Обреченность (ЛП)

Не моей.

Я искал мести, а не бюрократии.

Фасад, за которым я прячусь, может заставить окружающих думать, что я больше подхожу для этой роли, чем Коул, но это не так.

В его отсутствие тяжесть соблюдения порядка упала на мои плечи, и это — тяжкое бремя, чтобы его нести. Это заставляет меня жаждать стать более похожим на Грима. Я хочу, чтобы мои намерения были легко читаемыми, как он умеет это делает. Его шрамы не только рассказывают о его демонах, они восхваляют их. Каждый, кто смотрит на него, видит его истинную сущность.

Они смотрят на меня и видят утончённость, класс и обманчивую привлекательность.

С одной стороны — это бонус, они недооценивают меня.

С другой — это проклятие, поскольку я никогда не могу быть честным сам с собой. Моя маска никогда не должна соскользнуть. Хорошо, по крайней мере, не в интеллигентных кругах.

Потеря моего брата бесит меня. Мы всегда были неразлучны, разделяя всё, начиная с самого детства.

Мы разделяли наши поиски мести, нашу жажду крови и даже наших женщин. Ничто не было недоступным или табу. Коул питал моих демонов, в то время как я помогал ему обуздать его зверя. Мы, может быть, внешне и не похожи, но мы разделяли очень схожие вкусы. Полагаю, это побочный продукт нашего воспитания.

Алек Крэйвен забрал всё у меня.

Моих родителей, а теперь и моего брата.

Моё единственное утешение — я перерезал ублюдку горло.

— Господин Хантер, — безликий голос моей секретарши раздаётся из спикерфона. — У Вас господин Блейк на первой линии и на второй адвокат Джереми Уинстона, — я сжимаю в руке авторучку так сильно, что она разламывается пополам. Чернила окрашивают мои пальцы и пачкают бумаги под моим кулаком.

Два *баных месяца я делал это один.

Два месяца безостановочной херни. Успокаивания высокопоставленных членов, проталкивания нового устава, параллельно отбиваясь от покушений на убийство меня со стороны тех, кто хочет меня свергнуть. Многие из них лидеры «Пирамиды», которые потеряли близких в резне в «Крэйвен Холле», несмотря на то, что мы сделали всё, что могли, чтобы спасти их. В целом в тот день мы потеряли двенадцать жизней. Двенадцать матерей, сыновей, любовниц или дочерей. Двенадцать душ вырвали из этой жизни и уничтожили, как ничего не стоящей мусор.

Я могу понять необходимость их семей в мести. Но это не означает, что я собираюсь упростить им задачу.

Испачканными в чернилах пальцами я давлю на кнопку спикера и рычу:

— На сегодня я закончил, Диана. Скажите им перезвонить завтра.

Я отпускаю кнопку, не дожидаясь её ответа, а затем передумываю и сильно жму на кнопку ещё раз.

— Вообще-то, Диана. Скажите им отъ*баться, а если им это не понравится, передайте, что придётся встать в очередь и взять порядковый номер. Там длинная очередь жаждущих моей крови.

Прежде чем отключиться, я слышу её вздох.

Не беспокоясь, чтобы помыть руки, я подхватываю ключи от автомобиля, бумажник и телефон из ящика стола и покидаю мой офис, не оглядываясь назад.

Мои чернильные пальцы сильно бьют по экрану телефона, когда я шагаю к лифтам. Ударами набирая номер — первая вещь, которая ощущается правильно за последние дни.

Раздаются два гудка, прежде чем отвечает его знакомый голос, я не жду, пока он заговорит, и произношу:

— Подготовь комнату для «игр» и полностью наполни её. Я только что взял несколько выходных дней, пришло время выпустить пар.

Двери лифта с шипением закрываются, и я нажимаю кнопку подземного гаража.

— О, и Грим. Никаких брюнеток, в этот раз только блондинки. Я хочу подержаться за юбочку мамочки.

Я слышу его извращенный смех через дребезжание динамика, в то время как отрубаю его, и теперь могу почувствовать, как напряжение оставляет моё тело с каждым этажом, по мере того как я спускаюсь на лифте.

