Страница 9 из 34
Кирилл Генрикович вздохнул, стараясь восстановить своё самообладание, и вновь занять позицию, позволяющую ему говорить менторским тоном.
– Я понимаю, что тебе хочется получать ответы на все вопросы, которые каждодневно становятся перед тобой, с учётом твое ситуации. Но и ты пойми нас, ты – наш самый первый опыт. До тебя, ещё никто не подвергался нейросинтезу, и соответственно, твой случай, каждодневно, ложится в основу научного познания данной области нейрофизиологии. С какой-то точки зрения, это может воодушевлять, ведь быть первопроходцем – всегда честь. С другой стороны, именно первопроходцам приходится сложнее всего на своём пути, потому что первопроходец оказывается вынужден наступать на самые первые «грабли», совершать ошибки.
Риз задумался над словами доктора, в частности о спорном характере своего положения. Однако, молодой человек обратил своё внимание на совершенно другой аспект:
– Кирилл Генрикович, скажите, не совпадение ли это, что с самого первого дня как я пришёл в сознание, я нигде не обнаружил ни единого зеркала в вашем центре. Я имею в виду, что ни в моей палате, ни в коридорах, ни даже в уборной, нигде нет зеркал. С чем это связано?
Доктор ответил Ризу пристальным, оценивающим взглядом.
– Почему ты вдруг спрашиваешь об этом?
Риз заметил, что доктора либо озадачил его вопрос, а это, в свою очередь, означало, что Ризу удалось нащупать подход к тем сведениям, которые мог скрывать доктор, либо ему пришлось поставить вопрос, ответа на который у доктора попросту не было.
– С недавних пор я задаюсь вопросом, почему меня сознательно лишают некоторых предметов, без которых жизнь, знаете ли не очень удобна. – ответил Риз, даже не пытаясь придать своему голосу дополнительной убедительности.
– Я, пожалуй, распоряжусь, чтобы тебя снабдили зеркалом. – растеряно ответил доктор – Ты верно заметил, что все отражающие поверхности были убраны от тебя подальше. Это было сделано не без причины. Опять-таки, причина во многом заключается в тебе самом, Риз.
Сказав это, Кирилл Генрикович ещё раз посмотрел на часы, и словно отметив про себя ни то время, ни то какой-то иной факт, удалился, оставив Риза наедине с самим собой.
Спустя какое-то время, Ризу в палату принесли зеркало. Санитар внёс средних размеров настенное зеркало, которое держал отражающей поверхностью к себе, и спросил, куда бы Риз хотел его разместить. Молодой человек отмахнулся от этого предложения, сказав, что размещать зеркало не придётся.
– Не стоит беспокоиться, я полагаю, что в скором времени я покину это место.
Санитар растеряно поглядел на Риза, затем пожал плечами, и положил зеркало на кушетку.
–Будьте осторожны с этим. – санитар дал странную, показавшуюся Ризу неуместной, рекомендацию, после чего вышел из палаты.
Риз стоял на том же месте, где его застал санитар, и смотрел на зеркало, которое лежало всего в нескольких метрах от него на кушетке. Отражающая поверхность теперь смотрела вверх, и Риз мог видеть отражение потолка палаты. Понимая, что всего несколько шагов теперь отделяло его от собственного изображения. Риз посмотрел в дверной проём палаты, убедившись, что дежурный персонал был занят собственными делами, и никто сейчас за ним не следил. Не то чтобы молодой человек пытался утаиться от внимания дежурных санитар, просто ему сделалось неловко от одной только мысли, что молодые люди и одна медсестра могли увидеть его нерешительность перед столь обыденным делом, как созерцание себя в зеркале.
Отведя взгляд немного в сторону, Риз подошёл к кушетки и посмотрел на отражение в зеркале.
