Страница 8 из 8
Весной 1879 года, практически одновременно с Соловьевым, в Петербург с юга приехали еще два претендента на то же дело: поляк Кобылянский и еврей Гольденберг, незадолго до того убивший харьковского генерал-губернатора Кропоткина. Они, как и Соловьев, обратились за помощью к членам «Земли и воли»: для подготовки цареубийства необходимо было отследить маршруты передвижения императора, добыть оружие, устроиться с жильем.
Вера Фигнер как в воду глядела – некоторые «товарищи» оказались против. Идея цареубийства вызвала среди петербургских землевольцев жаркие споры: Плеханов и Попов категорически возражали против самой идеи террористического акта, Квятковский, Морозов и Александр Михайлов столь же категорически ее поддерживали.
– Мы имеем право высказывать свои убеждения, которые являются для нас истинами. Следовательно, мы имеем право сделать их истинами для других. Это единственно правильный путь воздействовать на общественную жизнь – путь пропаганды пером и словом, – утверждали умеренные.
– Но правительство ловит нас за нашу пропаганду и расправляется с нами как хочет, а мы ничем не можем ему ответить, – отвечали радикалы.
– Христианство победило кротостью, – проповедовали умеренные.
– Христианство начало побеждать кротостью, а закончило кострами и крестовыми походами. Время нашей кротости уже прошло, – отвечали радикалы. – Террор не будет для нас ни принципом, ни самоцелью. Террор – это быстрая, строгая и непреклонная справедливость, а стало быть, проявление добродетели.
– Среди нас может явиться и Комиссаров! – воскликнул Попов, напоминая о злополучном крестьянине, толкнувшем под руку Каракозова.
– Если им будешь ты, – ответил ему его друг Квятковский, – то и тебя я убью.
Очень показательная фраза, почти нечаевская. Воистину зыбка грань между тьмой и светом. Оказывается, крестьянин Комиссаров тоже достоин смерти, а вместе с ним и все верноподданные граждане – латентная форма тотального террора против всех инакомыслящих прослеживается здесь со всей очевидностью.
Остановились на компромиссе: как организация, «Земля и воля» отказывалась брать на себя ответственность за цареубийство, но отдельные члены общества оставляли за собой право оказывать ту или иную помощь этому предприятию.
Вскоре произошла знаменательная встреча в трактире на Офицерской улице с участием Михайлова, Зунделевича, Квятковского, Соловьева, Гольденберга и Кобылянского, где решался весьма существенный вопрос: кто пойдет на царя? Идти должен был кто-то из этой шестерки. Однако при осуществлении дела крайне желательно было не дать повод правительству обрушить репрессии на какое-либо сословие или национальность, поскольку власть после такого события как правило искала солидарности между террористом и средой, из которой он вышел. Если покушение будет совершено поляком или евреем, то обвинение неизбежно ляжет на весь польский или еврейский народы. Если стрелять будет Михайлов, близкий к староверам, кара падет на кержаков.
– Только я удовлетворяю всем условиям, – сказал Соловьев. – Необходимо идти мне. Это мое дело. Государь – мой, и я его никому не уступлю.
Когда вопрос был решен, перешли к выбору средств и времени покушения.
Наблюдение за маршрутами императора, доставку оружия и яда взял на себя Александр Михайлов. Через посредство доктора Веймара, стоявшего близко к кружку чайковцев, раздобыли огромный револьвер, с которым Соловьев начал ежедневно ходить в тир и упражняться в стрельбе. Он был уверен, что не даст промаха.
Рассказывали, что за несколько дней до покушения Соловьев был удручен какой-то думой. Настроение его было тяжелым. Он кричал по ночам. Как видно, готовность пойти на осознанное убийство давалась ему непросто.
31 марта предупредили всех нелегальных, чтобы выехали из столицы в виду возможных арестов. (Подозрительная закономерность: и Каракозов, и Соловьев, и первомартовцы шли на цареубийство именно весной. Что за странное сезонное обострение?)
2 апреля 1879 года, в начале десятого утра, Александр II, совершая свою обычную прогулку, обошел кругом здание Гвардейского штаба и повернул к Дворцовой площади. В это время человек в форменной фуражке пересек площадь и, двинувшись навстречу царю, выстрелил в него из револьвера. Александр бросился бежать, крикнув полицейским: «Ловите!», – но Соловьев погнался за ним, сделав на бегу еще три выстрела. Прохожие вместе с полицейскими кинулась ловить злоумышленника. Первым настиг Соловьева жандарм Кох, ударивший его обнаженной шашкой плашмя по спине, отчего тульский клинок погнулся и уже не влезал обратно в ножны. Падая, Соловьев выстрелил еще один раз, а потом раскусил орех с цианидом, чтобы не попасть живым в руки полиции. В это время на него навалилась груда тел – какая-то женщина вцепилась ему в волосы, а один из полицейских вырвал из рук револьвер.
Первым делом Соловьев спросил: «Убил ли я государя?» Ему ответили: «Бог не допустил тебя, злодея». Неудачный исход покушения поразил Соловьева, им овладела мрачная апатия.
Впрочем, на этом неудачи не кончились: мало того, что все пять пуль прошли мимо цели, – скрытая в залепленном воском и сургучом орешке синильная кислота также не возымела действия. То ли орех был приготовлен недостаточно тщательно, и цианид от соприкосновения с воздухом окислился, то ли врачи, вовремя распознав признаки отравления, успели дать противоядие, но Соловьев остался жив.
Александр Михайлов был свидетелем неудачи. 6 апреля 1879 года Исполнительный комитет «Земли и воли» выпустил листовку, где давалась информация о покушении, и объяснялись его цели, а также помещалось следующее заявление: «Исполнительный комитет, имея причины предполагать, что арестованного за покушение на жизнь Александра II Соловьева по примеру его предшественника Каракозова могут подвергнуть при дознании пытке, считает необходимым заявить, что всякого, кто осмелится прибегнуть к такому роду выпытывания показаний, Исполнительный комитет будет казнить смертью».
Приводить в исполнение угрозу не пришлось. Дознаватели держались в рамках допустимого, да и сам Соловьев на следствии и суде вел себя с невозмутимым спокойствием и подробно изложил причины, побудившие его к покушению. Соловьев, как и остальные землевольцы, знавшие о предстоящем акте, думали, что кара коснется только его одного, однако судебное следствие выявило нити его знакомств, так что все, кто соприкасался с ним в Псковской и Саратовской губерниях, были арестованы. При этом петербургские нелегальные землевольцы остались в стороне.
28 мая 1879 года Александр Соловьев был казнен через повешение на Смоленском поле в присутствии четырехтысячной толпы. Ему было 33 года.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.