Страница 30 из 37
Еду с тяжелою вализою, с тревожными мыслями по поводу предстоящей встречи в Берлине с Юлиусом, далеко не в том приподнятом настроении, в котором всего какой-нибудь месяц тому назад ехал по той же дороге в деревню, в Ковенскую губернию, отдохнуть. Проезжаю ночью Лугу, Псков, за день Двинск, Вильну, Ковну. К вечеру прикатываем к Вержболову. Осмотр паспортов. Эйдкунен, таможня. Предъявляю паспорт. Любезно пропускают, не осматривая и лишенного дипломатической неприкосновенности личного моего чемодана. Выезжаем из Эйдкунена уже незадолго до сумерек. Утром, без нескольких минут в 6 часов выхожу из вагона на Central Bahnhof у Фридрихштрассе с вализою в руке. Приближается ко мне партикулярно одетый, без пальто, в соломенной шляпе рослый светловолосый индивидуум с усами без бороды, военной выправки. Рекомендуется Юлиусом. Тянется к вализе. Я ее отдаю ему. Просит багажную квитанцию. Тоже даю. Советует зайти куда-нибудь выпить кофе, погулять. Времени еще много. 6 часов. А на Париж поезд идет с того же вокзала в 8 час<ов>. Просит только вернуться на вокзал не менее как за четверть часа до отхода поезда. Обещаю вернуться за полчаса. Интуитивно чувствую, что встретил меня именно Юлиус, а не кто-либо другой, предварительно изъявший Юлиуса. А что будет делать Юлиус с моею вализою до возвращения ее мне, это становится для меня уже безразличным. Опасения свои Вакселю я высказал, встретив с его стороны лишь недоумение по поводу показавшегося ему неуместным и наивным моего желания сдать секретную почту в надежные руки. И не мне, в ту пору маленькому чиновнику ведомства, было ломать издавна и прочно установленный канцеляриею министерства беспорядок, впоследствии, несколько лет спустя, все-таки обративший на себя внимание кого следует и в конце концов устраненный. По-видимому, однако, более приличия ради, ибо по существу, как довелось во благовремении осведомиться, пересылавшиеся с дипломатическою вализою наши секреты действительно мало чего стоили. Подлинные секреты шли шифрованными депешами, передававшимися по телеграфу.
Выпил кофе. Погулял по Фридрихштрассе и Унтер ден Линден. Порядок и чистота всюду образцовые. Вернулся на вокзал. Вскоре пришел Юлиус. Пошел сдавать багаж. Следую за ним. Вижу целую гору ящиков. «Дайте таллер (три марки)». Даю. Юлиус сует таллер весовщику. Шепчет мне: «Багаж пойдет за половину веса». Взятка. Немцы, стало быть, берут. Идем с Юлиусом наверх к рельсам. Примчался поезд. Останавливается ровно на одну минуту. Юлиус вручает мне вализу, наполовину уменьшившуюся в объеме, багажную квитанцию. Носильщик водружает в вагон мой чемодан и сажает меня на мое место. Локомотив свистит. Мчимся к Парижу.
В Париже утром меня встречает местный, парижский Юлиус. Тот немец. Этот француз. Опять никого из чинов посольства не вижу. Должен в это же утро ехать далее в Кале, оттуда пароходом в Дувр и из Дувра в Лондон на Виктория-стэшен. Уже беспрекословно, не расспрашивая и сам не задаваясь никакими недоуменными вопросами, сдаю вализу парижскому Юлиусу. Несет он ее в посольство прямо, или предварительно зайдя во французское Министерство иностранных дел, этого я уже не касаюсь. Переболел берлинским Юлиусом, и с меня довольно. Парижский Юлиус возвращается ко мне с еще похудевшею вализою. Отобрана почта на Париж. Сдает мне вализу и спроваживает в Кале. Кале ничего интересного собою не представляет. Довольно грязный и неряшливый порт. Сажусь на пароход. Обычно пугают беспокойным переходом из-за морского волнения со всеми неприятными последствиями. Но погода дивная. Море спокойное. Сижу на палубе. Как только скрывается на горизонте, постепенно превращаясь в тающее облачко, французский берег, тотчас с противоположной стороны выплывает едва заметная полоска английского берега. Она быстро увеличивается и вырастает в высокий, нависший над морем откос Дувра. Поднимаемся. Наверху стоят наготове два поезда по одному и тому же назначению в Лондон, но в разные части города. Настолько он велик, что эти разные его части представляют собою отдаленные друг от друга как бы разные города. Сажусь в поезд по назначению на Виктория-стэшен у Виктория-стрит. Начинается бешеная скачка. Невозможно удержать в неподвижности ног своих. Их бросает из стороны в сторону. Поезд летит так, что, кажется, скатывается в бездну. Не замедляет хода и на закруглениях пути, настолько крутых, что вы вдруг видите мчащимся сбоку паровоз вашего же поезда. Вначале, с непривычки к такой сумасшедшей скачке, мысленно готовишься к представляющейся неминуемою катастрофе. Потом уравнодушиваешься. И тупо ждешь конца мучений. Читать невозможно. Если и ног не удержать, то тем менее удержишь в руках книгу. Да из-за тряски и глаз не остановишь на строках. Но всему приходит конец. Оканчиваются и два часа безумной скачки поезда. Влетаем в Виктория-стэшен. Появляется лондонский Юлиус в виде маленького скромненького старичка. Сдаю ему вализу и багажную квитанцию. Уж вечер. Обещаю зайти в посольство завтра поутру. Юлиус рекомендует пожаловать не ранее третьего часа.
Останавливаюсь в гостинице близ Виктория-стрит. Наскоро обедаю, беру ванну и заваливаюсь спать. Встаю поздно. После завтрака и небольшой прогулки беру кеб и еду в посольство. Посла в городе нет. Застаю советника Лессара, вскоре затем назначенного посланником нашим в Китае, умного, способного, дельного. Секретарей и атташе по случаю летнего времени и отсутствия посла никого нет. Кроме Лессара один только какой-то нештатный служащий, да старичок – лондонский Юлиус. После непродолжительной беседы с Лессаром покидаю посольство с тем, чтобы уже не возвращаться. На послезавтра поутру к поезду в Дувр назначается моя встреча на Виктория-стэшен с лондонским Юлиусом, который придет меня проводить, сдаст мне вализу и отправит следующий со мною багаж.
Остаток дня и весь следующий день посвящаю прогулкам по Лондону в кебе, проезжая по лучшим улицам, объезжая парки, сады, любуясь величественными историческими зданиями, памятниками, утопающими в зелени берегами Темзы, перекинутыми через нее замечательными мостами. Погода дивная. На небе ни облачка. Не верится, чтобы этот залитый солнцем сияющий город мог в другую, осеннюю либо зимнюю пору быть ввергнут в темную ночь непроницаемых мглистых туманов.
Из Лондона в Дувр поезд несся не с тою безумною скоростью, с которою примчал меня в великобританскую столицу. В Кале я садился на английский пароход. В Дувре меня принял на борт пароход французский. Переезд совершился и на этот раз в условиях прежней прекрасной погоды. Не было ни малейшей качки. В Париже на вокзале меня встретил знакомый уже мне парижский Юлиус.
Остановился в Hotel du Helder, на улице того же наименования между бульварами des Italiens и Hausma
157
Всемирная выставка в Париже проходила в апреле 1900 г.