Страница 13 из 37
К помещичьему быту мне довелось ближе всего присмотреться, в восьмидесятых и девятидесятых годах прошлого столетия, в губерниях Ярославской и Ковенской (ныне входящей в состав автономной Литвы).
В Ярославской губернии, как вообще в северной и средней полосе прежней России, помещичьи усадьбы преимущественно были под один шаблон. От почтового тракта или проселка идет к усадьбе непременно аллейная дорога, обсаженная березою. Упирается в ворота. Вы въезжаете в просторный двор, густо заросший крапивой, лопухом, чертополохом и изборожденный протоптанными тропками от стоящего в центре главного дома к флигелям и службам. Дом преимущественно одноэтажный, но непременно с мезонином. Подкатываете к подъезду и проникаете в дом. Большие, многооконные, светлые комнаты. Старинная мебель, большею частью красного дерева. Карельская береза. Мебель почернелая, сильно подержанная, с изъянами. В углу от пола почти до потолка старинные английские часы с огромным циферблатом. Портрет императора Николая I и батальные картины. Деревянная позолоченная люстра empire и такие же стенные бра. Это – зала, порою одновременно служащая столовою. Иногда тут же более или менее старое фортепиано. Далее гостиная, стены которой сплошь увешаны портретами предков, писанными масляными красками, или старинными дагерротипами. Из позолоченных рам выглядывают старые, молодые, красивые, безобразные, порою совершенно неопределенные средние лица. Иные портреты так от времени потемнели, что ничего в них не разберешь. Мужчины в военных, гражданских мундирах, старинных фраках, с взбитыми коками и начесанными вихрами висков. Высокие воротники. Широкие обмотанные вокруг шеи галстухи. Дамы, девицы в высоких прическах, светлых платьях, сильно декольтированные, с неизбежным цветком в манерно согнутой руке. Старинная бронза. Часы с музыкой и пляшущими фигурами. Механизм большею частью попорчен. Из гостиной стеклянная дверь ведет на веранду. От нее, поддерживая балкон мезонина, поднимаются, в числе от четырех до шести, массивные деревянные колонны. Спустившись с веранды по ступенькам широкой деревянной лестницы в сад и обернувшись назад, вы созерцаете декорацию первого действия «Евгения Онегина»[67], изображающую дом Лариных. Мы попали в совершенно такой же дом помещичьего типа, воспроизводившегося во всей средней полосе прежней России. В доме комнат много. Сад большой, запущенный, две-три клумбы цветов перед верандою и обчелся. А дальше густая трава, заросшие сорными травами дорожки, еле заметные тропинки. Сад незаметно переходит в парк, а последний, по своей запущенности, столь же незаметно в лес. Попадаются следы разрушенных беседок. Подходим к широкому, близ берегов зацветшему пруду. За ним виднеется маленькая, покосившаяся баня. К парку примыкает церковная ограда. Небольшая сельская церковь, погост, дом священника.
В одном таком имении хозяйничал владелец-земец, бывший измайловский офицер князь Дмитрий Семенович Урусов. Он с шестидесятых годов прошлого века проводил в своем хозяйстве крайне своеобразно им усвоенные принципы рационализации и режима экономии. Срубил фруктовый сад, как не оправдывавшую расходы роскошь, выкорчевал и обратил в огород и пашню. Признав нерациональною дорожную аллею от усадьбы к соседней деревне, ибо отбрасывавшаяся аллеею тень задерживала рост примыкавших хлебных посевов, князь срубил и аллею. Разрушил и снес все казавшиеся ему нерациональными службы и постройки. Находил разорительным содержание в доме окон, требовавших время от времени ремонта рам и нового по мере разбития стекол остекления. Хотел половину окон замуровать. Княгиня Варвара Силовна заставила его от этого плана отказаться, категорически заявив, что если он замурует хотя одно окно, то она не переступит порога деревенского дома и будет проводить лето в городе. Разрушительные фантазии князя были куда менее вредны созидательных проектов других помещиков, фантастичнее один другого. Поэтому его имение, хотя еле-еле, держалось и сохранилось за семьею и после смерти князя. В земстве князь стремился осуществлять те же своеобразные рационализацию и режим экономии. Но ему не давали ничего разрушать, хотя бы, с его точки зрения, и нерациональное. Зато он ничего не созидал, и за время его председательства в губернской управе земство не несло, по крайней мере, непроизводительных расходов. Только уж больно он был горяч на земских собраниях. Его критика действий земских людей неизменно сопровождалась негодующим выкриком, что «такого-то земца надо спустить в отхожее место». Это, разумеется, не нравилось, и князя за такие выкрики не любили, но считались с ним. Князь был взглядов просвещенных, твердый, по отношению к власти лояльный, и на таких, как он, власть могла опираться. Жена его Варвара Силовна, из петербургской дворянской семьи Баташевых, отличалась большою манерностью и жеманством, которыми подчеркивала деликатность и тонкость воспитания. Наружно была отменно набожная, но зла на язык. Все косточки-то ближнего она перемоет. Все-то подметит и все осмеет. Свое насмешливое злоязычие она передала и трем своим дочерям – Варваре, вышедшей впоследствии замуж за сына упоминавшегося выше сенатора Калачова, бывшего офицера, а потом земского деятеля Геннадия Викторовича, Екатерине и Марии. Насмешливые злючки-княжны были, за всем тем, интересные. В девицах не засиделись. Екатерина Дмитриевна вышла замуж за упоминавшегося выше директора Департамента полиции А. А. Лопухина.
