Страница 7 из 22
- Да я....хррррр
- Да что ты? - Усмехаюсь. - ЧМО ты и больше ничего.
Под мышкой слышится щелчок предохранителя ксюхи. Нашарил таки.
- Я тебе Долбин, ща как стрельну. - Ярится сержант. Видимо тоже услышал характерный звяк. - Так стрельну, ни один хирург твоё табельное оружие, из твоей же задницы не вырежет - и далее уже мне, - а ты чего его заводишь?
- Так он, похоже, сам у вас как хорошая тачка, с пол-оборота заводится. И заводить не надо. Шёл, никого не трогал. Чего пристали? Да еще стволами тыкали?
- Тебя как звать-то? - Спрашивает вдруг.
- Вольнов, моё фамилие называется. Сергей Петрович. Можно просто Серёга или Петрович, мне фиолетово. - Отвечаю. Мне скрывать нечего, потому как я не вор и не убивец и даже не алиментщик какой. За деньгами бывшая ходить не забывает. Носик морщит, воняет ей видите ли, а деньги берёт. Видимо и вправду не пахнут.
- Да понимаешь Петрович, - как-то даже виновато смотрит сержант, вроде оправдывается, хотя и не должен, - ЗеКа на рывок ушёл. Рецидивист. Прямо из автокаталажки дёрнуть умудрился. Его после суда на тюрьму везли. Почти довезли. На Партизанском проспекте свалил. Вот всех и подняли в ружьё. Так-то я сегодня выходной должен был гулять. По всем районам шаримся.
- И что? Я на него похож? Рост, комплекция, возраст?
- Нет.
- Ну, тогда, какого хрена мужики? - Удивлённо смотрю на сержанта, так как конвоиров подо мной не видно. Они где-то там, в недрах моих подмышек сипят.
- Вот же встряли. - Сокрушается сержант, имея в виду погоду и мою тушу. - Ещё этот истерик. Ну, вот на кой я тебя послушал долбо.....бин? Когда уже Синицын с больничного выйдет? Чтобы от тебя наконец избавится. Ты ж ходячая неприятность. От тебя Долбин, одни проблемы. Вот как навязали тебя в экипаж, так и огребаем. - Под левой мышкой злобное сопение, а сержант походу порядочный мент, ещё из тех, старорежимных.
- Мужики, - говорю, - может, разойдёмся краями? Я вас не видел, вы меня. А? Ну, в самом деле, липа ведь, для галочки. Завтра и выпустят. Ну не завтра, так через пятнадцать суток. Мне собственно пофигу. Брать с меня нечего. На кой я вам?
- Да ты пойми мил человек, - сержант поворачивается ко мне, - не можем мы тебя отпустить. Эта паскуда Долбин, первым делом за радиостанцию схватилась. В отделе уже знают, что везём тебя. Бумаги пишут и всё такое. Они там уже в предвкушении пару висяков повесить, извини за тавтологию. И ту мы приедем без тебя. Без обид мужик. Ничего личного. Но мне до пенсии полгода осталось. До второй пенсии. Первую то я давно заслужил, но там деньги смешные. А у меня уже внуки есть. Сам посуди, кто ты мне. Вон того гавнюка вини. Но отпустить не могу. Сам же и получу по шапке.
Услышав про гавнюка, слева снова завозился недомерок.
- Да не вошкайся ты. - В сердцах наваливаюсь на гада. Хрипит. Автомат снова падает между сидений.
- Только не задави его там......., - начинает говорить сержант и тут случилось ЭТО.
Что ЭТО? Да хрен его знает. Тряхнуло. Сначала не сильно. Только машина скрипнула рессорами, чуть качнувшись. Потом сильнее. Еще сильнее. А далее началось сущее безобразие. Трясучку даже наверно в балах не подсчитаешь. Как будто кто-то огромный, пытался вырвать кусок материка вместе с частью города, да ни как не получалось, но этот кто-то продолжал свои потуги, увеличивая прикладываемое усилие. Потухли раскачивающиеся как в замысловатом танце уличные фонари, сверкнуло яркой россыпью искр, от оборванного где-то выше машины кабеля, теперь только свет фар, стоящих в пробке машин, продолжал освещать окрестности. Начали рушиться соседние дома, осколки бетона полетели во все стороны. Отовсюду заголосили. Из машин полезли люди. Прямо под дождь и на мороз.
- Землетрясение мля!!!!!! - Заорал конвоир справа из под мышки.
- Из машины. - Скомандовал водитель.
