Страница 2 из 18
Сбрасывает одежду. Громова также поспешно освобождает великолепное тело.
Кошевой. Ребята! Это же разложение! Это разоружение перед лицом врага! Комсомолка Громова!
Громова. Летим, Сергей!
Обнявшись, Громова и Тюленин прыгают в ствол.
Оберштурмбанфюрер (подбежав к краю). Тшорт! Ну и красотка!
Любка. А я не хуже! (Сбрасывает одежду, освобождая прелестную фигуру). Подохни, фашист, и остолбеней! «Шаланды полные кефали…»
Ступает в пропасть. Кошевой и оберштурмбанфюрер смотрят друг на друга, чешут затылки.
Оберштурмбанфюрер. Что, больше не осталось? Сдохнуть можно от огорчения.
Кошевой. Так сдохни!
Мгновенно скинув одежду, оказывается очаровательной комсомолкой. Ласточкой летит в пропасть.
Оберштурмбанфюрер. Стойте!.. Нет, я помру, потому что не пойму. И не пойму, потому что помру. О, майн готт, что за народ! Что за язык! Что за живот у этой комсомолки!
Сбрасывает форму и стреляет себе в висок из парабеллума.
Лолита
Жених забивает гвоздь в стену, промахивается, бьет по пальцу, воет, пряча руку между ног. Лолита достает её оттуда, дует, приговаривает что-то, затем прячет между своих ног.
Входит Г.Г.
Г.Г. Шлюха!
Лолита (быстро). Старый козёл!
Жених. Ты что, рехнулась?
Лолита. Не твоё дело.
Г.Г. Убери руку, шлюха!
Лолита. Не твоё дело, папочка.
Жених. Кто-нибудь мне объяснит?.. Дай сюда руку.
Лолита. Не дам.
Г.Г. Ах, не дашь!
Хватает молоток.
Г.Г. Не дашь!.. Не дашь!.. Не дашь!..
С каждым новым возгласом бьёт молотком по своим пальцам на стене.
Жених. Что он делает?! Кто он такой?.. Вот так семейка!..
Лолита выпускает его руку, смотрит на Г.Г…. Грудь её высоко вздымается, губы приоткрываются, глаза наоборот…
Г.Г., прикончив пальцы и суставы на левой руке, бьет молотком по колену, по лбу и т. п.
Все глубоко несчастны, но испытывают непрекращающийся оргазм.
Самые главные в мире
Го Можо. Давайте станем самыми главными в мире!
Кортасар. Да. Это было бы справедливо.
Натали Саррот. Бэ-э-э!
Борис Пастернак. Да. Но это не требует доказательств.
Го Можо. Как же не требует? Вы попробуйте убедить Мао Цзедуна!
Эзра Паунд. М-э-э-э!
Кортасар. Ночью Сена красива, как Хулио Кортасар в зеркале старого отеля с полутемными…
Го Можо. Вы уклоняетесь от темы!
Кортасар….дубовыми фиговинами… Но нельзя говорить под руку художнику! Вы хоть раз говорили под руку биллиардисту?
Го Можо. У нас в Китае бильярд запрещён Уставом партии.
Натали Саррот. Правильно. Браво, господин Лю-Шаоци!
Го Можо. Я ходил играть в бильярд в советское посольство в половине одиннадцатого. Улочки Бэйпина, тогда ещё мощеные диабазом, маслянисто сверкали под луною, по ним стремительными чёрными тенями проносились изумрудные коты…
Эзра Паунд. У меня украл.
Го Можо. Нет, это я сам написал! По-китайски!
Борис Пастернак. Товарищи, давайте решим тот вопрос, а потом будем ругаться.
Кортасар. Давайте выберем Пастернака председателем собрания.
Борис Пастернак. Я стесняюсь.
Натали Саррот. Давай! (Свистит.) Русского в председатели! И пусть Черчилль проглотит свою сигару! (Свистит.)
