Страница 83 из 83
Снѣжково. 27 ноября 189...
И вы, моя дорогая княжна, торопите меня въ Петербургъ! Если бы это было въ октябрѣ или началѣ ноября, я бы еще, пожалуй, соблазнился. Но три мрачныхъ осеннихъ недѣли, наводящія въ деревнѣ уныніе, прошли. У насъ зима, и Соня каждый день катается на конькахъ но расчищенному большому пруду. Снѣгу напало много, и мое старое милое гнѣздо оправдываетъ свое прозвище. Длинныя аллеи парка превратились въ лабиринтъ съ бѣлыми мраморными стѣнами и со сводами изъ брилліантовыхъ кружевъ, сверкающихъ и переливающихся на зимнемъ солнцѣ.
Эта великолѣпная, сразу ставшая зима дала мнѣ именно то настроеніе, котораго я искалъ для послѣдняго акта моей оперы. Работа подвигается, и пока я ея не концу,-- не тронусь отсюда.
Къ тому же есть и другія дѣла по имѣнію. Вотъ, на прошлой недѣлѣ, мнѣ пришлось провести, конечно, съ Соней и ея почтенной воспитательницей, а также и съ моимъ вѣрнымъ другомъ, Платономъ Пирожковымъ, два дня въ городѣ. Я встрѣтилъ тамъ вашу пріятельницу, m-elle Травникову. Многіе расхваливали мнѣ ее, какъ учительницу. Теперь она вся поглощена устройствомъ профессіональной школы. Мы говорили о васъ, и, знаете ли, что она мнѣ сказала? «Я обязана Нинѣ всѣмъ: тѣмъ, что я живу и хочу жать. Она меня спасла не тѣмъ, что ухаживала за мною во время моей болѣзни, а тѣмъ, что примирила меня съ жизнью и согрѣла мою совсѣмъ застывшую душу. Какъ она это сдѣлала -- не знаю, но только это такъ».
Я отвѣтилъ ей, что вы и для меня сдѣлали то же самое. Да, мой маленькій дорогой другъ,-- мое настоящее, въ очень значительной степени, дѣло рукъ вашихъ. Я до сихъ поръ не говорилъ вамъ этого; но теперь говорю. Вы подошли ко мнѣ въ самое трудное время моей жизни, подошли прямо, смѣло, неудержимо, какъ-бы по наитію. Вы ничего новаго мнѣ тогда не говорили, все это и такъ ужъ было во мнѣ, повторялось въ душѣ моей... Но, Боже мой, мало ли что говорится иной разъ въ душѣ нашей -- и, все-таки, безплодно замолкаетъ!
Великое дѣло -- въ самую важную минуту услышать убѣжденное, вдохновенное подтвержденіе своей внутренней, душевной рѣчи. Я самъ говорилъ себѣ многое -- и бездѣйствовалъ, и презиралъ себя, и погибалъ въ безсиліи. Вы сказали мнѣ то же самое, и я нашелъ въ себѣ силу, потому что услышалъ васъ въ самую важную, рѣшающую минуту...
Вы были нравы -- съ тѣхъ поръ прошло два съ половиной года -- и я чувствую себя возрожденнымъ душой, я живу, я не презираю себя больше. У меня такъ много чудесныхъ, счастливыхъ минутъ: ихъ даютъ мнѣ Соня и мое дѣло. Какая отрада -- эта дѣвочка и какъ я безумно былъ виноватъ предъ нею и передъ собою! Я долго не могъ глядѣть на нее безъ упрека совѣсти. Теперь могу: она здорова, весела, счастлива, А какъ она растетъ, какъ развивается! Ей ужъ четырнадцать лѣтъ, она становится все больше и больше похожа на мою мать, и она будетъ хорошей піанисткой, хорошей пѣвицей -- теперь я это знаю. Мы вмѣстѣ работаемъ, я снова переживаю мое далекое время.
И она меня любитъ, я тоже знаю это. И этой любви у меня никто и ничто отнять не можетъ.
А того, что я считалъ «каторгой» -- я почти не замѣчаю. «Не бойтесь льва, и онъ станетъ васъ бояться» -- сказано въ одной древней, мудрой книгѣ. Ну, а я вовсе и не со львомъ имѣю дѣло...
Итакъ, вы помогли спасенію моей души и моей жизни, а Марья Эрастовна, опять-таки, благодаря вамъ, устроила мое благосостояніе. Мой управляющій не только творитъ чудеса, но и меня,-- это самое удивительное чудо!-- заинтересовываетъ хозяйствомъ. Знаете ли, что я въ этомъ году внесу Марьѣ Эрастовнѣ около двѣнадцати тысячъ въ погашеніе моего долга!-- Это похоже на сказку, а между тѣмъ, это самая живая дѣйствительность моего «золотого дна» -- Снѣжкова.
Вотъ и работается, вотъ и опера моя растетъ, растетъ и, кажется, превращается въ органически цѣльное созданіе. Но мнѣ все же противно думать, что скоро придется вынести ее предъ всѣми. Вѣдь, я стою особнякомъ, не принадлежу ни къ какому кружку, за моей спиной нѣтъ друзей-прославителей. А у насъ все дѣло въ этомъ: «кто не съ нами, тотъ врагъ нашъ». Я знаю -- меня станутъ или замалчивать, или травить анонимными газетными статейками. Меня будутъ «стирать съ лица земли» десятками полуграмотныхъ строчокъ, топить въ ложкѣ съ водой. Но авось, Богъ милостивъ, не сотрутъ и не утопятъ.
Вѣдь, у слушателей есть тоже свои уши, и не всѣ ими хлопаютъ по желанію и приказу газетныхъ анонимовъ. Главное же -- всякій долженъ дѣлать свое дѣло, рыть свой кладъ и не оглядываться по сторонамъ, не пугаться ночныхъ привидѣній...