Страница 50 из 58
Но именно потому, что Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы — и по этой самой причине было бы неразумно проводить политику регионального сдерживания Китая, — желательно обращаться с Китаем как с глобально важным действующим лицом. Втягивание Китая в более широкое международное сотрудничество и предоставление ему статуса, которого он жаждет, может иметь эффект притупления более острых моментов национальных амбиций Китая. Важным шагом в этом направлении было бы включение Китая в ежегодный саммит ведущих стран мира, так называемую «большую семерку», особенно потому, что Россию тоже пригласили туда.
Несмотря на видимость, у Китая на деле нет большого стратегического выбора. Длительные экономические успехи Китая остаются в большой зависимости от притока западного капитала и технологий, а также от доступа на иностранные рынки, а это существенно ограничивает его выбор. Союз с нестабильной и обнищавшей Россией не увеличил бы экономических или политических перспектив Китая (а для России это означало бы подчинение Китаю). Таким образом, этот геостратегический выбор на практике не осуществим, даже если в тактическом плане как Китаю, так и России соблазнительно поиграть с этой идеей. Более непосредственное региональное и геополитическое значение для Китая имеет его помощь Ирану и Пакистану, но это также не служит отправным пунктом для серьезного поиска статуса мировой державы. Вариантом в качестве последнего средства могла бы стать «антигегемонистская» коалиция, если бы Китай почувствовал, что его национальные или региональные устремления блокируются Соединенными Штатами (при поддержке со стороны Японии). Но это была бы коалиция бедняков, которые тогда наверняка оставались бы бедными довольно продолжительное время.
Большой Китай возникает как регионально доминирующая держава. Будучи таковым, он может попытаться навязать себя соседям в манере, которая носит дестабилизирующий характер в регионе, или может удовлетвориться оказанием влияния более косвенным образом, следуя прошлой китайской имперской истории. Возникнет ли гегемонистская сфера влияния или более туманная сфера уважения, будет зависеть частично от того, насколько жестоким и авторитарным останется китайский режим, а частично и от того, как ключевые посторонние действующие лица, а именно Америка и Япония, отреагируют на появление Большого Китая. Политика простого умиротворения могла бы способствовать более твердой позиции Китая, но политика простого препятствования появлению такого Китая наверняка также дала бы похожий результат. Осторожное сближение по одним вопросам и четкое разграничение по другим помогло бы избежать обеих крайностей.
В любом случае в некоторых областях Евразии Большой Китай может оказывать геополитическое влияние, которое совместимо с большими геостратегическими интересами Америки в стабильной, но политически плюралистической Евразии. Например, растущий интерес Китая к Средней Азии неизбежно ограничивает свободу действий России в стремлении добиться любой формы политической реинтеграции региона под контролем Москвы. В связи с этим и в связи с Персидским заливом растущая потребность Китая в энергии диктует общность интересов с Америкой в поддержании свободного доступа к нефтедобывающим регионам и политической стабильности в них. Подобным же образом оказываемая Китаем поддержка Пакистану сдерживает амбиции Индии подчинить себе эту страну и компенсирует намерение Индии сотрудничать с Россией по Афганистану и Средней Азии. И наконец, участие Китая и Японии в развитии Восточной Сибири может аналогичным образом помочь усилить региональную стабильность. Эти общие интересы следует выяснить путем длительного стратегического диалога.42
Существуют также области, где амбиции Китая могли бы столкнуться с американскими (а также японскими) интересами, особенно если эти амбиции должны были бы реализовываться посредством более знакомой с исторической точки зрения тактики сильной руки. Это относится, в частности, к Юго-Восточной Азии, Тайваню и Корее.
