Страница 7 из 19
Позже левое полушарие созревает, и у нас появляется речь и способность применять мышление в ситуациях, которые в противном случае управлялись бы эмоциями. Однако базовая негативность уже заложена, и изменить ее невозможно. Из-за того, что ранний эмоциональный опыт так сильно обусловлен работой правого полушария, негативный опыт, пережитый в самом начале жизни, может оказать определяющее и длительное влияние на то, как мы себя ощущаем, на структуру наших личностей и на наше отношение к миру.
То, как развивается система памяти, тоже программирует нас на негативность. Если снова крайне упростить, то у нас есть два вида памяти: имплицитная и эксплицитная. Имплицитная память имеет отношение к тому, что не выражается словами. Подумайте об умении кататься на велосипеде. Мы помним, как это делается, но не можем облачить это знание в слова. Это и есть имплицитная память. Эксплицитная память относится к тому, что можно обозначить словами. Мы можем вспомнить имя нашего преподавателя в четвертом классе или дату, когда произошла атака на Перл-Харбор.
Ключевой компонент системы имплицитной памяти – миндалина, которая быстро и грубо определяет опасности и вцепляется в них подобно капкану, потому что имеет дело с угрозами для выживания. Миндалина по большей части не пластична; хранящиеся в ней воспоминания относительно негибки и неизменны. Ключевой компонент системы эксплицитной памяти – гиппокамп, который «пластичен», то есть изменчив. Поэтому мы можем узнавать что-то новое и забывать то, что для нас не имеет значения. Проблема в том, что эксплицитная система, подобная рассудительному левому полушарию, развивается дольше, и, опять же, из-за этого младенец оказывается уязвимым перед негативно окрашенным опытом, который поставляет ему система миндалины, начавшая развиваться ранее.
Субъективное чувство опасности, полученное из-за пережитой в раннем детстве психологической травмы, каленым железом выжигается в более примитивных структурах мозга, в том числе в миндалине, и может сопровождать человека всю жизнь. Нам всем бы хотелось, чтобы любовь была сильнее страха, но, с точки зрения нейробиологии, это не так-то просто. В мозге новорожденных и совсем маленьких детей активна только система памяти, связанная с миндалиной. То есть у них работает в основном правое полушарие, склонное видеть мир в темных тонах, а миндалина обеспечивает работу их единственной системы памяти. И миндалина, подобно капкану, удерживает информацию о психологических травмах, перенесенных в раннем детстве.
Позже, по мере развития речевых навыков, у маленьких детей начинает эффективно работать система эксплицитной памяти, центром которой является гиппокамп. Воспоминания в этой системе могут быть изменены или даже забыты. Гиппокамп достигает полного развития, по-видимому, к поздней юности. Однако до тех пор, пока ребенок не дойдет как минимум до старшего дошкольного возраста, единственная доступная ему система памяти – та, которая связана с миндалиной, и она хранит травматические воспоминания, не забывая ничего, подобно слону из поговорки[9].
Опыт отношений, доверия, безопасности и любви, полученный в самом начале жизни, находится в ведении правого полушария, потому что левое в тот момент менее функционально. Наши воспоминания о ранних травмах не описываются словами. Точнее говоря, воспоминания об этих травмах хранятся в невербальной форме, или, по крайней мере, мы не используем привычный левополушарный способ вспоминания, основанный на речи. Но, тем не менее, эти травмы всегда остаются с нами, в невербальном правом полушарии и миндалине, значительно влияя на нашу жизнь и затрагивая нашу деятельность и отношения. Поэтому мы часто повторяем паттерны отношений, усвоенные в раннем возрасте, не отдавая себе полностью отчета в том, что нашли эти чувства и шаблоны в памяти – явление, которое Фрейд описал как перенос. Как сказал Фрейд, мы скорее не вспоминаем, а повторяем.