Двери открываются на подземной парковке, похожей на пещеру, и, проигнорировав целый парк автомобилей, я подхожу к Ducati Macchia Nera (Прим. один из самых дорогих байков известного итальянского бренда). Этот байк — один из очень немногих в этой модели, сделанных изготовителем как супербайк, и его название означает «Чёрное пятно», которое вы, несомненно, оставите на дороге, когда выжмете ручку акселератора.

Я купил его, потому что он чёрный, похож на грех и позволяет мне ускоряться без последствий. Когда демон, которого вы несёте внутри себя, находится так близко к поверхности, то вы учитесь находить пути и средства, препятствующие ему вырваться на свободу. Поскольку я не могу убивать на досуге или трахаться день и ночь, этот байк даёт мне другое долгожданное освобождение.

Я понимаю, что я — Хантер, которого вы меньше всего ожидали увидеть на мотоцикле. Транспортное средство, гораздо больше подходящее моему брату с его дикими волосами и злым внешним видом, но как я уже вам говорил, следует всегда остерегаться волка в овечьей шкуре.

Я раздеваюсь там, где стою, и полностью одеваюсь в кожаную одежду, которая хранится в моей седельной сумке. Черный шлем с матированным стеклом скрывает моё лицо от посторонних взглядов, в то время как я перекидываю свою ногу через сиденье и заставляю Ducati рычать.

Это именно то, в чём я нуждаюсь, до того, как я доберусь до игровой. Если я зайду в неё в своём теперешнем настроении, те блондинки получат намного больше того, на что подписались, намного больше.

Скорей всего, ни одна из них не подписывалась на это с намерением умереть, а вероятность этого велика, если я не смогу контролировать себя. Таким образом, я могу вернуться в «Хантер Лодж» и повторно собрать свою маску хладнокровия, соскользнувшую с моего лица.

Однажды Коул сказал мне, что я напоминаю ему главного персонажа из фильма «Американский психопат» (Прим. чёрная остросюжетная кинокомедия 2000 года по одноименному роману Брета Истона Эллиса). Серийный убийца, который заманивал людей своей приятной внешностью, прежде чем уничтожить их пневматическим молотком. Я помню, как оскорбился на его попытку пошутить. Не от того факта, что он сравнил меня с убийцей-психопатом, а поскольку я гораздо лучше выгляжу, чем Кристиан Бэйл.

Я ускоряюсь, как только выезжаю из бедных районов Лондона, петляя через раннее вечернее движение транспорта и ускоряя темп, когда переполненные улицы превращаются в шумные автомагистрали, затем трансформируются в более тихие проселочные дороги. Я отпускаю свой разум. Наконец, я позволяю себе скучать по нему. Чувство, чуждое для меня по двум причинам. Первая, мы, Хантеры, не имеем таких причудливых эмоций, и вторая, где бы он ни был, — я сомневаюсь, что он скучает без меня.

Я значительно замедляюсь, когда приближаюсь к воротам «Хантер Лодж». Гравий под моими шинами — долгожданное ощущение после нескольких дней в городе.

Останавливаюсь перед главным гаражом, слезаю с байка, снимаю свой шлем и вижу пёстрый уродливый американский Cadillac Грима, припаркованный у дверей. Почему он настаивает на том, чтобы водить автомобиль, который выглядит так, как будто принадлежит Мисс Дэйзи, я никогда не пойму. Коул однажды сказал мне, что это было сентиментальностью, обладать им, принадлежавшим давно умершей бабушке. Вероятно, единственному члену его семьи, которого он не убил. Однако наблюдать, как весь в шрамах, татуированный воин выбирается из этого отвратительного автомобиля — то ещё зрелище. Я даже не хочу говорить о его музыкальном вкусе во время поездок.

«Противоречия — разве мир не кишит ими?»

Я иду к передним дверям «Лоджа», они широко распахнуты, и у меня даже нет необходимости открывать их. Грим стоит передо мной, новая зверушка у его ног. Она не блондинка.

Он улыбается в той маниакальной манере, которая демонстрирует его совершенные белые зубы и острые резцы.

— Эта не твоя. Ты не отхватишь эти маленькие симпатичные трусики, не переживай. Я подготовил «игровую», как ты и просил.

Я шагаю мимо них обоих, сдирая свою вторую кожу, пока иду.

— Сколько дней Анна будет отсутствовать? — спрашиваю я, пока приближаюсь к запертой двери темницы.