Страница 2 из 10
Иветта. Нет. Не такие.
Юрий Иванович. Такие. Дома они все такие.
Иветта. У нас в классе девочка… домой приходит только ночевать.
Юрий Иванович. Ну, бывает… Что ж… Не повезло.
Иветта. И у дяди Вити тоже плохо.
Юрий Иванович. Это потому что нет детей.
Иветта. И детям было бы плохо.
Юрий Иванович. Дядя Витя любит детей.
Иветта. Нет. Они бы себе давно взяли.
Юрий Иванович. Кого?
Иветта. Взяли бы себе из роддома ребенка и любили его. Они не могут.
Юрий Иванович. Дядя Витя мой брат, Веточка. Брат.
Иветта. Ну и что? Вы совсем не похожи.
Юрий Иванович. Ну и что, что не похожи? Чем больше людей, которых ты любишь, тем лучше.
Иветта. А я люблю только тебя и маму.
Юрий Иванович. Нельзя так.
Иветта. У них у всех глаза чужие.
Юрий Иванович. Нельзя так. Нельзя.
Иветта. Если вы умрете, я тоже умру.
Юрий Иванович. Веточка!.. Ве-та! (Целует ее.) Все еще тысячу раз изменится. И настроение… Все-все.
Иветта. Нет, пап. Ты же знаешь. Это все отвлекаются. А когда остаются одни, то так страшно!
Юрий Иванович. Вета. Мы так не договаривались.
Иветта. Хорошо. Я буду тихо. Только вы меня не гоните.
Юрий Иванович. Как ты могла такое подумать?!
Иветта. Я знаю. Вам покажется, что так лучше для меня, и вы меня выгоните. Скажете – пора быть взрослой. Или еще что-нибудь. Вам захочется от меня избавиться. Но вы меня только не гоните!
Юрий Иванович. Вот что: я этого не слышал, ты этого не говорила. Ясно?
Иветта. Ты хороший, добрый… Мне так страшно, что мы совсем беззащитные. Придет какой-то… просто обратит внимание на то, что мы такие беззащитные. Какой-то волк. И нас – цап-царап. Цап-царап.
Юрий Иванович. Ну уж – беззащитные. На нашей стороне государство, все его институты.
Иветта. Да нет, папа, неужели ты не понимаешь? Это ведь бывает совсем не оттуда, откуда ты ждешь. Это бывает внезапно: цап-царап. И мы летим. Как пух. Над землей. В разные стороны. И никогда больше не узнаем друг друга.
Юрий Иванович. Что у тебя за настроение сегодня? Ты меня так… разволновала.
Иветта. Да, лучше, конечно, не задумываться… Все равно ведь ничего не сделаешь. А так хоть поживешь. Долго может ничего не случиться, правда?
Юрий Иванович. Да что же с нами может случиться, Вета? Мы с мамой еще молодые, ты почти ребенок. Впереди еще – ого-го сколько.
Иветта. А вдруг он уже трубку поднял и номер набирает?
Юрий Иванович. Чей номер?
Иветта. Наш.
Юрий Иванович. Кто набирает? О чем…
Телефонный звонок.
Иветта. Вот видишь.
Билл и Моника
Пьеса
1. Любовь
Билл. Русские уже здесь. Они лезут из трюмов и аэропортов, совсем неотличимые от нас. Они терпеливы и могут переносить любые лишения. У них землистые лица, но они могут выпить литр водки и всю ночь ломать мебель. Они лезут в любые дела, ни черта в них не смысля. Но часто побеждают. Их победы делают их беспечными. Но и победы быстро приедаются им. Они жгут и проматывают громадные деньги только для того, чтобы проснуться нищими, полными отчаяния и тоски. Только черная тоска утоляет их…
Моника. Здесь дует.
Билл. Мы перейдем в южное крыло.
Моника. Вы можете брать меня сразу, в любой момент. Мне не надо, чтобы вы показывали свой ум. Вы мне нравитесь не за то.
