Страница 20 из 36
Я кивнул. Идея была хорошей. Хотя наверняка недостаточно хорошей для тех, кто видел, как щупальца утащили Норма. Но в любом случае факелы лучше, чем соль.
– По крайней мере им будет чем себя занять, – сказал Олли.
Губы Миллера сжались.
– Дела настолько плохи?
– Вот именно, – подтвердил Олли и снова принялся за пиво.
К полпятому мешки с удобрениями и подкормкой были на местах, закрывая все окна, за исключением небольших просветов для наблюдения. У каждого из них сидел дежурный со вскрытой банкой угольной растопки и горкой самодельных факелов. Всего сделали пять проемов, и Ден Миллер организовал смену дежурств. К полпятому я уже сидел на мешке у одного из проемов, Билли сидел рядом, и мы вглядывались в туман.
Сразу за окном стояла красная скамейка, где люди иногда поджидали друг друга, поставив рядом сумки с покупками. Дальше начиналась автостоянка. Плотный тяжелый туман медленно перемещался. В нем угадывалась влага, но все равно он казался безрадостным и мрачным. Один вид этого тумана заставлял чувствовать себя безвольным и проигравшим.
– Папа, ты знаешь, что происходит? – спросил Билли.
– Нет, малыш, – ответил я.
Он замолчал, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.
– А почему нас никто не спасает? – спросил он наконец. – Полиция, ФБР или еще кто-нибудь?
– Я не знаю.
– А ты думаешь, с мамой все в порядке?
– Билли, я просто не знаю, – сказал я и обнял его за плечи.
– Я очень хочу к маме, – сказал Билли, борясь со слезами. – Я не буду больше плохо себя вести.
– Билли… – сказал я и остановился, ощутив в горле соленый привкус и едва сдерживая дрожь в голосе.
– Это когда-нибудь кончится? Папа? Кончится?
– Я не знаю, – ответил я, и он уткнулся лицом в мое плечо. Я положил руку ему на затылок, на изгиб черепа под густой шевелюрой, и почему-то вспомнил вечер того дня, когда мы со Стефф обручились. Я смотрел, как она снимает простое коричневое платье, в которое она переоделась после церемонии. На бедре у нее был большой фиолетовый синяк, оттого что за день до венчания она ударилась о полуоткрытую дверь. Помню, я смотрел на этот синяк, думая: «Когда она наставила себе этот синяк, она была еще Стефани Степанек», и испытывал что-то вроде удивления. Потом мы лежали рядом, а за окном сыпал с тускло-серого декабрьского неба снег.
Билли заплакал.
– Тш-ш-ш, Билли, тш-ш-ш, – говорил я ему, чуть покачивая его голову, уткнувшуюся в мое плечо, но он продолжал плакать. Такой плач умеют успокаивать только матери.
В «Федерал фудс» наступила преждевременная ночь, и Бад Браун раздал штук двадцать фонариков – все, что были в запасе. Нортон от лица своей группы громко потребовал выделить фонари и им тоже и получил два. Пятна света запрыгали по проходам, словно беспокойные призраки.
Прижимая к себе Билли, я продолжал глядеть в проем между мешками. Молочный полупрозрачный свет снаружи почти не изменился. Темно стало от того, что мы заложили витрины мешками. Несколько раз мне казалось, будто я что-то вижу, но скорее всего мне это просто казалось. Однако вскоре кто-то еще из дежурных неуверенно поднял ложную тревогу.
Билли снова увидел миссис Терман и, обрадовавшись, побежал к ней, хотя она и не приходила посидеть с ним целое лето. Ей тоже выделили фонарик, и она позволила Билли поиграть с ним. Скоро Билли уже выписывал свое имя лучом на чистых стеклянных панелях шкафов с замороженными продуктами. Оба они, похоже, были одинаково рады видеть друг друга, и спустя какое-то время они вдвоем подошли ко мне. На груди у Хэтти Терман, высокой, худощавой женщины с красивыми рыжими волосами, в которых только-только начала появляться седина, висели на цепочке с орнаментом очки – такие очки, как я понимаю, с полным правом могут носить лишь женщины средних лет.
– Стефани здесь, Дэвид? – спросила она.
– Нет. Дома.
Она кивнула.
– Алан тоже. Долго тебе еще дежурить?
– До шести.
– Что-нибудь видел?
– Нет. Только туман.
– Если хочешь, я побуду с Билли до шести.
– Ты хочешь, Билли?
– Да. Можно? – ответил он, медленно выводя фонариком дугу над головой и глядя на игру света на потолке.