Из сыновей князя упоминавшийся выше в настоящих записках старший Сергей, рано женившись по окончании Московского университета, засел хозяйничать в имении жены в Калужской губернии и служил там по выборам. Впоследствии был в одной из центральных губерний вице-губернатором, а потом бессарабским губернатором, стяжавшим себе большую популярность среди еврейского населения. Его перу принадлежит обратившая в свое время на себя внимание[68] книжка «Записки губернатора»[69]. В губернаторах не удержался, так как был признан не в меру либеральным. В 1905 г., с образованием первого объединенного кабинета министров под премьерством С. Ю. Витте, был назначен товарищем министра внутренних дел. И здесь не удержался, опережая своими действиями развитие событий. Вступил в партию кадетов, баллотировался в первую Государственную думу и попал в число ее членов. После роспуска Думы подписал известное Выборгское воззвание, за что положенный срок отсидел и на этом закончил свою политическую карьеру[70]. Вернулся к земле. Был человек умный, остроумный и обаятельный.
Колоритную фигуру представлял собою брат князя Дмитрия Семеновича генерал-майор в отставке князь Сергей Семенович Урусов. Гигантского роста, красивый, бодрый старик с большою окладистою бородой, большими умными глазами. Из офицеров Лейб-гвардии Конного полка отправился добровольцем на защиту Севастополя, выдержав всю его одиннадцатимесячную осаду, командуя сначала полком, а потом бригадою[71]. Он поражал своим бесстрашием не только своих, но и неприятеля, сознательно его щадившего. «Ne visez pas le grand»[72], – раздавалась команда из французских окопов. По окончании войны производил смотр его героической бригады прибывший из Петербурга штабной генерал, на войне не побывавший и пороха не нюхавший. Он возмутил князя мелкою придирчивостью к солдатам по поводу недостаточно блестевших пуговиц на мундирах и других мелочей. Когда за вовсе отсутствовавшую пуговицу ревизующий генерал одного бравого ветерана ударил, князь с восхитительною непосредственностью приказал солдату выстрелить в ревизора, добавив к командной формуле своим раскатистым басом: «Стреляй в эту сволочь». Солдат команду выполнил. Находчивость побудила его, однако, выстрелить выше цели. Князя по квалификации слишком видного севастопольца за этот подвиг только «убрали». Он удалился будировать в подмосковное имение, невдалеке от Троице-Сергиевской лавры, оставленное ему в пожизненное владение рано скончавшеюся женою. Там, в опальном уединении, он впервые занялся высшею математикою, издав замечательные труды, частью перепечатанные в мемуарах Французской академии. Изучил древний еврейский язык, а потом весь ушел в оккультные науки. Попутно настолько усовершенствовался в шахматной игре, что приобрел, в качестве выдающегося шахматиста, широкую[73] известность, и к нему приезжали в имение с<о> специальною целью с ним сразиться знаменитости из-за границы. Князь был большим приятелем соратника своего по Севастополю графа Льва Николаевича Толстого. Часто наезжал к нему. Крестил нескольких его детей. При свиданиях происходили нескончаемые споры, порою заканчивавшиеся, вследствие повышенного темперамента обоих спорщиков, временными размолвками между ними. Потом дружба восстанавливалась, горячие споры возобновлялись. Хозяйством в имении князь непосредственно не занимался и не принимал участия и в земских делах. После долгого своего затворничества в имении, стариком, хотя и очень бодрым, но уже около 60 лет, внезапно появился у своего брата Дмитрия Семеновича. Не избег очарования своих племянниц, явно влюбившись в двух старших. Ревновал ко всей ухаживавшей за племянницами молодежи. Терзался выходом каждой из них замуж. Но уже не мог оторваться от семьи брата и все последние годы прогостил частью у него, частью у замужних его дочерей, всячески их балуя, развлекая, одаривая за счет сбережений, накопленных за время сидения в подмосковном имении.
67
Имеется в виду опера «Евгений Онегин», музыка к которой была сочинена П. И. Чайковским в 1878 г.
68
Вписано вместо: «талантливо составленная».
69
Речь идет о книге, являвшейся 1-м (и единственным изданным) томом воспоминаний С. Д. Урусова: Урусов С. Д. Записки губернатора. Кишинев. 1903–1904 г. М., 1907. Кроме того, она была опубликована в 1907 и 1908 гг. в Берлине и в Лейпциге (год издания неизвестен) и переведена на шесть европейских языков.
70
В действительности С. Д. Урусов вступил не в Конституционно-демократическую партию, а в более умеренную Партию демократических реформ. Далее речь идет о воззвании, которое подписали 9 июля 1906 г. в Выборге 180 депутатов I Государственной думы (в основном – кадеты, трудовики и социал-демократы) после ее досрочного роспуска. Впоследствии воззвание поддержали еще 52 депутата, в т. ч. председатель Думы С. А. Муромцев. Протестуя против роспуска, оно декларировало необходимость гражданского неповиновения, призывая население не давать «ни копейки в казну, ни одного солдата в армию», т. е. к нарушению статей 70 и 71 Основных государственных законов 1906 г., которые обязанностью российских подданных как раз и объявляли «защиту престола и Отечества» и выплату «установленных законом налогов и пошлин». Полный текст Выборгского воззвания см.: Обнинский В. П. Последний самодержец. М., 1992. С. 262. Против лиц, подписавших Выборгское воззвание, возбудили уголовное дело, причем 169 из них судило Особое присутствие Петербургской судебной палаты, заседавшее 12–18 декабря 1907 г. В результате процесса «выборжцев» 167 человек, в т. ч. С. Д. Урусов, были приговорены к 3-месячному тюремному заключению, которое повлекло за собою лишение их избирательных прав. Подробнее об этом см.: Выборгский процесс: Иллюстрир. изд. СПб., 1908.
71
Имеется в виду центральный эпизод Крымской (Восточной) войны 1853–1856 гг.
72
«Не целиться в большого» (фр.).
73
Вписано вместо: «мировую».