Страница 13 из 97
Своеобразными поставщиками «идеологически подкованных кадров» антифашистов для Германии были антифашистские школы, расположенные на территории Советского Союза, а позднее и в Восточной Германии, а также Национальный комитет «Свободная Германия» и Союз немецких офицеров. 12 марта 1946 года начальник института 99 при ЦК ВКП(б) Романов доносил своему руководителю в ЦК Баранову, что в ходе войны в антифашистской школе и на различных курсах обучалось 6 856 военнопленных различных национальностей. В письме указывалось, что для нескольких миллионов военнопленных этого совершенно недостаточно[37].
Несколько иное отношение советских властей сложилось к своему детищу — Национальному комитету «Свободная Германия». Выступая на совещании начальников седьмых отделов фронтов 19 мая 1944 года, начальник ГлавПУ Красной Армии А.С. Щербаков потребовал внимательно следить за этим комитетом, потому что у его руководителей, как он выразился, свои планы. Некоторые их них хотят противопоставить Советский Союз союзникам, столкнуть их. «Генерал Зейдлиц представил нам несколько документов. В них предлагалось объявить Национальный комитет немецким правительством и дать тем самым ему возможность вести работу как временному правительству или полуправительству. Нужно работать так, чтобы мы их использовали в целях победы Красной Армии и не допускать, чтобы они нас использовали»[38]. Несколько дней спустя, 25 мая 1944 года, Д.З. Мануильский сообщил А.С. Щербакову, что «составление «меморандума Зейдлица» было провокационным действием фашистской группы внутри «Союза немецких офицеров»[39].
Функционеры КПГ, прибывшие из Москвы в первые дни после капитуляции Германии, выступали за роспуск многих самозваных «антифашистских комитетов», которые состояли, как правило, из коммунистов старой закалки, выступавших за сохранение «революционного наследия» КПГ и рассчитывавших на то, что при помощи оккупационных властей им хотя бы временно удастся создать местные «советские республики» с установлением «диктатуры пролетариата». Развернули активную работу и различные региональные группы движения «Свободная Германия», рассматривавшие себя в качестве надпартийных органов, выступавших за единство немецкого народа. По утверждению некоторых немецких исследователей, советские оккупационные власти на местах молчаливо соглашались с деятельностью подобных организаций[40].
В течение мая 1945 года коммунисты не выступали за немедленную легализацию партии. По мнению некоторых немецких авторов, они заботились больше о том, чтобы в максимальной мере обеспечить себе руководящее положение в органах самоуправления и в общественной жизни и лишь затем конституироваться в качестве политической партии. Такой момент наступил в конце мая 1945 года, когда советские оккупационные власти не без консультации с ними готовили приказ о разрешении деятельности политических партий, а коммунисты соответственно — текст своего учредительного воззвания, согласовав его с руководителем международного отдела ЦК ВКП(б) Г.Димитровым. Наконец, в начале июня только что образованная Советская военная администрация подготовила и 10 июня обнародовала упомянутый выше приказ № 2. В то время как члены других партий с нетерпением ожидали его появления, коммунисты, подготовившись, отреагировали на него мгновенно, уже на следующий день опубликовав учредительное воззвание, а через два дня выпустив первый номер партийной газеты «Дойче фольксцайтунг»[41].
С.И. Тюльпанов со ссылкой на маршала Жукова подтвердил, что Советское правительство рассматривало поддержку программы КПГ как свой интернациональный долг. Поэтому, писал Тюльпанов, публикация партийного воззвания к германскому народу не только не встретила никаких трудностей, но получила «моральную и материальную поддержку» со стороны СВАГ. Текст воззвания, как и в последующем другие документы КПГ, не подвергался цензуре[42].
С целью «разоблачения буржуазной демократии и правых социал-демократов», особенно шумахеровцев, как отмечалось в отчете Управления информации, «был разработан ряд специальных блокнотов». Распределение писчей бумаги в советской зоне также находилось во власти Управления информации, и оно использовало его как «важный политический регулятор», прежде всего в пользу СЕПГ[43] после ее образования.
