Страница 20 из 24
Быстро рос город. Появилась на Боровицком холме первая часовенка. В детинце, в самом сердце Кремля, возвели уже ловкие мастеровые крышу над княжьим теремом. Рядом хоромы пониже, не столь затейливые: там – княжеский тиун будет жить, там – дворня, слуги.
Чуть поодаль – конюшни, скотный и птичий дворы, охотничий дом. Встали крепкие рубленые амбары, клети-кладовые для всякой готовизны: и рыбные склады, и «медуши», где в глиняных корчагах хранились крепкие вина и меды.
На княжьем дворе уж поставлен шатер для почетной стражи. Вдоль крепостных стен в землю вкопаны медные котлы для «вара» – крутого кипятка, будет чем «попотчевать» непрошеных гостей. Хорош княжеский терем, не наглядеться на его резные галереи, точеные башенки, высокое крыльцо. Нижний теремной ярус – для челяди, второй, княжеский, – с большой палатой, украшенной турьими и оленьими рогами, с широкой галереей, – будет где князю задавать летние пиры…
«Приди ко мне, брате»
Все бы хорошо, да тревожат Юрия вести, дошедшие к нему из Киева: убили киевляне брата князя Всеволода II – Игоря Ольговича, коему завещал Всеволод перед смертью великое княжение. Игорь княжил почти символически – всего тринадцать дней. Ровно столько понадобилось Изяславу, в числе других князей присягавшему Игорю на верность, чтобы самому захватить столь желанный киевский стол.
В вину Игорю киевляне вменили его отказ отстранить от дел великокняжеских тиунов ненавистного им Всеволода II: Ратшу, родоначальника Пушкиных, и Тудора. После того как Игорь потерпел поражение в битве с Изяславом, несколько дней он укрывался в болотах, а затем постригся в монахи. Однако монастырские стены не уберегли Игоря. Киевляне силой выволокли его из храма, и разъяренная толпа растерзала несчастного князя. Случилось это в 1147 году.
Изяслав Мстиславич – извечный противник своего дяди Юрия. Но «князь Юрий, сын Владимира Мономаха, внук Всеволода, правнук Ярослава, праправнук Великого Владимира, крестившего всю Землю Русскую», почитает себя законным наследником великокняжеского престола. Сколько сил ушло у него на борьбу с Изяславом, родным племянником, сколько русской крови понапрасну пролито! И вот теперь Изяслав приводит на Киев орды половецкие, грабит села Игоря Ольговича и его родного брата Святослава, князя новгород-северского.
Как никогда, нужен князю Юрию верный друг. Не раз и Юрий выручал Святослава Ольговича: прислал однажды на подмогу ему войско с Белоозера. И в сей час скорбит князь Святослав, просит Юрия отомстить за брата. Не отступится князь Юрий Владимирович, великая борьба предстоит ему: он, Мономашич, должен взойти на престол по праву.
«Приди ко мне, брате, в Москов» – это послание Юрия Долгорукого своему другу, князю Святославу Ольговичу, стоявшему с дружиной в городке Лобынске, при устье Протвы, и стало первым письменным упоминанием о Москве. А год, когда оно было написано, – 1147-й – принято считать годом рождения города.
…Суетятся слуги, готовят хоромы для встречи знатных гостей и их дружин.
Первым приезжает в Москву девятилетний сын Святослава Олег, родной брат Игоря Святославича, воспетого в «Слове о полку Игореве» (ко времени московской встречи князя Игоря еще не было на свете – он родится тремя годами позже). Юный княжич горд отцовским поручением: он возглавляет особое посольство. Среди многих даров, привезенных Олегом князю Юрию, была и шкура диковинного зверя «пардуса» – гепарда или барса. Видимо, не случаен был тот дар, ведь именно величественный «пардус», вставший на задние лапы, красовался на боевом щите Юрия.