Миг и я остался один, только сиротливо лежащая под ногами ксюха, скрашивала моё одиночество. Этот недовоин, с перепугу и табельное оружие забыл. Почему сам не выскочил? Ну, во-первых, а что бы изменилось? На середине проезжей части и есть самое безопасное место во время землетрясения, когда с обеих сторон, сыплются дома. А во-вторых, не мог я. Одна рука была пристёгнута наручниками к переднему пассажирскому сиденью. Доблестная милиция, которая нынче полиция и которая как водится меня бережёт, порскнула спасать свои жизни, забыв про мою. Однако долго горевать мне не пришлось, об утраченной 'тёплой' компании. Случился последний рывок земной тверди, да такой, что УАЗ сдвинулся в сторону, придавив пробегавшего мимо какого-то мужика в кожаной куртке, к машине, что стояла на встречной полосе в своей, встречной пробке. Мужик вскрикнул и затих. Водительская и задняя двери, захлопнулись за счёт придавившего их транспорта, а задняя правая дверь, сама по себе от толчка встала на место.
- Ну, хоть не замёрзну, - успел я подумать и, вдруг потемнело в глазах. Резануло болью. Сильно резануло, изнутри. Как будто не тело болело, а душу выжигало.
Дальше ощущения, только увеличивались. Болевые понятное дело. Даже кричать сил не было. Казалось вместе с душой кровь закипает и кожа волдырями покрывается. Глаза были закрыты......, наверное. А может это я просто от боли зрение потерял. Однако, в кромешной тьме не оказался. Окружающее пространство, вдруг окрасилось яркими красками. Когда говорю про 'окружающее пространство', я имею в виду, не улицы с обрушенными домами, не брошенные автомобили. Этого всего не видел. Видел безбрежное пространство, залитое бездной красок. Осознавал ли я себя в тот момент? Скорее нет, чем да. Боль вышибла понятие сознания, на какой-то другой уровень. Себя в этом бушующем океане красок, я тоже видел, но как бы со стороны. Какой-то ярко алый пульсирующий комок, в который вонзались ослепительно белые потоки. И вот то, что именно эти потоки мне вредны, я понимал отчётливо. Как? Спросите что полегче. Кстати сказать, людей, которые находились поблизости я тоже видел, подобными же светящимися комками, вот только, не до них мне было.
Знал я и то, что умираю. Вернее не столько знал, сколько догадывался. В другой ситуации, я бы и дёргаться не стал. Особой тяги к жизни, давно не испытывал. Зачем жить? Но вот от неизвестности, помирать как-то резко расхотелось. Надо было что-то делать. Да нихрена я не понимал. Отстаньте. Не понимал, что и как надо. Тыкался бездумно. Чем тыкался? Да вот не тем о чём вы подумали. Так прямо и не скажу. Скорее представлял зрительно, что я что-то делаю. Так сказать виртуально, применительно к собственному сознанию. Я пытался взаимодействовать с этим непонятным потоком, который вливался в мой слепок......, (слово аура, как-то само вспомнилось). Так вот эти потоки входили в мой прямо пламенеющий, продолговатый слепок ауры. С одной стороны входили дружно и упорядоченно, сплетаясь в единый светящийся жгут, а с другой вылетали, но уже хаотично, то есть, как попало. Почему-то подумалось, что именно этот хаос, каким-то образом и вредит, а значит нужно его упорядочить.
Долго ничего не получалось. Эти непонятные жгуты, не поддавались. Вернее я не мог с ними взаимодействовать. Меня жгло всё сильнее. Время утекало. Но там, в этом океане, я был песчинкой. А океану до песчинки, как бронепоезду, до застрявшей на путях малолитражки. Разозлился. Понятное дело на себя. На вечность злиться, смысла нет. Уж и не знаю, что произошло далее. Может именно злости не хватало, спортивной мля, только один поток из многих, вдруг дрогнул. Тогда я представил, как он не входит в мой слепок, а плавно огибает его по поверхности и струится дальше. Удивительно, но это сработало. Дальше - проще. Наработался кое-какой опыт. Иногда, когда я торопился и не мог удержать чёткую картинку желаемого, потоки вырывались. Тогда я, заставил действовать себя спокойно и сосредоточенно. Так увлёкся, что даже боль терзающая тело и душу, отошла на второй план. Когда я управился, ауры больше видно не было, этому мешало сияние многих потоков, проходивших по её поверхности. Я сам как бы превратился в сияющий сгусток. Или находился внутри этой удивительной сияющей клетки. Как попугай блин. Правильно ли я сделал? Так мне-то, откуда это знать? Правильно, не правильно. Какая разница? Делал то, что получалось, вот и всё. Одуряющая боль пропала. Вот что главное. Потом как-то я просто отключился и более ничего не помню.