Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 147



— Я все прекрасно понимаю, а потому не смею отнимать ваше время, — живо откликнулся Марти, видя, какое впечатление производит на секретаря его откровенная лесть.

— Я сразу понял, что вы — весьма достойный молодой человек. Но скажите, в чем состоит ваше дело?

— У меня назначена встреча с вашим хозяином, смотрителем рынков и складов Бернатом Монкузи. О встрече договорился падре Эудальд Льобет.

Голос секретаря зазвучал еще более учтиво и подобострастно.

— Не будете ли вы так любезны назвать ваше имя?

— Марти Барбани.

— Подождите минуточку, я проверю по книге посещений.

Секретарь принялся быстро листать многочисленные пергаменты, нанизанные на шнурок, который держал в правой руке. Наконец, отыскав нужный, он поспешно ответил:

— Вы напрасно так долго ждали. Если бы вы сразу назвали свое имя и по чьей протекции пришли, вам бы не пришлось так долго сидеть в приемной. Человек, который договорился о встрече, очень любим и уважаем в этом доме.

— Это не имеет значения. Видит Бог, у меня в мыслях не было отрывать вас от работы.

— Прошу вас, садитесь. Не будем терять ни минуты.

Секретарь, гордый и довольный, поднялся из-за стола и, коротко поклонившись, с истинно лакейским проворством исчез за дверью у них за спиной. Ждать пришлось недолго. В скором времени он появился вновь и торжественным голосом объявил:

— Его сиятельство дон Бернат Монкузи, смотритель рынков и складов, ждет вас.

Марти поднялся, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.

— С кем имею честь? — спросил он.

— Конрад Бруфау, к вашим услугам.

— Не сомневайтесь, я не забуду ни вашего имени, ни любезности.

Секретарь знаком велел Марти следовать за ним. Они прошли по длинному коридору и остановились перед дверью, обшитой деревянными панелями. Там стоял стражник в доспехах и с копьем. При виде секретаря он отступил в сторону, пропуская их вперед. Секретарь, впустив испуганного Марти в комнату, немедленно удалился.

Дверь за ним тут же закрылась. Советника нигде не было видно, и сердце Марти учащенно забилось при виде обстановки кабинета.

Кабинет был обставлен довольно просто, но богато. Мебель была самого лучшего качества, но при этом весьма сдержанной. Было заметно, что человек, здесь работающий, привык пользоваться самыми лучшими вещами из далеких стран.

Бернат Монкузи был одним из ближайших советников графского дома, столь высокого положения он добился еще во времена регентства Эрмезинды Каркассонской. Поговаривали даже, что она навещала его дома. Он имел репутацию человека сурового и непреклонного, однако легко поддавался на лесть и был весьма неравнодушен к блеску золота.

В кабинете находился большой камин в человеческий рост высотой, на каминной полке стояли несколько безделушек, говорящих об изысканном вкусе владельца.

Особое внимание Марти привлекли огромные песочные часы из выдувного стекла в металлическом держателе, с двенадцатью отметками с указанием часов дня и ночи. Они были закреплены на стене на таком расстоянии от стола, чтобы удобно было переворачивать часы, когда песок пересыплется из одной чаши в другую. Здесь же стояли три деревянные скамьи с удобными подушками. На стенах висели дорогие гобелены, огромный канделябр на восемь свечей освещал письменный стол, на котором имелось все необходимое для работы: гусиные перья, чернильница, папки и песочница с мелким песком.



Марти подошел поближе, и его сердце едва не выпрыгнуло из груди. На столе, перед рабочим креслом, стоял маленький протрет, с которого на Марти смотрела та самая печальная девушка, чьи серые глаза часто снились ему по ночам. Те самые, что наблюдали за ним из паланкина в тот день, когда он купил Омара с семьей, а также осмелился перекупить рабыню у этой девушки.

И тут у него за спиной раздался голос.

— Полагаю, вы пришли сюда не для того, чтобы рассматривать мой стол. А потому будьте добры, сядьте и изложите причину своего визита. У меня мало времени, и если я принял вас без очереди, то лишь благодаря особой просьбе моего духовника, Эудальда Льобета, который отзывался о вас самым превосходным образом.

