или был не объектом, а человеком, для которого мир не ограничивался оградой института. Он оказался аккуратным, сильным и курил те же самые сигареты, которые когда-то предпочитал Мольнар. Дым от них оставался в комнате, когда Джозеф выходил, и Мольнар чувствовал их запах даже ночью, когда засыпал. Он как-то взял одну сигарету из пачки, которую Джозеф положил на подносе. Потом поискал спички, но их у него не было. Джозеф поднес ему большую бензиновую зажигалку, и через несколько мгновений Мольнар уже чувствовал на губах вкус дыма.

-Доктор не разрешает, а? - заговорил Джозеф.

- Я сам бросил курить.

- Меня на это не хватит. Когда-то я пытался. Мне нравятся эти сигареты. Я покупаю их оптом в городе. Их доставляют сюда контрабандой.

- Для этого надо еще выбраться туда.

- Вам не о чем жалеть. Гнусная дыра.

- Вы можете ездить и дальше. На машине это пустяк.

- Не могу, доктор мне не позволяет. Мы все время должны находиться на месте.

- А он сам выезжает?

- Когда-то навещал родных - недалеко отсюда, километрах в пятидесяти. А сейчас и он не выбирается.

- Почему?

- Не знаю. Говорят, он развелся с женой,

- В самом деле?

-Со мной он не слишком откровенен, - Джозеф взял поднос.

- А вам еще не надоело?

- Может быть, самую малость. Но работа хорошая. Где-то же надо работать.

- Вы здесь сильно заняты?

- Я все делаю. Вы сами видите.

- У вас самые разные обязанности. Ведь институт - это почти фабрика, по крайней мере судя по количеству потребляемой энергии.

- Не стоит преувеличивать. Все обходится дистанционным управлением и передачей информации. Да и мощности здесь не такие большие. Кроме того, проверять специальную аппаратуру приезжают со стороны.

- Я хотел бы когда-нибудь увидеть эту вашу аппаратуру.

- К сожалению, это невозможно. На этот счет у нас очень строгие указания. В случае какой-нибудь аварии большую часть экспериментов приходится повторять. Не говоря уже о биологическом материале, которым здесь дорожат. Конечно, у нас есть предохранители.

- Собственное аварийное питание?

- Да.

- Понятно. При малых мощностях это самый простой выход.

Джозеф внимательно посмотрел на Мольнара.

- Мне говорили, что вы невролог.

- Разное говорят, но моя специальность гораздо ближе к вашей, чем вам кажется, - сказал Мольнар, не следя за тем, что говорит. Он уже думал о чем-то другом, о небольшой мощности, потребляемой институтом, и пришел к выводу, что один из них - Эгберг или Джозеф- говорит неправду. "Я выясню это", - решил Мольнар, уже зная, как добьется своего. Он даже не заметил, как Джозеф вышел.

На следующий день Мольнар встретил Маг в саду.

Он увидел, как она шла по аллейке к дому.

- Маг... У вас найдется немного времени? - позвал Мольнар.

Она остановилась в нерешительности.

- Одну минуту... - Он подошел к ней.

- Мне нужно быть в секретариате, - сказала она неуверенно.

- А может быть, вам неудобно разговаривать со мной здесь?

- Нет, почему же.

- Мне казалось, что мы сейчас редко встречаемся.

- У меня здесь много обязанностей.

- Я не задержу вас. Мне хочется знать одну вещь. Вы сами, лично, ощущали на себе последствия исчезновения поля?

- Я нет, но Бертольд...

- Оставим в покое Бертольда. Вы сами никогда не чувствовали головокружения в частично экранированных помещениях или чего-нибудь в этом же роде?

- Нет. Почему вы спрашиваете?

Мольнар с минуту молчал.

- Я скажу вам, - решился он наконец. - Я подозреваю, что этого поля вообще нет.

- Как это?

- Просто нет - и все. Точнее, оно существует только в воображении вашем и других объектов фермы, как вы говорите. Это превосходная в своей простоте идея Эгберга.

- Я не совсем понимаю...

- Все просто! Разве вы, несмотря на все свои обязательства, подписанные тогда, перед операцией, остались бы здесь навсегда, если бы не поле?

- Нет, конечно, нет. Ах... понимаю! Вы считаете, что он способен на это? Внушить нам мысль о существовании поля, которого нет?

- Наверняка способен. Вы недооцениваете своего шефа. Я знаю его больше.

- И вы уверены, что он именно так и поступил?

- Нет... Откровенно говоря, нет. И поэтому мне хотелось бы предложить вам эксперимент с вашим участием.

- Чем я могу помочь вам?

- Вы войдете в бункер, Маг, войдете в бункер ненадолго, на две-три минуты. Если с вами ничего не случится, вы будете свободны.

Она внимательно смотрела на него. Мольнар признался себе, что Маг владеет собой лучше, чем он предполагал вначале.

- Думаю, что войти в бункер - значит обречь себя на верную смерть. А я не хочу умирать.

- И хотите остаться здесь до конца жизни? Несколько дней назад...

- Тогда у меня был черный день. Со мной иногда случается. Но я хочу жить, даже здесь, если не могу иначе.

- Послушай, Маг. Речь идет не о смерти. Я буду страховать тебя снаружи. Просто вытащу тебя оттуда, если ты потеряешь сознание. За секунду не умирают. Я обмотаю тебя веревкой и вытащу.

- А иначе это нельзя проверить?

- Нельзя. Ну так как?

Она не ответила. Они стояли посредине аллейки, и Мольнар знал, что рано или поздно к ним кто-нибудь подойдет и прервет этот разговор, который ему нужно было довести до конца.

- Это шанс и для тебя. Никому, кроме меня, не придет в голову попробовать. Вы все здесь боитесь Эгберга. Не отрицай, это видно. А для такого эксперимента одного человека недостаточно. Подумай о Бертольде. Если бы кто-нибудь вытащил его оттуда, он был бы жив сейчас. Но он проверял один.

- Проверял?

- Я так думаю. Он должен был заметить то же, что и я.

- Я боюсь, профессор, но попробую. Если дело не выгорит, я буду на твоей совести.

Он думал, что Маг улыбнется, но она смотрела на него так же внимательно, как раньше.

- Когда ты собираешься попробовать, профессор? - спросила она,

- Сейчас. Сможешь? Веревку я приготовил.

- Хорошо, Я только переоденусь.

- Зачем?

- На случай, если ничего не выйдет. Это платье не самое лучшее.

- Но, Маг, будь благоразумна. Идем!

Теперь она улыбнулась ему.

- Ладно. Не бойся, профессор. Я не спрячусь в кусты. И войду туда дело решенное.

В институт он вернулся один. Они встретились возле лестницы, ведущей в подземелье. Здесь было холодно, и Мольнар чувствовал затхлый запах сырого подвала. Лестница была широкая, а сбоку от нее наклонно вниз уходил бетонный пандус. У входа в бункер он заканчивался полукруглым отверстием, в которое въезжали тележки с препаратами. Мольнар побывал здесь раньше и рядом, в ворохе оберточной бумаги, спрятал веревку. Она состояла из двух накрепко связанных морским узлом коротких веревок, которые использовались для задергивания штор в его комнате. Он снял их на заре, когда только начинало рассветать, и надеялся, что те, что могут наблюдать за ним, спят. Маг даже не проверила надежность узла. Мольнар обвязал ее в талии так, что она едва дышала, а потом несколько раз дернул веревку, проверяя, выдержит ли она Маг. Он хотел вытащить ее наверх на канате, как планировал раньше, но был слишком слаб для этого.