Страница 4 из 30
Не люблю девчонок. Особенно с садистскими замашками. Вот вырасту!..
- Я ещё не поняла, ты свой, или чужой, - отвечает Вася, - немного погожу учить тебя. А то узнаешь всё о нас, притворишься своим, потом съешь всех.
Я поперхнулся собственной слюной.
- Ты что? Начиталась всякой дряни? Ты же видишь, что я ем?!
- Ты только что говорил, что ешь всё! – с садистской улыбочкой отвечает девушка, - Может девичьего мясца отведать пожелаешь.
- Не девичьего мясца, а комиссарского тела… Ой, больно!! Вась прости, не буду больше, да и где они, девчонки эти?!
- Ага! Сознался! – выворачивая мне ухо, ликует Вася, - До них тебе не добраться, мы в изоляторе, и переход разобран!
- А там что, вакуум? – кривясь от боли, спросил я. Васька даже ухо моё отпустила.
- Правда! Тонька, ты же можешь дышать местным воздухом! Я тебя буду на ночь наручниками пристёгивать!
- Какими ещё наручниками? – вскочил я, держась за опухшее ухо, - Ты садистка!
Васька бросается на меня, я от неё. Долго не бегал, поскользнувшись на полу, проехал, на заднице, до ванны, и влип в неё. Пока вылезал, был пойман преследовательницей. Она взяла меня под мышку, чувствительно шлёпнула по заду и понесла куда-то. Я притворился мёртвым.
Принесла опять в бокс, пристегнула руку. Оказывается, здесь были штатные крепления для рук и ног, наверно, для самых буйных.
- Вась, я в туалет захочу…
- Меня позовёшь.
- Ты опять меня побьёшь.
- Если разбудишь, не знаю, что с тобой сделаю! - я обиженно засопел.
- И не сопи тут! У меня двенадцать девочек на станции. Ты же мальчиками побрезгуешь?
- Конечно побрезгую, что я, голубой, что ли?!
- Вот видишь! Не зря я тебя зафиксировала!
- Ну, погоди, коза! Когда-нибудь я тебя зафиксирую! – прошипел я сквозь зубы.
- Что ты сказал? – оскалилась Васька.
- Пожелал спокойной ночи, – ответил я.
- Смотри у меня. Думаю, напрасно я с тобой время теряю. Надо замораживать.
- Не надо меня замораживать, я тебе ещё тёплый пригожусь.
- Посмотрим, - Василиса, с гордо поднятой головой, удалилась вместе с тележкой.
Зачем она со мной так? – ломал я голову. Никаких дельных мыслей не приходило. Хоть бы какие осколки памяти остались от этого Тоника! Что-то совсем ничего нет, кроме инстинктов: поспать, поесть, попить, в туалет сходить. А вот что представлял из себя хозяин этого тела, не имею представления, ещё, к тому же, наставница что-то мутит. Ничего не говорит, где мы, почему меня держат в изоляторе, что за станция? Почему там девочки и мальчики, которых я могу съесть?
На ум пришли фильмы «Нечто» и «Чужой». Что, Васька ждёт, когда из меня вылупится Чужой?
Вполне вероятно, наверно ждёт, когда пройдёт инкубационный период…
А почему она сама не боится? Может быть, наоборот, боится, что тоже заражена? Ведь она близко общалась со мной, когда я «воскресал»! Тогда всё сходится! Даже то, почему издевается надо мной.
Хочет вывести меня из себя! Чтобы я показал своё мерзкое лицо. Я улыбнулся: жаль, что у меня нет этого лица! С удовольствием бы рыкнул! Вспомнил детскую мордашку в зеркале, и скривился: таким «зверским» ликом и старушку не напугаешь, только развеселишь.
Поворочался. Как неудобно! Без простыни ещё туда-сюда, но с пристёгнутой рукой! Лежать можно только на спине и на правом боку. Попробовал вытянуть кисть из захвата. Проще перегрызть руку.
Эта змеюка, небось, смотрит, как я мучаюсь, думает, сейчас рука у меня обратится в щупальце, я освобожусь, устрою за дверью засаду…
Я вперил взгляд в руку, представив, как она превращается в щупальце, смотрел, смотрел, и расхохотался.
А ведь вещи подчиняются мысли, подумал я. Наручник заставить растаять или расстегнуться?
Аж вспотел! Нет, здесь всё простое, не до удобств, это лечебная капсула. Если больной начнёт в ней фантазировать, мало не покажется никому! Особенно больному.
