Страница 14 из 28
Веруш, у тебя есть хавер (бойфренд)?
Сказать, что Вера растерялась, так это ничего не сказать, она была в шоке.
Такого в жизни ещё никогда не было, чтобы с ней так легко знакомился парень, а ей совершенно не хотелось его отшить, а более того, она не могла отвести своего взгляда от этих чёрных блестящих глаз, прямого чётко вырисованного носа и пухлых улыбающихся ей губ.
- Нет у меня хавера, я оля хадаша, только полгода в стране.
Молодой человек продолжал улыбаться.
- Я слышу, что ты оля хадаша, но говоришь уже вполне хорошо на иврите.
Куда и откуда ты едешь?
Вера не понимала, что с ней происходит, не на секунду, не задумываясь она выпалила:
- Еду из Беер- Шевы, где подавала документы в университет, а живу пока в Ашдоде.
- О, на эту тему и другие поговорим позже, тебе скоро выходить, давай быстрей свой адрес и номер телефона, мне ведь дальше ехать.
- Нет, не надо ко мне заезжать, лучше позвони.
Парень выхватил из кармана сигареты и записал на пачке номер телефона, продиктованный девушкой.
- Позвоню после восьми, спать не будешь?
И они оба рассмеялись.
Щёки у Веры пылали, ноги предательски дрожали, когда она выходила из автобуса, ловя на себе пристальный взгляд Галя.
Вера чувствовала во всём теле необыкновенную лёгкость, её буквально несло в сторону дома и при каждом шаге она повторяла - Галь, Галь, Галь...
Войдя в квартиру, Вера каким-то непонятным чувством или подсознанием ощутила зловещую напряжённость.
Русланчик смотрел мультики по телевизору, а Люба с каменным лицом застыла, сидя на диване с журналом в руках, не отвечая на приветствие сестры.
Вера, несмотря на надутый вид Любы, уселась рядом и попыталась разрядить обстановку.
- Любаша я купила к чаю заварные пирожные, хочешь?
- Ничего я от тебя уже не хочу.
- Ну, Любонька, не злись, у меня такие хорошие новости, только послушай...
- Меня они не касаются, ни твоё настоящее, ни твоё будущее.
- Любушка я поступила в университет в Беер-Шеве, через две недели уезжаю туда учиться на предварительные курсы, чтобы поднять иврит, английский и хоть немного ознакомиться с историей Израиля.
- Спасибо сестричка, что ознакомила меня с этим хотя бы постфактум, можно подумать я знала, куда и зачем ты едешь.
Я ведь для тебя враг номер один, я же желаю тебе только зла, я только хочу, чтобы ты смотрела моего сына и не выбиралась из дому... теперь ты всё можешь так истолковать.
Тебе же плевать на наши желания, наши надежды и планы.
Тебе, главное, это ты, пуп земли, вокруг тебя все и всё должно крутиться...
Люба захлебнулась от своих обвинительных слов и зарыдала.
Такую сестру Вера ещё не видела.
Она тихо поднялась с дивана и уединилась в своей комнате, отлично осознавая, что у Любы самая настоящая истерика, оттого, что всё вышло не по её, а тем более, совсем не так плохо, как она предрекала.
Вера не переодеваясь, достала из сумочки кассету и вставила в свой магнитофончик и тут же услышала конец знакомой песни и через несколько секунд началась другая, по всей видимости, написанная уже в Израиле:
Всё хорошее быстро кончается...
Серых будней заложники мы...
Но, а в памяти вновь возвращаемся
В запах леса и в стужу зимы...
В радость встреч после долгой разлуки,
Где с улыбкой смешалась слеза...
И в минуты тоски или скуки
Возвращаемся в мыслях туда...
Где детства, юности года
Неслись, как с горных круч вода,
Где мы росли, мужали и влюблялись...
Узлы семейные плели,
Теряли, что-то обрели...
И, где могилы дорогих людей остались...
Разложу свои годы по полкам...
На весы жизнь прикину свою...
Бесполезно я жил или с толком...
По теченью иль против плыву...
Не сложить и нельзя перемножить,
Что осталось в туманной дали...