Марти мгновенно развернулся и оказался лицом к лицу с высокопоставленной персоной. Советник был белотелым и пухлым, почти без шеи, так что двойной подбородок покоился прямо на груди, остатки волос окружали обширную лысину. Неторопливым величественным жестом Бернат Монкузи велел ему сесть, внимательно наблюдая хитрыми глазками. От смущения Марти не мог произнести не слова, хотя так долго этого ждал. И лишь после того, как советник сел сам, Марти решился последовать его примеру.

— Ну, молодой человек, если вы обладаете хотя бы половиной тех достоинств, которые приписывает вам архидьякон, то сможете сделать в Барселоне головокружительную карьеру.

Марти наконец преодолел немоту:

— Эудальд Льобет был большим другом моего отца и несомненно заботится обо мне.

— Я прекрасно знаю вашего покровителя — этот человек не станет расточать благодеяния исключительно в память о старой дружбе. Но мы отвлеклись, а я могу уделить вам лишь несколько минут. Расскажите подробнее о вашем предприятии, о котором вкратце упомянул Эудальд.

Поначалу Марти немного сбивался, но вскоре увлекся, и голос его зазвучал гораздо увереннее. Теперь это уже была речь не робкого юноши, а взрослого человека, знающего, о чем он говорит. Бернат Монкузи внимательно слушал, откинувшись на спинку стула и полуприкрыв глаза.

— Одним словом, мы собираемся украсить дома наших именитых граждан предметами роскоши и тем самым еще больше прославить город.

Этими словами Марти закончил свою речь.

После недолгого молчания, которое показалось Марти целой вечностью, советник наконец заговорил.

— Ну что ж, блестящий план. Должен сказать, вы меня удивили четкостью и краткостью. Наш общий друг падре Льобет нисколько не преувеличил, описывая ваши достоинства.

— Вы слишком любезны, сеньор.

— Вот только скажите на милость, если я выхлопочу для вас разрешение открыть собственное дело — как мне поступить, когда на меня обрушится целый шквал протестов и жалоб? А это непременно случится, поскольку ваше дело неминуемо нанесёт убытки другим торговцам.

Марти улыбнулся, уже зная, что его об этом спросят.

— Убытки это может принести разве что чужеземцам. Не стоит мешать соседям торговать тем, к чему у них лежит душа, и вести свои дела так, как они считают нужным. Не говоря уже о том, что я буду платить пошлины за ввоз товаров, а благодаря моей торговле внутри городских стен Барселона будет только богатеть.

— Превосходно, молодой человек, превосходно. Дайте мне время подумать, и через несколько дней я сообщу вам решение. Назовите моему секретарю свой адрес, и в скором времени я назначу новую встречу. Думаю, будет лучше, если мы встретимся в моем доме и уже там обсудим все подробности — некоторые вопросы следует обсуждать за пределами этого кабинета. Как вы сами понимаете, всё имеет свою цену, и урегулирование вашего дела будет стоить мне немалых хлопот. Знали бы вы, как трудно порой бывает убедить противников любых нововведений, и лишь блеск золота способен смягчить их стремление воспрепятствовать вашему блестящему начинанию. Боюсь, вам придется несколько раскошелиться, но поймите, что все же лучше быть богатым, отдавая часть прибыли другим, чем прозябать в нищете, ни с кем не делясь. Господь велел делиться, тем более, если от этого зависит наша удача и доходы.

Марти не поверил своим ушам, решив, что ослышался.

— Это большая честь для меня, — ответил он. — Я не заслуживаю подобных милостей.

— Не волнуйтесь, я уверен, что в скором будущем вы сможете отблагодарить меня сторицей.

Блистательный советник поднялся из-за стола, давая понять Марти, что разговор окончен. Марти поклонился ему на прощание, всем своим видом выказывая величайшее почтение, которого на самом деле отнюдь не испытывал. Перед уходом он взглянул на песочные часы и обнаружил, что один из самых могущественных людей в городе потратил на него больше часа своего драгоценного времени. Покинув кабинет, Марти сердечно простился с Конрадом Бруфау, когда тот посмотрел на него с величайшим удивлением, сообразив, что советник потратил на него втрое больше времени, чем на любого другого посетителя. Спустившись в каретный двор, Марти Барбани на минуту остановился. Он не знал, хорошо ли для него, что беседа прошла так гладко и удачно, или же ему следует бежать как можно дальше, пока его не втянули в опасную игру.