Вот они, как писал поэт, «драгоценные краски старины»:
«Олег же еха наперед к Гюргеви, и да ему пардус. И приеха по нем отец его Святослав, и тако любезно целовастася, в день пяток, на Похвалу святой Богородици, и тако быша весели. Наутрии же день повеле Гюрги устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы, с любовию…»
Но что это за загадочный «день пяток», который упоминает летописец? Вот как расшифровал его известный исследователь Москвы И.Е. Забелин: «Князья съехались в Москве в пятницу, на пятой неделе Великого поста – день, который принимается первым в историческом существовании Москвы». И далее он поясняет, что Пасха в 1147 году была 20 апреля, а пятница на пятой неделе Великого поста приходилась на 4 апреля.
Думается, что исторически более правомерно было бы праздновать День города не в сентябре, а весной, в апреле, ведь весна 1147-го стала первой страницей в летописи Москвы.
Итак, следом за княжичем Олегом пожаловали в Москву и его отец – князь новгород-северский Святослав Ольгович, и князь Владимир Святославич Рязанский. Прибыли князья в Москву со своими дружинами и прочими служилыми людьми, писцами, советниками.
Полон людей княжий двор. Но всем дорогим гостям нашлось место за широкими дубовыми столами в светлой гриднице.
Поклонились честные гости святым образам, чинно расселись по скамьям. Во главе стола сам хозяин – князь Юрий Владимирович, по правую руку от него князь Святослав, по левую – князь Владимир Рязанский.
В середине широкого стола будто солнце горит – такое сияние идет от золотых и серебряных чаш, кубков и братин, что и смотреть-то больно. Возгласами восхищения полнится гридница, будто стая лебединая впорхнула в нее ненароком, – слуги один за другим чинно вносят на больших блюдах жареных лебедей.
Ломятся дубовые столы от лакомств, чего тут только нет: и пироги сладкие, и орехи, и пряники с имбирем, и сушеные плоды заморские.
За застольем присматривает кравчий – все ли гости уважены, нет ли какой для них обиды? А чашники свое дело знают – обносят гостей кубками с мальвазией и прочими сладкими греческими винами. Из больших кадок черпают серебряными чашами мед чарошники. Через край льются крепкие московские меды.
Не об этом ли пиршестве напишет спустя семь веков далекий потомок князя Александр Пушкин?
Поистине, «обед силен» устроил своим гостям Юрий. (На том пиру юный княжич Олег Святославич был обручен с дочерью Юрия Долгорукого Марией.) Пили гости за здоровье хлебосольного хозяина, за его щедрость, за новый град, построенный князем Юрием, – за Москов! Не отсюда ли, из глуби седых столетий, и утвердилась за Москвой слава города миролюбивого, гостеприимного и хлебосольного?
…Ходят по кругу серебряные братины, полнятся чаши крепкими медами. Пируют князья; и неведомо им, что городку этому, ставшему на границе Ростово-Суздальской земли, судьбой будет определено стать стольным градом огромной страны и что название Москва зазвучит на всех ведомых языках и наречиях.
«Кто думал-гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти?» – так начиналось сказание о начале Москвы, записанное в XVII веке. Как говаривали в старину, «Москву вся Русь собирала и сама в ней засела».
Множество бед – нашествий, пожарищ, разорений – предстояло испытать великому городу, но всякий раз «гнездо великого государства… тотчас же устраивалось и укреплялось в новой силе и славе». Не мог князь Юрий ведать о будущем величии заложенного им городка, но город же этот обессмертил и его имя. Не великим князем киевским почитается он, а прародителем, основателем Москвы.
Большое потомство оставил князь Юрий: одиннадцать сыновей и две дочери. Одному из них, самому младшему, Всеволоду III Юрьевичу по прозванью Большое Гнездо, суждено было продолжить род, ведущий к Александру Пушкину…
Минут столетья, и на главной московской улице – Тверской встанут бронзовые памятники: князю Юрию Долгорукому – основателю Москвы и его гениальному потомку – поэту Александру Пушкину, родившемуся в Первопрестольной и воспевшему ее.