Управление информации принимало активное участие в разработке программ для партпросвещения в СЕПГ, систематически рецензировало теоретический журнал СЕПГ «Айнхайт».
В первые месяцы после войны КПГ в своей деятельности испытывала немалые трудности. Как подчеркивалось в одной из аналитических справок Управления информации, эти трудности были «связаны с тем, что КПГ выступает за реализацию Потсдамских решений, за выполнение решений о репарациях и других обязательств. Допускались сектантские ошибки, шла борьба за портфели, в ряде провинций коммунисты иногда отстраняли социал-демократов от важных мероприятий, игнорировали роль буржуазных партий. Численность КПГ на 15 декабря 1945 года составляла в советской зоне 330 тысяч членов».
Но все же ряд ключевых позиций в управленческом аппарате занимали представители СДПГ и даже буржуазных партий. Вот какова была партийная принадлежность руководителей органов местной власти, например, в Тюрингии в ноябре 1945 г.[44].
Или еще один пример. В управленческих структурах Саксонии в апреле 1946 года было занято 440 членов КПГ, 521 социал-демократ, 90 членов ЛДП, 87 представителей ХДС и 901 беспартийный.
С.И. Тюльпанов рассказывал, что в «наших взаимоотношениях с членами КПГ, СДПГ и позднее с СЕПГ доминировал не дух оккупационной власти, а товарищеской помощи, задачи которой были выражены в решениях СВАГ и СЕПГ»[45]. Органы СВАГ, несомненно, считали коммунистов своей верной опорой в немецком народе и делали все, чтобы поддержать их и оказать им максимальную помощь. Так, в частности, СВАГ и демократические партии и организации приобрели максимальный политический выигрыш от возвращения из Советского Союза немецких военнопленных. 23 июля 1946 года в зоне было широко оповещено о прибытии в этот день первого эшелона. В печати СЕПГ публиковались восторженные отклики населения на великодушный шаг Советского Союза. СЕПГ на этой акции заработала еще одно очко. В последующие месяцы каждое прибытие новых эшелонов с военнопленными превращалось СЕПГ в кампанию по укреплению дружественных связей с Советским Союзом, воспитанию немцев в духе доверия к его внутренней и внешней политике.
Важным для СВАГ, СЕПГ и ряда общественных организаций политическим событием стало первое официальное празднование в Германии в ноябре 1946 года 29-й годовщины Октябрьской революции в России. Оно выявило множество оценок места и роли этой революции в истории. Коммунисты старой коминтерновской закалки сожалели, что Ноябрьская революция 1918 года в Германии не пошла по российскому пути и что даже в 1945 году немецким трудящимся вместе с русскими следовало бы решительно разделаться с внутренней реакцией. Мнение некоторых молодых коммунистов Германии выразил тогда секретарь Мерзебургского окружкома СЕПГ: «Нам нет никакого дела до русской революции. Мы не имеем ничего общего с этой революцией». Более категорично оценивали Октябрьскую революцию германские троцкисты и некоторые берлинские социал-демократы (коммунисты называли их тогда «правыми»). Они утверждали, что «Октябрьская революция 1917 года — это роковая ошибка русских, эта революция — трагедия в истории человечества»[46].
37
ЦАМО, ф.32, oп.64603, д.2, л.138–140
38
Там же, oп.65607, л. 30, л.146–147
39
Там же, д.9, л. 123
40
SBZ — Handbuch. S.443
41
Ibidem. S. 443
42
S.Tjulpanow. Op. cit. S.68
43
АВП РФ, ф. 0457 «г», oп. 1, порт. 31, п.9, л. 233
44
S.Doernberg. Kurze Geschichte der DDR. Berlin, 1 964, S.86–87
45
S.Tjulpanow. Op. cit. S.46
46
АВП РФ, ф. 0457«г», оп. 1, порт. 21, п.9, лл.14–15