– Господь сохранит твою Стеффи и моего Алана, – сказала миссис Терман и увела Билли за руку. Она сказала это с искренней убежденностью, но в глазах ее не было уверенности.
Около пяти тридцати в дальнем конце магазина послышались громкие спорящие голоса. Кто-то над чем-то рассмеялся, и кто-то – я думаю, это был Бадди Иглтон – выкрикнул:
– Вы все сумасшедшие, если вы туда собираетесь.
Несколько лучей света сошлись в центре группы спорящих, потом двинулись вместе с ними к выходу. Резкий издевательский смех миссис Кармоди, напоминающий неприятный звук, когда ведешь пальцем по грифельной доске, расколол тишину. А над гомоном голосов послышался адвокатский тенор Нортона:
– Позвольте пройти! Позвольте нам пройти!
Мужчина, дежуривший у соседнего со мной проема, оставил свой пост и пошел посмотреть, из-за чего крики. Я решил остаться на месте: они все равно двигались в мою сторону.
– Пожалуйста, – говорил Майк Хатлен, – давайте все обговорим.
– Нам не о чем разговаривать, – заявил Нортон. Из темноты выплыло его лицо, решительное, но изможденное и несчастное. В руках он держал один из выделенных «обществу» фонариков. Закрученные пучки волос все еще торчали у него за ушами, как украшение рогоносца. Нортон вел за собой маленькую группку людей – пять человек из тех девяти или десяти, что были с ним вначале.
– Мы идем на улицу, – объявил он.
– Что за сумасшествие?! – спросил Миллер. – Майк прав. Мы ведь можем все обсудить. Мистер Маквей жарит кур на газовом гриле, и мы сможем сесть спокойно, поесть и…
Он оказался на пути Нортона, и тот оттолкнул его. Миллеру это не понравилось. Лицо его налилось краской, потом сделалось суровым.
– Можете делать, что хотите, – сказал он. – Но вы все равно что убиваете этих людей.
Ровным тоном, свидетельствующим о непреклонной решимости или о непробиваемой глупости, Нортон произнес:
– Мы пошлем вам помощь.
Один из его сторонников пробормотал что-то в его поддержку, но другой в этот момент потихоньку скользнул в сторону. Теперь с Нортоном осталось четверо. Может быть, это не так уж и плохо: даже самому Христу удалось найти только двенадцать.
– Послушайте, – сказал Майк Хатлен. – Мистер Нортон… Брент, останьтесь по крайней мере поесть. Горячее вам не помешает.
– Чтобы дать вам шанс продолжить ваши уговоры? Я слишком много времени провел на судебных заседаниях, чтобы попасться на эту удочку. Вы уже одурачили с полдюжины моих людей.
– Ваших людей? – Хатлен почти простонал. – Ваших людей? Боже праведный, что это за разговоры? Они просто люди, и все. Это не игра и тем более не судебное заседание. Там снаружи бродят какие-то твари, другого слова и не подберешь, так какой же смысл рисковать своей жизнью?
– Твари, говорите? – сказал Нортон с усмешкой. – Где? Ваши люди уже часа два дежурят у проемов. Кто-нибудь хоть что-нибудь видел?
– Но там, позади магазина. В…
– Нет, нет и нет, – сказал Нортон, качая головой. – Это мы уже обсуждали не один раз. Мы уходим…
– Нет, – прошептал кто-то, и этот звук разнесся вдруг, отражаясь эхом, словно шорох опавших листьев в полумраке октябрьского вечера. – Нет-нет-нет…
– Вы попытаетесь удержать нас силой? – пронзительным голосом спросила престарелая леди в бифокальных очках, одна из «людей Нортона», если воспользоваться его же термином. – Вы хотите задержать нас?
Легкое бормотание протестующих голосов стихло.
– Нет, – сказал Майк. – Я не думаю, что кто-то будет вас удерживать.
Я пошептал Билли на ухо, и он посмотрел на меня вопросительно и удивленно.
– Прямо сейчас беги, – сказал я. – Быстренько.
Билли побежал выполнять поручение.
Нортон пригладил волосы рассчитанным жестом бродвейского актера. Мне он нравился гораздо больше, когда беспомощно дергал стартер бензопилы, ругаясь и думая, что его никто не видит. Я не мог сказать тогда и сейчас не знаю, верил ли он в то, что делает, или нет. В глубине души, я думаю, он знал, что должно случиться. Я думаю, что та логика, которой он молился всю жизнь, в конце концов обернулась против него, как взбесившийся и озверевший дрессированный тигр.