Что же мне делать? Смириться надо с этой мегерой, притвориться, что просто потерял память, что никакой не я вселенец. Потому что такого не бывает! Надо проснуться.
Вместо того, чтобы проснуться, уснул, и видел сны, как проснулся ночью, в своей квартире, поплёлся на кухню, искать снотворное, а оно кончилось. Опять ворочаться до утра! – подумал я и проснулся.
Васька освободила мою руку, посмотрела на кисть, буркнула, что больше не будет пристёгивать, а то посинела, и пригласила к завтраку.
- Вася, не ходи за мной в туалет, ну, пожалуйста! – зевнул я.
- Ты спросонок утонешь в унитазе, - пробурчала Васька, но больше не стала издеваться, не пошла умывать меня.
Завтракал я молча, думая над своим положением.
Надоело всё! Попрошусь в крио камеру. Может, умерев здесь, проснусь там, у себя?
Да даже если не проснусь, всё лучше, чем всю жизнь прожить в изоляторе. Кстати, сколько мне осталось жить? Если мне лет двенадцать – тринадцать, то даже по нашим меркам, не меньше пятидесяти.
- Вась, а сколько вы живёте? – спросил я, запивая вкусную запеканку вишнёвым соком.
- Сто двадцать лет, примерно, - задумчиво ответила Васька, - а тебе зачем?
- Не хочу жить здесь сто лет, хочу в крио камеру, - ответил я.
- Ты же вчера не хотел?
- Сегодня хочу. Сколько можно? Издеваешься надо мной, не даёшь одежды, унижаешь. Потом, скучно здесь: ни телевизора, ни радио, ни книг. Если я ещё не свихнулся, свихнусь обязательно. Сначала было интересно, но теперь эта игра мне надоела. Возвращай меня обратно.
Я лёг в капсулу и закрыл глаза.
- Куда это – обратно? – удивилась Васька.
- На Землю. Хочу домой.
- И как я это сделаю? – ещё больше удивилась моя мучительница.
- Наверно, надо сделать меня опять мёртвым, - пожал я плечами. Воцарилась тишина. Сердце у меня застучало сильнее: тело хотело жить! Но я упрямо молчал, не открывая глаз. Вот я представил, что снова дома, пусть мне осталось жить лет десять… пять, но прожить уважаемым человеком, дедом, а не униженным мальчишкой, на которого смотрят, как на подопытную крысу.
Ждал я долго, но ничего не происходило.
- Прости, Тоник, но ты сам виноват, - вздохнула Васька, - не надо было снимать шлем…
Я почувствовал дурноту. Сейчас она меня убьёт! Сердце подскочило к горлу, я судорожно сглотнул, и открыл один глаз.
Васька не собиралась меня убивать. Она сидела, сгорбившись, на стуле, и не смотрела на меня.
- Как я понял, Тонику и тогда доставалось, - предположил я.
- Доставалось, - кивнула девушка, - пойми, ты правильно говоришь, здесь мало развлечений, только работа. Все фильмы пересмотрели, во все игры переиграли, что остаётся делать? Подшутить над товарищем, посмотреть, как он переживает, вот и развлечение, целое кино!
А ты, мямля такая, даже слова не мог сказать. Даже сейчас ты смелее, чем был. Но, кажется, лечить тебя придётся!
- Почему?! – вскочил я, - Я же попросил вернуть меня!
- Я поняла, почему ты снял шлем. Какая я дура! – шмыгнула девушка носом. – Тебя просто затравили, и ты решил покончить с собой! Когда ты попросил меня сейчас тебя убить, я поняла, в чём дело!
- Я не самоубийца! – вскочил я на ноги в своей капсуле, - Не надо меня лечить! Меня надо… Ай! – я спрыгнул с постели и бросился в ванную комнату, попросив дверь запереться.
К моему удивлению, дверь заросла. Снаружи забарабанили:
- Тонька, открой, убью!
- Если не больно, открою! – ответил я.
- Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! – страшным голосом ответили мне из-за двери.
- Поэтому не открою. Помру от голода, или утоплюсь!
- Ты только что говорил, что не самоубийца!
- Выйти к тебе – вот самоубийство! – парировал я. – Не хочу тебя больше видеть!
Домомучительница!
- Я что, такая страшная? – со странным выражением в голосе спросила Васька.
- Ещё какая! – весело ответил я, торжествуя. – При виде тебя у меня все мужские желания пропадают начисто!
- Ну, Тонька! – прошипела Васька, - Ты ещё пожалеешь об этом!