Го Можо. Я, конечно, не против… Но… китайская культура…
Натали Саррот. И Го Можо выберем! Сопредседателем! (Свистит.) Пусть Сталин откусит козырек у своей фуражки!
Кортасар. В таком случае… Да.
Натали Саррот. Нет, я этого аргентинца не предлагаю.
Эзра Паунд. А что? Получается тройка. Садись, Хулио, садись. (Кортасар садится в президиум.) А теперь они нам головы отвинтят, Натали.
Натали Саррот. А мы отсюда уйдём и всё.
Борис Пастернак, Го Можо (вместе). Как это вы уйдёте?
Эзра Паунд. Вот. Я сказал.
Натали Саррот. Ну, ладно. Ну, чего вы. Сейчас встали и пошли. (Эзре Паунду.) Пошли.
Эзра Паунд. Пошли.
Натали Саррот. Что же ты не встаёшь?
Эзра Паунд. Ты же предложила.
Натали Саррот. Ну и что. Я женщина.
Эзра Паунд. А им на это, знаешь…
Натали Саррот. При чем тут они? Это ты должен встать, потому что я женщина.
Эзра Паунд. Откуда я знаю, куда ты собралась.
Натали Саррот. Да никуда! В жопу!
Борис Пастернак. Не ругайтесь. Нехорошо.
Натали Саррот. Заткнись! Я тебя выбрала! Я тебя и отзываю!
Борис Пастернак (президиуму). Предупредим?
Го Можо. Наши народы, мадам Саррот, имеют долгие традиции бытовых запретов, поэтому китайская культура…
Натали Саррот. Да пошла она в жопу, твоя культура! (Эзре Паунду.) Пошли из этой рыгаловки.
Эзра Паунд. Пошли.
Натали Саррот. Ну, так вставай!
Эзра Паунд. А ты?
Натали Саррот. Я женщина!
Кортасар. Только внешне.
Натали Саррот. Ну, на то, чтобы выцарапать кое-что этому аргентинцу…
Го Можо. Второе предупреждение, товарищи.
Кортасар. И последнее.
Эзра Паунд (Натали Саррот). Тихо! Сиди тихо! Ты разве не видишь, что они…
Го Можо. Паунду, этому мистеру, первое, как я полагаю?
Тишина.
Эзра Паунд. Можно нам… посоветоваться?.. Товарищи?
Тройка вполголоса обменивается мнениями.
Борис Пастернак. Да. Конечно. Но не вставая.
Эзра Паунд. Спасибо. (Натали Саррот.) Натали, у тебя есть помада?
Натали Саррот. Есть. Зачем?
Эзра Паунд. Дай, пожалуйста.
Натали Саррот лезет в сумочку.
Кортасар. Э-э, ну-ка, – без шуток!
Натали Саррот. Да какие там шутки?
Вытаскивает израильский автомат «узи» и расстреливает президиум.
Эзра Паунд. Ты мне обещала помаду.
Натали Саррот подаёт ему помаду. Эзра Паунд рисует на лбах убитых красные звезды.
Эзра Паунд. Смотри, – она уже кончается.
Натали Саррот. Ничего. Сегодня у нас ещё (заглядывает в книжечку) Манн, Томас. И два испанца. Хватит.
Эзра Паунд. Тогда хватит. Испанцы худощавые.
Натали Саррот. Но лбы у них бывают.
Уходят. Звучит «Болеро» Равеля. Борис Пастернак просыпается. Он мокр.
Входит Натали Саррот с чашкой кофе. Ставит на столик. Уходит. Чашка взрывается. Борис Пастернак гибнет вторично. И уже не придумать как его воскресить. Что уж тут говорить о каком-то Го Можо! И об остальных 58243 членах Союза Писателей СССР. Единственное, что постоянно повторяется – так это «Болеро». И под него катают англичане… как их… Ну, понятно. Потом Натали Саррот и их убирает, потому что иначе пьеса никогда не кончится. А Натали спешит в магазин, за помадой.