Юго-Восточная Азия потенциально слишком богата, географически имеет слишком большую протяженность и просто слишком большая, чтобы ее легко мог подчинить даже мощный Китай, но она слишком слаба и политически слишком раздробленна, чтобы не стать для Китая по меньшей мере сферой уважения. Влияние Китая в регионе, которому способствует его финансовое и экономическое присутствие во всех странах этого района, обязательно будет расти по мере возрастания его мощи. Многое зависит от того, как Китай применит эту мощь, но не вполне очевидно, есть ли у Америки какой-либо интерес прямо выступать против нее или быть втянутой в такие вопросы, как разногласия по Южно-Китайскому морю. Китайцы располагают значительным историческим опытом умело управлять отношениями неравноправия (или зависимости), и, конечно, в собственных интересах Китая было бы проявлять сдержанность во избежание региональных страхов перед китайским империализмом. Этот страх мог бы породить региональную антикитайскую коалицию (и некоторые скрытые намеки на это уже присутствуют в нарождающемся индонезийско-австралийском военном сотрудничестве), которая потом, наиболее вероятно, добивалась бы поддержки со стороны Соединенных Штатов, Японии и Австралии.
Большой Китай, особенно после переваривания Гонконга, почти определенно будет более энергично стараться добиться воссоединения Тайваня с материком. Важно по достоинству оценить тот факт, что Китай никогда не соглашался на бессрочное отделение Тайваня. Поэтому в какой-то момент этот вопрос мог бы вызвать прямое столкновение американцев с китайцами. Последствия этого были бы для всех вовлеченных сторон самыми пагубными: экономические перспективы Китая были бы отодвинуты, связи Америки с Японией могли бы стать очень напряженными, а усилия американцев по созданию стабильного равновесия сил в Восточной Евразии могли бы быть сорваны.
Соответственно важно добиться и взаимно поддерживать наибольшую ясность в этом вопросе. Даже если в обозримом будущем Китай вряд ли будет испытывать недостаток в средствах эффективного принуждения Тайваня, Пекин должен понимать — и быть надежно убежден в этом, — что согласие Америки с попытками насильственной реинтеграции Тайваня, достигнутой с помощью военной мощи, было бы настолько разрушительно для позиции Америки на Дальнем Востоке, что она просто не могла бы позволить себе оставаться пассивной в военном плане, если Тайвань будет не в состоянии защитить себя.
Другими словами, Америке пришлось бы вмешаться не ради обособленного Тайваня, а ради американских геополитических интересов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это важная разница. У Соединенных Штатов нет, по сути, особого интереса к обособленному Тайваню. В действительности их официальной позицией была и должна оставаться мысль о том, что существует только один Китай. Но то, как Китай добивается воссоединения, может ущемить жизненно важные интересы Америки, и китайцы должны это ясно сознавать.
Вопрос о Тайване служит также Америке законной причиной для того, чтобы в своих отношениях с Китаем поднимать вопрос о правах человека, не оправдываясь в ответ на обвинения во вмешательстве во внутренние дела Китая.
Совершенно уместно вновь повторить Пекину, что воссоединение завершится только тогда, когда Китай станет более процветающим и более демократическим. Только такой Китай сможет привлечь Тайвань и ассимилировать его в Большом Китае, который тоже готов к тому, чтобы быть конфедерацией, основанной на принципе «одна страна, разные системы». В любом случае из-за Тайваня в собственных интересах Китая повысить уважение к правам человека, и потому Америке уместно поднять эту проблему.
В то же время Соединенным Штатам надлежит — выполняя обещание, данное Китаю, — воздерживаться от прямой или косвенной поддержки любого международного повышения статуса Тайваня. В 90-х годах некоторые американо-тайваньские контакты создавали впечатление, что Соединенные Штаты, не афишируя, начинают обращаться с Тайванем как с отдельной страной, и гнев китайцев по этому поводу можно было понять, как и их негодование по поводу интенсификации усилий официальных лиц получить международное признание статуса Тайваня как отдельного государства.
42
Во время встречи в 1996 году с высшими представителями национальной безопасности и обороны Китая я установил (используя время от времени намеренно туманные формулировки) следующие области взаимных стратегических интересов в качестве основы для такого диалога: 1) мирная Юго-Восточная Азия; 2) неприменение силы в решении вопросов, связанных с прибрежной зоной; 3) мирное воссоединение Китая; 4) стабильность в Корее; 5) независимость Средней Азии; 6) равновесие между Индией и Пакистаном; 7) экономически динамичная и международно кроткая Япония; 8) стабильная, но не очень сильная Россия.