Здесь кроются причины, по которым психотерапия может провалиться: проблемы, не выражаемые словами или возникшие до появления у человека речи, по своей природе решаются гораздо сложнее, чем связанные с более логическим левым полушарием. Трудно нарушить глубоко укоренившиеся в правом полушарии паттерны поведения, особенно если вы осознали эти паттерны лишь недавно. Опять же, то, что система имплицитной памяти развивается раньше, чем система эксплицитной, означает, что любой негативный опыт, полученный в начале жизни, может иметь далеко идущие и часто остающиеся незамеченными последствия. Фундамент для негативности заложен, и мы нередко этого не осознаем.
Беспокойный мозг в большинстве случаев негативен
Тот факт, что негативность заложена в нас самой природой, существенно помогает объяснить, почему беспокойный мозг практически всегда негативен. Когда ПФК теряет контроль над лимбической системой, на человека нередко накатывает поток негативных мыслей и чувств. Давайте более детально изучим, что именно происходит внутри нашего беспокойного мозга.
Сперва давайте в общих чертах обсудим, как работает мозг. Мозг можно рассматривать как модифицированную рефлекторную дугу. В случае с простой рефлекторной дугой у нас есть внешний стимул (например, постукивание неврологическим молоточком по сухожилию под надколенником). Этот стимул передается в спинной мозг, где проходит минимальную обработку, после чего в мышцы отправляется нервный импульс, вызывающий их сокращение. Такая рефлекторная дуга – это простой механизм, позволяющий защитить организм от опасности с минимальной обработкой стимула. Теперь представьте себе, что мозг – это более сложная разновидность рефлекторной дуги, предназначенная для обработки поступающих из окружающей среды стимулов. Стимул попадает в мозг, проходит обработку, и после этого мозг запускает ответную реакцию. Схема выглядит так: СТИМУЛ ¢ ОБРАБОТКА ¢ РЕАКЦИЯ. Стимулы из окружающей среды попадают в мозг. Мозг должен обработать стимулы и решить, следует организму с ними что-то делать или нет. Мозг «хочет» быть спокойным (то есть не испытывать никаких побуждений к принятию решений или к действию). Однако мозг приходит в возбуждение, становится бдительным и начинает активно действовать, когда появляется неопределенность, угроза или возможность получить вознаграждение (пищу, секс). Когда мозг возбуждается, мы в конечном счете оказываемся вынуждены что-то делать (убегать или драться, собирать пищу, преследовать объект нашего сексуального интереса…). Настойчивая потребность что-то сделать переживается как напряжение. Оно неприятно. В этом и заключается связь с негативными чувствами и переживаниями.
В беспокойном мозге ощущение давления и настойчивой потребности что-то сделать усиливается, а через это усиливаются негативные переживания. Как я уже писал, в беспокойном мозге лимбическая система и префронтальная кора не уравновешены. Префронтальная кора пытается прекратить давление лимбической системы, которое заставляет нас чувствовать эмоции или действовать импульсивно, совершать какие-то поступки в ответ на стимулы от окружающей среды. Это подобно тому, как если бы, находясь в машине, вы нажали бы одновременно на педаль газа и тормоза. Когда активация лимбической системы набирает обороты, мозг становится беспокойным. Субъективно мы переживаем такую чрезмерную активацию лимбической системы как нечто неприятное и избыточное. Если префронтальная кора сможет сдержать эти, исходящие от лимбической системы порывы, диких коней, о которых я упоминал ранее, – с нами все будет в порядке. Однако если префронтальная кора слишком слаба, это значит, что мы попали в беду, лимбическая система набрала слишком большие обороты, и это привело к тому, что наш мозг стал беспокойным и вышел из-под контроля.
Такой вышедший из-под контроля мозг негативен по своей природе. Задумайтесь, как лимбическая система набирает обороты: мозг часто становится беспокойным из-за того, что на человека сваливается слишком много стимулов, угроз, требований и так далее. На него наваливается слишком много всего, с чем он должен справиться, а его префронтальная кора руководит процессом недостаточно эффективно. Он перегружен, ошеломлен. Это дисфорическое, неприятное состояние, негативное практически по определению.
9
Английская поговорка гласит: «An elephant never forgets», то есть слон никогда ничего не забывает. Как правило, употребляется по отношению к злопамятным людям (прим. переводчика).