Но, а память... а память тревожит,
Манит свежестью юной зари...
Где детства, юности года
Неслись, как с горных круч вода,
Где мы росли, мужали и влюблялись...
Узлы семейные плели,
Теряли, что-то обрели...
И, где могилы дорогих людей остались...
Вера отмотала назад кассету и вновь вслушалась в слова песни - наверное многие люди пожилого и среднего возраста страдают от разлуки с Родиной... А что она?!... Нет, несмотря на то, что в эти полгода далеко не всё складывалось благополучно, что часто её обуревала тоска и скука, она не жалела об утраченном, потому что ничего, собственно говоря, не потеряла, хотя пока и не приобрела.
А так ли это?
Наверное, до сегодняшнего дня о приобретениях можно было бы даже не заикаться, кроме дикого напряжения нервов и мозгов всё остальное было облачено в серые тона. Ах, надо послушать ещё одну песню, а то, столько размышлений и не с кем поделиться и обсудить.
Вера вновь нажала кнопку 'play'.
Плачь, плачь, плачь моя гитара,
Сердце тонет в море грусти.
Омут пьяного угара
Не излечит, не отпустит.
Плачь гитара, плачь родная,
Детство, юность вспоминая.
Жизнь дороженька кривая
Приютила в новом крае.
Плачь гитара, плачь подруга
По земле далёкой ныне,
Где зимой мороз и вьюга.
Летом грозовые ливни.
Плачьте струны под руками
По хорошим, добрым людям,
Что делили вместе с нами
Праздники и серость будней.
Плачь, плачь моя гитара
Сердце тонет в море грусти.
Я скучаю - это кара,
Что зовется Беларусью.
Вера подумала, слушая печальный голос барда - нет, далеко не всё благополучно и у Олега, и у его семьи, сколько неприкрытой тоски в этих песнях.
Ладно, послушаю ещё одну песню и пойду приму душ, может и правда позвонит Галь, а вдруг ещё и приедет к ней в Ашдод.
От этих мыслей щёки полыхнули пожаром, тепло распространилось по всему телу, и она поймала себя на том, что глупо улыбается неизвестно чему, а точнее, кому.
Мотнула головой и вслушалась в слова следующей песни:
Цветы, деревья, лунный свет,
Пустыня, море, горы, ветер... -
Всё вроде наше здесь, и нет.
А сколько надо трудных лет,
Чтоб стали наши краски эти?
Мы можем скрыть печаль свою,
Тайком излить тоску в подушку.
Что делать мне, ведь вам пою
О том, что помню и люблю.
Как петь об этом равнодушно?
А будут слушать, буду петь.
Печалью, радостью делится.
В пожаре судеб мне гореть,
А в песне жить и умереть
И с новой вновь на свет родиться.
До сегодняшнего дня и Вера бы думала - а, сколько надо долгих лет, чтоб стали наши краски эти...
Но, после поездки в Беер-Шеву, встречи с пожилым человеком в автобусе, знакомым Олега Фрейдмана, а особенно, после знакомства с Галем, ей уже казалось, что всё вокруг родное или становится родным, ведь, как легко она разговаривала на иврите с парнем, откуда только к ней нужные слова приходили.
Вдруг до её слуха дошёл телефонный звонок из аппарата, стоящего в салоне, она вздрогнула и посмотрела на часы, было восемь.
Открыв дверь своей спальни, услышала, как её сестра разговаривает по телефону с кем-то на иврите.
Особой сообразительности ей тут не надо было, Люба любезно общалась с Галем.
Сестра, повернувшись на скрип двери, махнула рукой Вере, подзывая к себе и вручая трубку телефона, шепнула:
- Приятный молодой человек, вежливый.
Вера приложила телефонную трубку к уху и выдохнула:
- Да!
И смутилась, переходя на иврит:
- Кен...
И она услышала уже знакомый смех Галя.
- Вера, я правильно произношу твоё имя?
- Правильно.
- Всё это время после того, как мы расстались, учился произносить твоё имя.
Ты, когда сможешь быть готовой, чтобы мы встретились и ты начнёшь меня учить русскому языку.