Вопреки опасениям, молодой человек не утратил самообладания. С поверхности зеркала на него смотрело отражение человека. Это был молодой мужчина, ориентировочно в возрасте между двадцатью восемью и тридцатью годами. Тёмно-каштановые волосы были уложены в некое подобие причёски, которая казалась несколько причудливой и непривычной, хотя Риз не мог вспомнить, какую причёску он обычно носил. На правой половине головы, от самого темени и до линии лобной кости, пролегал шрам. Это был ещё свежий, розоватый хирургический шов. Очевидно это и было операционным полем, через которое осуществлялось хирургическое, а скорее нейро-хирургическое вмешательство, тот самый нейросинтез, о котором говорил Кирилл Генрикович.
Нижняя челюсть уже успела покрыться многодневной небритостью. Риз провёл несколько раз рукой по подбородку. Затем, молодой человек оскалил зубы, осмотрев, в каком состоянии пребывает его «набор дентина»2. Риз примерно оценил собственный рост и комплекцию, которые соответствовали вполне усреднённым показателям, хотя телосложение молодого человека было несколько атлетичным. Риз ещё раз осмотрелся, убедившись в отсутствии чужого внимания, после чего снял с себя больничную сорочку. На туловище не было никаких следов оперативного вмешательства. Однако, в нескольких местах Риз обнаружил очень старые шрамы, которые сильно напоминали последствия пулевых ранений. На шее, на боковой стороне справа, был ещё один шрам, тоже застарелый, но его контур не позволял определить орудие, которым он был нанесён. Риз, в принципе, был склонен полагать, что этот шрам был нанесён холодным оружием.
В общих чертах, Риз остался доволен тем, что он увидел, а именно, молодой человек не испытал ни потрясения, ни чувства отчуждения своего тела. Кирилл Генрикович лишь единожды делал акцент на том, что восприятие его собственного тела может повлечь психологическое отторжение, как побочный эффект после комы. Тем не менее, единственным послевкусием ознакомления с самим собой, осталось ощущение того, что человек, смотрящий на Риза в отражении, был ему одновременно знаком и незнаком. Это ощущение обуславливало неопределённость, но молодой человек предпочёл поверить, что это был своего рода побочный эффект от перенесённой комы.
Вновь Риз пытался найти в интернете сведения, которые могли бы хоть как-то пролить свет на событие, случившееся с ним. Но ничего подобного найти не удавалось, и это обстоятельство беспокоило Риза куда сильнее, чем его облик, кроме того, приводя себя в порядок перед подаренным ему зеркалом, Ризу показалось, что он довольно быстро начал привыкать к своей внешности.
– Я ведь должен был где-то жить? – спрашивал себя Риз, пытаясь вспомнить хоть что-то, связанное со своим жилищем.
– А как я жил? Были ли у меня близкие, возможно жена и дети? -продолжал размышлять вслух Риз, лежа на своей кушетке, позволяя глазам отдохнуть после затянувшейся работы с компьютером.
– Ты жил один. – в палате раздался спокойный мужской голос.
Риз приподнялся на кушетке, чтобы увидеть, в его палату вошёл Максимилиан, первый помощник Кирилла Генриковича. Мужчина очень редко уделял внимание Ризу, и от этого его визит казался неожиданностью.
– Ты, стало быть, задался экзистенциалистскими вопросами, касательно своей жизни. – прокомментировал Максимилиан – Значит дело близиться к выписке.
Риз некоторое время смотрел на психотерапевта, затем сказал:
– Я планирую выписаться послезавтра, с утра. Но вот вдруг обнаружил, что даже не помню, где я жил.
– Ты жил один, в своей квартире, и насколько нам всем известно, у тебя не было ни жены, ни детей, и раз никто за всё время не пришёл к тебе, то стало быть твоя личная жизнь также не была очень яркой.
Риз задумался, затем утвердительно кивнул.
– Мы искали твоих родителей, но выяснилось, что ты сирота. Некоторые документы из детского дома, воспитанником которого ты являлся, нам удалось получить. Но эти сведения не информативны. Сложнее обстоял вопрос с твоим местом работы. У нас, разумеется, есть свои собственные источники, но и здесь нам не удалось найти каких либо, более менее подных сведений. В любом случае, тебе предстоит самостоятельно разобраться с этими вопросами. Кирилл Генрикович надеется, что со временем большая часть твоей памяти восстановится, хотя я бы на твоём месте не стал возлагать на эти ожидания больших надежд.