Билл. А за что же тогда? За должность?
Моника. Нет. Мне нравится ваша улыбка.
Билл. Моя жена считает ее глуповатой.
Моника. Нет-нет! Американцы любят только за улыбку. Вот Брюс Уиллис. В нем ведь кроме кривой улыбки – ничего.
Билл. А по-моему, он этой улыбкой оставляет двери открытыми для каждого…
Моника. Нет-нет-нет! Это как раз вы! Иначе он был бы нашим Президентом.
Билл. Но он может этого просто не хотеть…
Моника. Не хотеть? Не хотеть просыпаться с мыслью о том, что в этот момент о тебе думают миллионы? Что многие молятся на тебя и считают самым сильным из людей?
Билл. Да нет же, Моника, нет! Такие мысли о себе и своем значении убивают личность.
Моника. Боже, как я счастлива только от одного – оттого, что могу взять вашу руку и ввести ее в вырез своего платья!..
2. Измена
Билл. Клянусь, я отдернул руку.
Судья. Я еще не прошу вас клясться.
Билл. Но я знаю, что последует и решил пройти эту часть пути бегом. Так будет лучше для страны.
Судья. И снова вы лезете в чужие дела.
Билл. Виноват, ваша честь.
Судья. Итак, вы отдернули руку. Хотя, признаться честно, я не встречал людей, способных думать о протоколе в такой ситуации…
Билл. Но вы не были и Президентом, потому ваш опыт ограничен…
Судья. В Конституции ничего не сказано о перерождении индивидуума в случае его избрания. Более того, там подчеркивается его равноправие с остальными членами общества…
Билл. Я безусловно отдернул руку, которую эта женщина пыталась засунуть туда.
Судья. «Туда» вы сказали? Тогда я под присягой заявлю, что это невозможно. Отказаться от этого не в силах нормального человека. А вы ведь не сможете отрицать, что именно норма стала вашим основным козырем на выборах?
Билл. Да, ваша честь.
Судья. Потому ваше отдергивание вместо хватания, поглаживания, верчения и пощипывания производит такое невыгодное впечатление. А ведь я еще не касался таких понятий, как благородство и честь…
Билл. Вот об этом – в кругу семьи.
Судья. Не вынуждайте меня снова ставить вас на место. Мы не в Северной Корее.
Билл. Виноват, ваша честь.
Судья. Мои личные чувства и отношение к вам, как к человеку, в нашей цивилизации не имеют никакого значения. Но в качестве сноски, совсем не относящейся к сути дела, я должен довести до вашего сведения, что считаю ваше поведение по отношению к мисс Монике низким. Изменять женщине можно только ради еще более желанной. И только.
Билл. Я также хотел бы сказать не для протокола о том, что ваши претензии кажутся мне ханжескими.
Судья. Ваше право сделать мне отвод.
Билл. Чтобы избиратель обсуждал еще и это? С меня хватит практикантки.
Судья. Вы неверно оцениваете предъявленное обвинение. Вас обвиняют в лжесвидетельстве.
Билл. А вы можете предложить мне другую линию поведения, когда нет доказательств?
Судья. Вы знаете, что могу.
Билл. И вы повели бы себя…
Судья. Не повел бы. Потому что я не Президент.
Билл. Ага. Значит, Президент, когда вам выгодно одно, должен быть рубахой-парнем, а когда вам выгодно что-то другое, должен превратиться в ангела.
Судья. Вы прекрасно всё понимаете. Но стараетесь скрыть суть претензий к вам.
Билл. Я искренне раскаиваюсь в лжесвидетельстве, которое не нанесло никому ущерба.
Судья. Любой человек от Гаваев до Новой Англии обвиняет вас в отсутствии благородства в отношении к вашей любовнице.
Билл. Мои отношения с практиканткой касаются нас двоих. И никто от Гаваев до Новой Англии не должен совать туда свой нос.